- 53 -

Встречи за колючей проволокой

 

Павел Михайлович Губенко

Мне, прошедшему тяжелый и долгий путь по лагерям, где прошли самые лучшие годы молодости, пришлось встречаться со многими интересными людьми. Хочу вспомнить о них и поделиться воспоминаниями с читателями. Быть может, кто-нибудь из знакомых или родственников узнает о судьбе близкого ему человека, выжившего до освобождения или пропавшего для них без вести в суровых северных лагерях.

Известный украинский писатель-сатирик Губенко Павел Михайлович, псевдоним - Остап Вишня. Его знали на Ветлосяне, лагпункте в двух километрах от рабочего поселка Чибью.

В 1936 году Ветлосян был небольшим пересыльным поселком, в нем находился лечебный лазарет-стационар для лечения ослабленных, больных и травмированных заключенных. Там же построили известный по всему Ухто-Ижемскому лагерю ШИЗО для штрафников - настоящий каменный мешок, сохранившийся до сих пор как музейный экспонат. По сей день жив дряхлый старичок - бывший старший надзиратель Нагуманов...

По работе на строительстве тракта Чибью-Крутая мне доводилось часто бывать на Ветлосяне. Я посещал поселок ради встреч со своим знакомым, киевлянином горным инженером Егорченко, с которым мы в 1936 году прибыли этапом с Вайгача. Меня направили на строительство тракта, а Егорченко же оставили на лагпункте инструментальщиком.

 

- 54 -

Егорченко ютился в небольшой пристройке к инструменталке, куда я ц заходил. Однажды застал там незнакомого мужчину. Познакомились. Это был Остап Вишня. До этого я только слышал о нем, как известном украинском писателе. Произведений его читать мне не приходилось. В первый день нашего знакомства мы не очень-то заинтересовались друг другом, да и встреча была кратковременная. У него было мало свободного времени, работы в лазарете хватало вдоволь. Работал Остап Вишня санитаром.

Егорченко потом рассказал ему мою историю. И следующая наша встреча была более теплой. Всего мы встречались около шести раз. Многое ушло из памяти из-за давности лет. Павел Михайлович был очень жизнерадостным, с большим юмором человеком, хотя на нем уже лежал отпечаток переживаний. Сказывался арест по ложному доносу в конце 1933 года, клеймо врага народа, беспокойство за своих близких, оставшихся на воле. Как и всех, его тревожила дальнейшая судьба.

И все же Остап Вишня шутил. Узнав, что я ялтинец, он вспомнил Ялту и тут же прочитал по-украински свой рассказ "Крымское солнце". Рассказал о забавном путешествии в автомобиле в Ялту через Севастополь. Наверное, чтобы доставить мне удовольствие.

Вспомнил он и о своем зимнем конфузе. Вышел как-то из лазарета еще до отбоя, очутился в темноте. От порога больницы шла очищенная от снега дорожка. Светившиеся окна были прекрасно видны, а дорожки он не видел и стоял в недоумении. Не понимая, что произошло, вернулся в больницу. Врач дал ему ложку рыбьего жиру. Профессор Серебров спросил: "Как же это Вы, уважаемый Павел Михайлович, упустили, что у вас обыкновенная куриная слепота?" Утром Вишня выпил еще одну ложку жира, а вечером от куриной слепоты и следа не осталось.

Тем не менее, зрение у Павла Михайловича падало. Окулист посоветовал сменить линзы. Достал ли он линзы, я не знаю. Жаловался, что иногда мерзнет голова. Сказывалась лысина. Когда его называли Остапом Вишней, он шутил: "Какой я Вам Вишня? Я теперь Остап Клюква! "

 

- 55 -

Наши встречи были редкими, мы недостаточно знали друг друга, чтобы быть откровенными. Опасность предостерегала любого из нас на каждом шагу. Среди нас были сексоты, готовые продать даже мать родную, лишь бы выслужиться перед начальством, доказать, что все вокруг - враги советской власти, контрики, а они - преданные советские люди!

Павел Михайлович был человеком общительным и добродушным, но в то же время осторожным, хорошо владел собой. У меня сложилось мнение, что он избегал разговоров о происходивших в стране страшных событиях, массовых процессах. Он любил вспоминать свою молодость, встречи с интересными людьми. Я, естественно, не расспрашивал его о причинах ареста, не затрагивал и семейные вопросы, считал это бестактным. Мне казалось, что в нем происходит внутренняя борьба и желание глубже разобраться в причинах всенародной трагедии. Как ни странно, он оправдывал борьбу Сталина с троцкистами и иными врагами народа. Может быть, я и ошибался. Короткие встречи с ним не дают мне права вынести окончательного суждения.

