- 236 -

57. Опять Восточная Сибирь, Тайшет. 1957-1972 г.г.

 

101-й лагпункт в Тайшете, в который меня привезли, был чем-то средним между обычным лагерем и пересылкой. Приходили и уходили этапы, но был и постоянный контингент заключённых, который работал на самых разнообразных работах, начиная с мебельной фабрики, - просто небольшой цех, где изготавливались письменные столы для лагерного начальства, - до ремонтных работ по заказам местного горисполкома. Обстановка в лагере была спокойной, уголовники в основном не были из числа "воров в законе" или буйствующих "сук", хотя изредка встречались и такие.

Через несколько дней меня неожиданно вызвали на местный этап в пределах Тайшетского района. Машин не подали, так как до лагеря, куда нас отправляли, было близко, километра два-три. Собрали человек 20 и вывели под конвоем за зону для приёма по формулярам. В другой лагерь переходить мне уже не хотелось, за несколько дней я успел привыкнуть к этому, а сидеть оставалось совсем немного. Что будет на новом месте, где основная масса зэков состояла из отпетых уркаганов, а работу на шпалозаводе предстояло выполнять явно не лёгкую и связанную с креозотом, я не знал. Кроме этого, здесь я встретил тоже отсидевшего как и я годичный срок во Владимирской тюрьме, и вместе со мной осуждённого ещё на три года за участие в "комитете действия" во время Воркутинской заварухи, Сашу Пицелиса. Он тоже был реабилитирован по 25-летнему сроку по 58-й ст., но досиживал свою 3-летнюю прибавку, а сейчас попал вместе со мной на этап.

Мы применили старый метод, отказались признать отсутствие 58-й статьи. Начальник покрыл нас матом, даже спорить не стал, а просто завернул обратно в лагерь - разбирайтесь сами со своим начальством.

Через два месяца Саша освободился и уехал в Латвию - он больше меня успел поработать по зачётам. А мне оставалось сидеть с гулькин нос. Как малосрочника меня в конце июля расконвоировали и включили в бригаду маляров-ремонтников: работал художником, говоришь, - значит сможешь и маляром, резонно рассудило начальство.

Наша бригада работала на ремонте начальной школы неподалёку от управления "Озёрлага". Погода стояла отличная. Необычно ярко для Сибири сияло солнце, и мы пользовались каждым удобным случаем, чтобы позагорать - целыми днями ходили обнажёнными по пояс.

Однажды ко мне подошёл завхоз школы и стал расспрашивать об оставшемся сроке, что собираюсь делать после освобождения... Чувствовалось, что сведения эти интересуют не его, а кого-то другого. Я угадал - через несколько дней он опять появился и сказал, что со мной хотела бы познакомиться учительница этой школы. В тот же вечер знакомство состоялось, мы стали встречаться, иногда я провожал её домой. Она мне нравилась - я ей, вероятно, тоже. Несмотря на это, встречи и вообще взаимоотношения были довольно странными. Она держала меня

 

- 237 -

на расстоянии и не позволяла не то, чтобы поцеловать, но вообще дотрагиваться до неё. Вскоре её загадочное поведение стало мне понятным. Как-то я всё же попытался поцеловать её, и тут же получил отпор: "Когда освободишься, и мы распишемся в ЗАГСе, вот тогда и целовать будешь..." Я тут же прекратил с ней всякие встречи.

Когда завершился ремонт школы, нашу бригаду разогнали, а меня послали в парткабинет управления "Озёрного лагеря" в качестве художника. Это было во второй половине августа 1957 года.

Рядом с управлением находился клуб МВД им. Дзержинского, где я познакомился с прекрасным художником, но в то же время отчаянным забулдыгой, Владимиром Ильичом Зайцевым. Во хмелю он говорил: "Хоть я и Владимир Ильич, но на Ленина похож лишь головой, - моя голова что-то вроде его башмака...", и дико при этом хохотал. В связи с тем, что моё имя "Морис" было для него неудобоваримым, он попросту называл меня "Борькой", а я его соответственно Вовкой.

/...Впоследствии, после моего освобождения, мы с ним очень много поработали, выполняли многочисленные заказы леспромхозов на портреты Ленина и целую серию картин о Ленине: "Ленин и Крупская", "Ленин с детьми", "Ленин в Горках", Ленин, Ленин, Ленин.., как ранее было со Сталиным. Причём зарабатывали довольно приличные суммы, пока Зайцев не спился намертво и не уехал куда-то на Крайний Север.../