В ПИНЮЖСКИХ И МАРИИНСКИХ ЛАГЕРЯХ СИБЛАГА

Отец Сергий отправлен был из Серпухова в "исправительно-трудовые лагеря" у станции Пинюг Северной железной дороги, примерно в ста пятидесяти километрах от Котласа. Сохранилось одно письмо и открытка из этих лагерей, адресованные в деревню Лукино. На открытке, в которой он сообщает только свой адрес, видна дата на штемпеле -5 июля 1930 года. Письмо, в котором отец поздравляет меня с Днем Ангела, написано 1 октября 1930 года. Адрес дан только в одной открытке: «Ст. Пинюг Северной ж. д. С.И.Т.Л. от П.Х. 4 Сибпункт. Мостовая группа инженера Блюма». Судя по содержанию, письмо и открытка написаны отцом Сергием из одних и тех же лагерей около станции Пинюг, где он работал на строительстве дороги в отряде, возводящем мосты: валил лес, обтесывал бревна для копра. Такие копры устанавливают для забивания свай, когда строят дороги через болота и небольшие речушки.

В 1930 году отцу было тридцать пять лет, но физически он не годился для тяжелой работы в болотистых лесах. Из-за болезни позвоночника он не мог учиться в университете, не был призван на фронт в первую мировую войну. В лагерях ему было очень тяжело. Но после возвращения он рассказывал нам, детям, не о том, как волоком тащил бревна или бил по сваям... Он рассказывал нам о том, как ему поручили ухаживать за свиньей и как он привязался к этой свинье и она его полюбила. Он раскормил ее до того, что она стала громадной, так что взрослый человек мог сидеть на ней верхом. Принадлежала эта свинья начальнику лагеря, и отцу за хороший уход была вынесена благодарность. Возможно, что зимой отца перевели из мостового отряда на более легкие работы по хозяйству. Помню я, как случайно услышала разговор отца с мамой о том, что еще пришлось испытать ему в лагерях. Что-то не понравилось в нем одному мелкому начальнику, и тот приказал повесить отца вверх ногами на дереве, что и было исполнено. Отец говорил, что он потерял сознание и не помнит, как опустили его на землю. Когда я с ужасом спросила, кто же мог сделать это, то отец и мама стали успокаивать меня и говорили, что это был случайный человек, что его потом наказали, а к отцу относились хорошо... Как было на самом деле» трудно сказать. Но, конечно, лагеря начала тридцатых годов - это еще не ужас тридцать седьмого года: из этих лагерей люди еще возвращались...

Отец Сергий особенно любил Пасху, а из всех праздников Пасхи самой прекрасной была, по его словам, Пасха в лагерях Котласа. В лагере было много священников, и лагерное начальство разрешило им служить в Пасхальную ночь. Весь лагерь вышел в Святую ночь из бараков на отгороженное поле. Стояла ранняя весна, и снег уже стаял, дул сильный влажный ветер. Молилось несколько сотен людей, и чудные голоса пели так, что у отца Сергия от слез сжималось горло. Ни свеч не было, ни богослужебных книг... Священники наизусть служили, и молча стояла охрана кругом, и никто не прерывал службу, и дол-

го слышался дивный хор сотен голосов среди пустынных полей и болот. Отец Сергий говорил, что он был на пасхальных богослужениях в самых известных храмах Москвы, в Кремле, в Киево-Печерской Лавре, во многих монастырях, но нигде никогда не слышал он столь прекрасного пения, таких проникновенных молитв, как в ту лагерную Пасхальную ночь.

Отец Сергий очень хотел, чтобы жена его приехала к нему на свидание. Но об этом нужно было еще хлопотать в Москве. А у Татьяны Петровны на руках было четверо детей: Алеша - одного года, Таня -трех лет, Вера - пяти лет и Боря - семи лет. Дети заболели дизентерией, состояние двух старших было тяжелым. Хрупкой и болезненной росла любимица отца черноглазая Танечка. Как можно было уехать Татьяне Петровне? К тому же нужно было переезжать из Лукина, искать семье другое убежище. Так она и не смогла поехать на свидание к мужу.

Письма отца Сергия из лагеря около Котласа, 1930 год:

«Дорогая Танюша! Очень я соскучился без вестей из дома. Сейчас перешел на четвертый пункт, работаю в группе копра. Пока подготовляю сваи, тащу бревна для копра. А послезавтра буду бить сваи. Себя чувствую хорошо. Я был бы счастлив, если бы не постоянная тоска без тебя и детей. Вчера, 17-го, вспомнил Лялю и подумал о том, подарили ли ей какие-нибудь игрушки. Думаю, моя девчурка была обрадована хотя каким-нибудь подарком. Вспомнил я и мамочку, и очень горько стало, когда подумал о том, что дети лишены ее любви и ты лишена ее поддержки. Тяжко чувствую потерю мамочки, точно она ушла от нас не несколько лет тому назад, а вчера умерла. Четвертый пункт лежит, как и второй, на мокрой просеке. Только деревья здесь мельче и больше лесных извилистых стволов. До сих пор летают черные дятлы, тревожно звучит голос ворона, как эолова арфа. Дни ясные, осенние сменяются долгой дождливой погодой, с мокрыми крепкими корнями елей, скользкою глиной и сырыми ногами. Самое тяжелое время. Рад, что одни из сапог не пропускают воду окончательно, и ноги бывают только немного сырыми. На северном мосту и здесь на четвертом пункте я встретил очень милых молодых священников, с ними провожу время в дружеских беседах в немногие часы досуга. Но вообще с каждым днем пустеет душа, тяжелее становится нести крест жизни оттого, что нет смысла жить без семьи, без любимого дела. Как дети? Как Боренька, как Танюша? Как Ляля, как Алик? Пришли ты мне, пожалуйста, карточку Алика и, если можно, и посылку пришли, а то недостает жиров и сладкого. Хотя я должен сказать, что на четвертом пункте прекрасно кормят. Великолепные супы, манные каши и даже