В конце пятидесятых годов я вновь побывал на Ветлосяне. Там многое изменилось. Лагпункт ликвидировали. Старый знакомый рассказал, что Егорченко исчез в 1938-39-х годах. Может быть, он разделил участь жертв террора на Ухтарке или в тюрьме под Пионер-горой.

Осенью 1989 года я был приглашен Ухто-Печорским обществом "Мемориал" на "Неделю совести". Встретился со старыми знакомыми, живущими в городе, который когда-то строили и они. Как хороша стала Ухта - бывший поселок Чибью, основанный пионерами 1929 года.

На встрече я познакомился с очерком Остапа Вишни - "Город Чибью", написанном им в 1934 году. Я не мог поверить, что его написал человек, с которым я был знаком 51 год тому назад. Заключенный империи ГУЛАГА, "доходяга", попавший в вотчину палача Г.Г. Ягоды, возносит до небес этого изверга. А Чибью - поселок, построенный на костях, вызывает у него восхищение.

Верно то, что Чибью был "веселым муравейником": колоннами под конвоем шагали изможденные, полураздетые люди с лопатами и кирками на плечах. Куда ни кинешь взгляд - всюду заключенные... Два штрафных изолятора,

 

- 56 -

где по ночам расстреливали тех же людей "с железной волей", "энтузиастов", таких же, какими был и сам автор - Остап Вишня.

 

* * *

 

О мертвых не принято говорить плохо. Лагерь сломал многих людей. В тюремных застенках погибло немало видных ученых, партийных работников, военачальников, политических деятелей, сломленных пытками, оклеветавших себя и многих невинных людей.

Зимой в Седью из Москвы прибыл спецэтап из 5-ти человек. Все они имели срок 25 лет ИГЛ:

1. Тодорский Александр Иванович — бывший начальник Военно-воздушной академии, герой гражданской войны.

2.  Адамович Илья Федорович - начальник Политотдела Главсевморпути.

3.  Чугунов - начальник Московского уголовного розыска.

4.  Светлов или Стеклов, точно не помню, - видный историк, автор Полит грамоты. С Чугуновым и Светловым встречаться не пришлось. Из Седью они были отправлены на дальние лагпункты.

5.  Г.Ф. Ягода- отец хозяина наших лагерей, наркома Г.Г. Ягоды.

 

Григорий Филиппович Ягода

Как-то после работы я пришел в общежитие. За столом, задумавшись, сидел седой, рыжеватый, высокий худощавый человек. Дневальный шепнул, что это отец Ягоды. В общежитие на несколько дней его велел поселить Яцковский. Нарядчику приказано поставить его "на общий" котел. На работу не выводить -все же дряхлый старик, едва передвигает ноги.

Он рассказал о расстреле своего сына - Г.Г. Ягоды, что вызвало в душе каждого из нас только ликование. Старику, члену РСДРП с 1892 года, за сына дали 25 лет лагерей (!), несмотря на его возраст. Он очень переживал, уверял всех, что дело инспирировано по указанию "хозяина". Ни сам он, ни сын никогда не принадлежали к троцкистскому блоку. Вся деятельность сына, якобы, находилась под строгим контролем и проводилась непосредственно по указа-

 

- 57 -

нию Сталина. Сын дважды пытался отказаться от своего портфеля, вызвав этим ярость вождя. Старик уверял, что настанет время и история скажет правду

Странно было слушать отца всеми ненавидимого палача. Многого мы еще не знали. Большинство заключенных верило в непогрешимость Сталина. Впервые о завещании В.И. Ленина мы услышали от этого престарелого коммуниста и "врага народа". Кое в чем старый Ягода оказался прав. И только в отношении сына отец ошибся. Генрих Ягода оказался таким же преступником, как Ежов и Берия...

