13. Автоприключение.

Никогда до этого я не ездил за рулём автомобиля, но американцы - я имею ввиду тех, кто не только родился, но и вырос в Америке, а не в советском ГУЛаге, вряд ли поняли бы моё дикое желание, как и желание любого советского парня моего возраста, сесть за руль автомобиля. В Союзе для большинства молодёжи даже велосипед в то время считался чуть ли не роскошью.

Во дворе посольства стояло множество американских автомобилей. Пешим ходом выходить из посольства я боялся - был уверен, что после моей подписки меня сразу же при выходе арестуют. Не подумав о моральной и правовой стороне своего поступка, я решился на довольно рискованный шаг - выехать на одной из американских машин, чтобы не смогли схватить меня. Но как привести машину в движение? Я абсолютно ничего не смыслил в шофёрском деле. Выбрал не легковую, а попроще, военную "Додж 3/4". Выбор был не случаен, так как на стекле автомобиля был наклеен американский флажок, что давало мне надежду не быть остановленным милицией. Ключ торчал в замке зажигания и я знал, что при его помощи заводят двигатель. Методично, педаль за педалью, рычаг за рычагом я выжимал в течение часа, и когда у меня ничего не получилось и я уже решил бросить эту затею, машина зашевелилась! Некоторое время я с телячьим восторгом разъезжал по двору посольства, пока не привык к ней. Треть двора была заставлена картонными коробками со свежими яйцами, доставленными из-за океана для работников военной миссии, так как, несмотря на частушки упомянутого Михаила Гаркави, в Союзе свежими яйцами не очень-то пахло. Я боялся ненароком задеть их, поэтому поспешил придти к выводу, что стал уже неплохим шофёром, развернул машину и на хорошей скорости выехал на Манежную площадь, задев мимоходом кирпичную кладку заграждения у входа в посольство и разогнав прохожих. Мельком увидел, как постовой милиционер бежит по направлению ко мне и отчаянно машет руками. Оказывается, вместо поворота по ходу движения направо, я повернул навстречу движению налево в сторону площади Пушкина. При этом дважды проехал на красный свет, никак не реагируя на свистки милиционеров.

Маршрут был намечен заранее: площадь Маяковского, Белорусский вокзал, затем по Ленинградскому шоссе до Химкинского водохранилища, где в 1941 году остановились германские войска перед несостоявшимся захватом Москвы. Меня одолевало любопытство, насколько это было близко от центра. И ещё чувства, которые я вряд ли мог объяснить, но, несомненно, связанные с уходом отца на фронт...

Несмотря на "талисман", меня неоднократно пытались остановить за мои беспардонные нарушения правил движения. Думаю, что по ходу моего маршрута, милиционеры перезванивались на каждом светофорном перекрёстке, так как ещё не доезжая до него, я видел как они требовали моей остановки. Признаюсь, я не очень то соображал в тот момент, как мне поступить - я лишь стремился в Химки, у меня как бы появилось чувство "свободного полёта", я уже вошёл в раж и ничего не мог с собой поделать - я должен был "самоутвердиться"!

В Химках решил осмотреться и немного отдохнуть. Повернув к речному вокзалу и выехав на площадь перед ним, я с ужасом почувствовал, что не в силах остановиться! Нажимал на тормозную педаль

- машина резко останавливалась, затем дёргалась и шла дальше. Переключать скорости я не умел и всё время ехал на третьей и, как потом мне сказали, с включённым передним мостом. Так я мотался по площади, делая круг за кругом и ломая какие-то деревянные конструкции, которые собирали рабочие на земле. Группа их побежала вслед за машиной, угрожая мне молотками и палками. Сделав ещё один прощальный круг, я решил подобру-поздорову быстрее ретироваться, так как они приняли меня за "союзничка" - их ввели в заблуждение моя униформа и флажок США на стекле. На обратном пути долго ещё стояли в ушах их крики: "Сволочь американская, надо набить ему морду, и где вы были в 43-году" (намёк на "второй фронт").

По мере приближения к Москве улетучивался и мой "раж" - я уже достаточно самоутвердился и меня заботила другая проблема: как остановить машину после въезда во двор посольства, никого при этом не задавив.

Доехав до "Националя", я опять проехал на красный свет и под аккомпанемент милицейских свистков, лихо влетел под арку и въехал во двор, передавив с полсотни коробок с яйцами, и воткнулся, наконец, в кирпичную ограду, отделявшую посольство от анатомического отделения МГУ. Двигатель заглох, машина, слава Богу, стала. Но что стало со мной! "Додж" был без крыши и боковых стёкол, поэтому вся яичная масса оказалась на мне и пришлось приложить немало усилий, чтобы выбраться наружу.

Меня окружило несколько военных из числа живущих здесь же в здании посольства и, глядя на меня, громко хохотали. Но не хохотал сержант, крупный мужчина, который медленно приближался ко мне, и, отнюдь, в его глазах особой теплоты я не приметил. Один из военных произнёс: "Джек, не вздумай его отдубасить, он ещё мальчишка". Джек оказался собственником "Доджа" и совершенно неожиданно сказал по-русски: "Я о тебе слышал, другого я бы так отделал, чтобы знал, как портить чужую собственность, но тебя не трону - до тебя противно дотрагиваться, ты весь в яйцах. Кроме того, ты забавный парень, пойдём со мной, не бойся".

Он привёл меня к себе в квартиру, я принял душ, надел его необъятное бельё и мы полночи проговорили с ним - я рассказал ему почти о всех своих похождениях в СССР. Впервые я попробовал виски, которым он угощал меня. Конечно же я просил у него извинений за свой поступок, а он только буркнул: "Ноу проблем". В понедельник он принёс мне со склада новую униформу моего размера, консервы и сигареты, и мы расстались друзьями. Впоследствии он неоднократно вывозил меня в город на своём легковом "Шевроле" - просто покататься по Москве и поучиться вождению.