макароны. Как друзья москвичи? Как здоровье отца Михаила? Как себя чувствует Коля Чернышев? Сегодня встретил Алекс. Вас. и он просил узнать об Уваровых. Целую тебя, привет всем жителям Лукина и новой деревни. Передай им еще раз, что я поздравляю их с прошедшим праздником, а также очень рад избранию нового церковного совета. Целую тебя и детей. Твой С. С.

Забыл самое главное написать: я потерял ключ от корзины, пришли новый замок и обязательно перчатки в посылке. Мой адрес: Ст. Пинюг Северной ж. д. С.И.Т.Л. от П.Х. 4 Сибпункт. Мостовая группа инженера Блюма».

«Дорогая Ляля! Поздравляю тебя с днем Ангела и желаю тебе вырасти милой, славной и хорошей, как ты сейчас. Я тебя очень, очень люблю и очень без тебя скучаю. Расскажи своему медведю, что недалеко отсюда поймали молодого Мишку и отправили его в зверинец в Вятку. Сейчас много брусники и клюквы. Целую тебя. Твой папа.

Дорогой Боренька! Пиши мне почаще, я без тебя скучаю и радуюсь твоим письмам. Учись, мой мальчик, с мамою и пиши мне по-немецки. Далеко не ходи в лес один, а то в зимнее время могут появиться в лесу волки. Здесь волков нет. Сейчас летят на юг дикие гуси, большие, рыжие и белые. Вчера я видел много снегирей. Поцелуй за меня Алика. Что, он научился говорить? Крепко тебя целую, твой папа».

За год до освобождения отца Сергия перевели в мариинские лагеря Сиблага, примерно в трехстах километрах от Томска, в тайгу бассейна реки Тобол. Там он опять работал на строительстве железной дороги в глухом болотистом лесу. Так же уставал, недоедал и очень ждал свидания. Но Татьяна Петровна выехать к мужу все-таки не смогла. Из мариинских лагерей сохранилось три письма отца Сергия: одно жене и два сестре.

Письмо Татьяне Петровне из Мариинска в село Ларево, 1932 год:

«Дорогие мои, любимые Таня и крошки мои Боренька, Ляленька, Танюша и Алик! Ровно месяц я не имел от вас никаких известий. Измучился и утомился тревогой о вас. Вчера получил письмо за 19-е число и успокоился. Это радостный подарок к Троице. Вчера получил 15 рублей. За это время получил четыре посылки (одну пересланную из Котласа) и лакомился вкусными вещами. Сейчас работаю физически, тяну копер среди удивительно красивого леса. Свистят красногрудые птички, щелкают соловьи, много замечательно красивых цветов. Тоска моя растет о вас, любимые, очень тоскую и без дорогого для меня дела. Не знаю, увижу ли тебя, Таня, будет ли это счастье. Хлопочи в Москве о свидании, хотя, кажется, свидание несколько затруднительно. Сменяется здесь погода часто: то жаркий весенний день,

то снежная буря. Третьего дня целый день шел снег, разводили костер, а птички грелись вместе с нами у него и садились к нам на руки. Сегодня я видел черного, похожего на ласку зверька, появились большие желтые бабочки и махаоны. Еще хочу написать тебе, Таня, не посылай телеграмм, телеграммы приходят гораздо позже писем. Родимые, дорогие мои, многое бы я дал, чтобы хоть один раз взглянуть на вас. Танечка, хоть немножко похлопочи о свидании. Целую тебя и деток крепко. Еще о свидании хлопочи в Москве. Очень я тронут любовью и памятью обо мне. Всем передай мой привет и мою любовь. Горячую благодарность мою передай Марье Христиановне. Храни вас Господь. Пришли в посылке луку и чесноку. Твой С. С. Бедный. Хотя, как-то теперь его здоровье? Привет твоей маме».

Ольге Алексеевне Лядинской, 4 марта 1932 года: «Дорогие мои! Почему вы мне ничего не пишете? Скоро месяц, как я от вас получил письмо. Живы ли вы? Здоровы? Я себя хорошо чувствую, но беспокоят раны на ногах (опухоли ног). Говорят, необходимы мне жиры. Поэтому снова рискую просить вас о посылочке. Простите меня за надоедание. Как-то дети? Как-то Таня? Целую вас всех. Сергей Сидоров.

Адрес мой: Сибкрай (Западная Сибирь). Сиблаг ОГПУ. Город Мариинск. Совхоз 1 (хутор Малютинский)».

Ольге Алексеевне Лядинской, 23 апреля 1932 года: «Дорогая Олюша! Поздравляю тебя и Бориса Николаевича с праздником и желаю радости и света. Обрадован твоим письмом от 17 апреля. Спасибо, родная, за заботу о моей семье. Целую тебя крепко, крепко. Поцелуй за меня Бориса Николаевича. Жду посылки с нетерпением. Если можно, пришли кусочек сухаря из кулича. Еще раз целую. На днях пишу длинное письмо. Ваш Сережа».