Старик пробыл у нас двое суток. В Управлении узнали об этом, Яцковскому объявили строгий выговор и приказали отправить Ягоду на штрафной 6-й лагпункт тракта Чибью-Крутая. Позже в Седью явился курьер начальника этого лагпункта, одетый в знакомую потрепанную лисью шубу с облезлым воротником и большим коричневым портфелем, в котором Ягода хранил пару грязного нижнего белья и полотенце. Теперь в этом портфеле курьер возил служебные документы и бумаги. На вопрос, почему на нем шуба Ягоды, он ответил: "Отправлен гад к своему любимому сынку еще позавчера!"

С нами в общежитии проживал Цуканов, старый большевик и политкаторжанин, бывший московский рабочий, печатник. Он подтвердил сообщение Ягоды о неизвестном завещании Ильича. У Цуканова и Ягоды оказалось много знакомых по Москве, видных советских политических деятелей и руководителей партии и государства.

 

Александр Иванович Тодорский

Цуканов был знаком с Тодорским еще со времен гражданской войны и по Москве. Он рассказал нам о Тодорском, члене партии с 1913 года, комдиве, затем комбриге, награжденном четырьмя орденами Красного Знамени. Еще в апреле 1922 года на XI съезде партии В.И. Ленин вспоминал Тодорского, как автора книги "Год с винтовкой и книгой".

Однажды к нам в общежитие заглянул солидный незнакомец, представившийся Александром Ивановичем Тодорским - дневальным палатки, расположенной в 20-ти метрах от нашего барака. Он часто заходил к нам в

 

- 58 -

общежитие, чтобы побыть среди людей, а не среди уголовников, с первого дня давших ему кличку "Санька-арбуз". Тодорскому, человеку образованному, хотелось побыть в нашем обществе, сыграть партию в шахматы, поговорить на злободневные темы, о литературе, новостях науки, взять книгу.

Мы знали, что в былые времена Яцковский встречался с Тодорским на партийных конференциях в Москве. Теперь он предлагал ему работу в лагере, даже в нашем отделе, но Тодорский категорически отклонил все предложения и попросил назначения дневальным в любой барак с большим коллективом. Так он попал к блатарям, завоевал авторитет и уважение. Мы удивлялись - как быстро сложились у него хорошие отношения с отрицаловкой. Александр Иванович лишь улыбался: "Живем нормально. Друг к другу претензий не имеем. Я еще и не таких артистов видывал и всегда находил с ними общий язык. В обиду себя не дам..."

До ареста Тодорского была арестована и расстреляна его жена - крупный инженер-химик, член партии с дореволюционным стажем. Расстрелян в 1937 году и брат Иван Иванович, возглавлявший Главхимпром. Где-то пропала его любимица дочь Лада, о которой он очень горевал. Тодорский обладал сильной волей и никогда не показывал вида, как тяжело у него на сердце.

В 1989 году бывший ухтинский узник С.Д. Мастепанов рассказывал, что в госпитале на Ветлосяне Александр Иванович работал лекпомом. Это же подтвердил и бывший старший надзиратель Ветлосяна Нагуманов. Таким образом, из Седью Александр Иванович во время войны был переведен на Ветлосян...

После окончания строительства тракта о Тодорском я больше ничего не слышал. И только в 1966-м году в одном из номеров "Правды" мне попалась большая статья за подписью генерал-лейтенанта А.И. Тодорского! Я очень обрадовался, узнав, что он жив и реабилитирован!

Позже я прочитал книгу Бориса Дьякова "Повесть о пережитом", из которой узнал о дальнейших мытарствах Тодорского, переведенного из Ухты в Тайшетский лагерь. Там в лазарете с ним и познакомился будущий автор книги Б. Дьяков. В Тайшете Александр Иванович был освобожден и реабилитирован. Борис Дьяков пишет, что Тодовский нашел свою дочь Ладу.

 

- 59 -

После реабилитации А.И. Тодорский работал в государственной комиссии по реабилитации репрессированных. Таков был длинный и тяжелый путь Александра Ивановича Тодорского. Похоронен он на Новодевичьем кладбище напротив Лидии Руслановой, с которой вместе отбывал срок в Тайшетском лагере.

 

Илья Федорович Адамович

Илья Федорович Адамович - бывший начальник Политуправления Главсевморпути пришел в Седью вместе с Тодорским в начале зимы 1933 года.

