- 229 -

55. Тюремный художник.

 

Начальник тюрьмы, по рекомендации председателя комиссии, предложил мне работу художника прямо в тюрьме. Я тотчас согласился, так как постановление прокурора о водворении меня в эту тюрьму на год никем не было отменено, и досиживать 10 месяцев в общей камере с 30-минутной прогулкой раз в сутки меня вовсе не устраивало.

Вскоре мне отвели отдельную камеру-студию для работы. Судя по железным койкам, вделанным в бетон, камера предназначалась для 14-ти человек. Видимо, комиссия порядком расчистила тюрьму. Одну койку занял я, остальные пустовали. Мне принесли массу старых подрамников и полосатых матрасовок вместо холста, тюбичные краски, кисти и другие атрибуты, необходимые для нормальной работы. Всем этим руководил начальник КВЧ, худенький майор - старичок, очень предупредительный и спокойный человек.

Камера находилась на втором этаже, окна большие, но со стеклами с влитыми в них металлическими сетками, поэтому стоял полумрак.

 

- 230 -

Первое время я работал, не предъявляя никаких претензий - меня устраивало и электроосвещение. Когда же я написал две копии с картин Айвазовского и Перова и они понравились начальству, стал настойчиво просить майора каким-то образом обеспечить мне дневной свет. Он был человеком добрым, во всём соглашался со мной, но ничего сделать не мог, так как оперуполномоченный, капитан, противился этому, ссылаясь на то, что из окна будут видны прогулочные дворики, и я смогу войти в контакт с другими зэками. В конце концов мне уступили и вставили нормальные стёкла, а так как ещё было тепло, разрешили открывать окна. Правда предупредили, чтобы ни в коем случае не вставал на подоконник -боялись, что меня увидят другие заключённые.

Тюремный паёк не отличался изобилием - я всё время хотел есть. Во время работы комиссии питание было получше и побольше, но как только она уехала, всё вернулось на круги своя. Однажды у меня появились острые боли в желудке, настолько мучительные, что пришлось вызвать врача. Пришла хирург, миловидная женщина. Она решила направить меня на обследование, подозревая гастрит или язву желудка. Рентген подтвердил её прогноз - у меня обнаружился гастрит. Врач выписал мне диетическое питание: стали давать теперь полпайки чёрного и полпайки белого хлеба - менее сытного, всякие жиденькие кашки... То есть стало настолько голоднее, чем прежде, что я стал катастрофически худеть и слабеть. Несмотря на это, я продолжал упорно трудиться на ниве обогащения тюремного начальства халтурными копиями всевозможнейших картин, от "Утро в сосновом бору" Шишкина - самой любимой картины эмвэдэшников любого ранга, до Герасимовского "Ленин на трибуне"... Я очень боялся опять попасть в общую камеру, так как успел уже прочувствовать вкус, хотя и относительной, но свободы, находясь почти без надзора в огромной камере-мастерской и занимаясь своим привычным делом.