Я увидел Адамовича впервые летом 1936 года на Амдерме, когда наши края посетило руководство Главсевморнути во главе с начальником Отто Юльевичем Шмидтом, начальником Политотдела Беренгавиновым и его заместителем Адамовичем. Родом он был из Бердянска. Во время гражданской войны коммунист Адамович командовал бронепоездом. Вскоре Беренгавинов был арестован и на его должность заступил Адамович. Но не прошло и года, как репрессировали и Адамовича. В Седью он пришел с клеймом "клеветника" и сроком 25 лет ИТЛ.

Встретившись с ним в Седью, я сказал, что видел его в Амдерме. Мы долго беседовали...

Позже он был направлен на Крутую, где мы встретились еще раз в 1944 году. Там он работал кочегаром в котельной.

Отбывая срок на Крутой, Адамович рассказывал, что старые друзья - полярники Папанин, Водопьянов и другие не забывают его в беде - часто присылают ему посылки. После освобождения в 1946 г. я покинул Крутую, и о Дальнейшей судьбе Адамовича мне ничего не известно.

 

Юрченко

Там же, на Крутой, я познакомился с Юрченко, бывшим режиссером Киевского театра. Человек феноменальной памяти, сумевший по памяти воссоздать на Украинском языке "Наталку-Полтавку" и "Запорожца за Дунаем", а также воспроизвести к ним и музыку. Только подумать, какую титаническую работу нужно было проделать человеку в его положении! Каким талантом обладал он! После

 

- 60 -

своего освобождения я с ним больше не встречался. Но мне рассказывали, что Юрченко не дождался освобождения и умер там же. Может быть, кто из киевлян, знавших этого человека, прочтет эти строки и вспомнит о нем...

 

Григорий Иосифович Майфет

Вот судьба еще одного киевлянина - писателя Майфета Григория Иосифовича, с которым я познакомился в 1955 году в городе Печоре.

После десяти лет лагерей Майфет освободился и в Печоре в качестве ссыльного был на электростанции рабочим. Он поразил меня своей внешностью. Розовое, как у младенца, лицо без морщин и большая, седая пушистая и холеная борода, придававшая ему сходство с библейским Моисеем.

Из семьи и родственников у него никого не осталось. Детей не было. С женой, которую он крепко любил, у него произошла какая-то трагедия. О причине развода Григорий Иосифович не распространялся. После развода стал женоненавистником. ..

В конце того же года меня реабилитировали, и я вернулся в Ялту. В 1972 году случайно встретился на улице с Майфетом. В Ялте он отдыхал в Доме творчества писателей им. Чехова. Выяснилось, что Григорий Иосифович в Киев не вернулся, остался в Печоре. Он восстановил связь со многими писателями, которые принимали большое участие в его судьбе. Как члену Союза писателей, добивались для него бесплатных путевок в ялтинский Дом творчества, квартиры в Киеве, но Майфет возвратиться туда отказался.

А в Ялте бывал ежегодно. Если не было путевки, снимал койку у местных жителей. Не знаю, почему он отказался от возвращения в Киев и от ордера на квартиру. По-видимому, у него была большая обида за свою исковерканную жизнь.

Как-то я посетил Майфета в Доме творчестве. В его номере на столе стоял большой портрет А. И. Солженицына, высланного за пределы СССР. Администрация требовала убрать портрет, но Григорий Иосифович отказался, и ему пришлось покинуть Дом творчества.

 

- 61 -

Узнал я Майфета ближе в Ялте. Он принадлежал к типичным представителям старой интеллигенции по духу и воспитанию. Перенесенные в заключении унижения и лишения сломили его. Будучи глубоко религиозным, он впал в мистику, превратился в заядлого пессимиста.

Ему казалось, что его на каждом шагу преследуют агенты КГБ, следят за ним, чинят всевозможные каверзы. Дело доходило до курьезов. Как-то в Ялте он снял небольшую комнатку рядом со зданием железнодорожных касс. Через несколько дней, возбужденный, прибежал ко мне: "Сталинские опричники выживают меня из Ялты!" Я стал расспрашивать, вызывали ли его в КГБ или приходили к нему сами. Майфет только махал руками и кричал: "Нет, нет! Они не показываются мне на глаза. Все делают исподтишка, чтоб я не догадался. Вот, к примеру: как только я пойду в кинотеатр, они тут, как тут! Я замечаю на себе изучающие взгляды со стороны то мужчины, то женщины, даже детишек привлекают к слежке за мной".

Я догадываюсь, в чем дело, и говорю: "Григорий Иосифович! Вы напрасно беспокоитесь, только зря нервы портите. Никому вы не нужны. Отдыхайте спокойно, никто вас не тронет. Поверьте мне, всех интересует не ваша особа, а ваша чудесная борода, столь красивая и редкостная в наше время".

Майфет взорвался: "Не уговаривайте меня! Я не мальчишка и прекрасно понимаю, что теперь буду всю жизнь, до самой смерти, под колпаком, под невыносимой жандармской слежкой!" Большого труда стоило мне его успокоить.

Прошло еще два дня. Опять он прибежал ко мне, тяжело дыша. Спрашиваю: "В чем дело? Чем вы расстроены?"

- Вчера поздно вечером выключили у меня отопление, и я всю ночь замерзал. Все делают для того, чтобы я скорее покинул Ялту и вернулся в Печору.

Пошли вместе к нему домой и выяснили, что в сети произошел прорыв. Отключили не только весь дом, где проживал Майфет, но и здание железнодорожных касс. В это время здесь как раз работали люди, устраняя неполадки. Но Майфет упорно продолжал убеждать меня, что все это подстроено КГБ.

В последний его приезд в Ялту наши пути разошлись навсегда после Крупного разговора. Он обозвал меня сталинским и бериевским приспешником,

 

- 62 -

и даже сталинским эсэсовцем только за то, что я в чем-то с ним не согласился Позже я иногда мельком видел его на ялтинских улицах. Он демонстративно отворачивался от меня. В конце семидесятых годов я узнал, что несчастный человек не выдержал пережитого, ударов судьбы и повесился в Печоре...

 

Генрих Христофорович Эйхе

В совхозе "Каменка", недалеко от Печоры, я встречал в 1948-49 годах бухгалтера Эйхе Генриха Христофоровича - старого большевика, бывшего командира пятой армии времен гражданской войны в Сибири, разбившей Колчака. Во время пребывания в лагерях ему дважды добавляли срок. Реабилитировали в 1955 году. Умер он в Риге в 1964 году. В музее латышских стрелков в Риге я видел экспозицию, посвященную Генриху Христофоровичу.

 

Данилов

На строительстве тракта Чибью-Крутая начальником нашего лагпункта был заключенный, некто Данилов. Небольшого роста, худенький, стройный человек, с военной выправкой, ходивший в длинной, чуть ли не до земли кавалерийской шинели. Это был заместитель Буденного, бывший начальник конных заводов для легендарной конницы, осужденный по 58-й статье на 10 лет. О дальнейшей его судьбе после 1937 года мне ничего неизвестно.

 

Ядвига Францевна Казберук

Летом 1937 года мне довелось несколько месяцев поработать на Яреге, где закладывалась первая в Европе и СССР нефтешахта. Я занимался в одном кабинете с главным геологом шахты Добрыниным. Чертежницей работала заключенная Казберук Ядвига Францевна. До ареста она была в Москве первым секретарем комсомола одного из районов города. Арестовали ее перед каким-то праздником при выходе из здания, где она делала предпраздничный доклад. Ей удалось избежать расстрела, получила всего десять лет лагерей. Сейчас проживает в городе Ирпень на Украине.

 

- 63 -

Леонид Павлович Постышев

На седьмом километре тракта Ухта-Крутая в начале 50-х годов работал нормировщиком Леонид Постышев, сын Павла Петровича Постышева - бывшего секретаря ЦК ВКП(б) Украины, расстрелянного в 1940 году. Леонид был репрессирован как сын "врага народа". Реабилитирован в 1955 году. Проживает в Москве.

 

* * *

 

После полувекового перерыва трудно вспомнить фамилии многих видных в свое время людей, с которыми встречался за колючей проволокой. Могу только вкратце описать некоторых из них:

Шаповалов Алексей Андреевич - реабилитирован. Жил и умер в Москве.

Криволапа И. — бывший зам. начштаба при Блюхере. Арестован, как и Шаповалов, при уничтожении и разгроме высшего комсостава. Умер после освобождения в поселке Нижняя Омра, под Троицко-Печорском, Коми АССР в конце пятидесятых годов.

Серебров А. - профессор. Арестован по делу кремлевских врачей-"отравителей", лечащий врач М. Горького. Срок отбывал в Ветлосянском госпитале Ухтинского лагеря в 1938-39 годах.

Музылев Алексей Алексеевич — бывший зам. начальника Главного Геологического управления СССР. Видный геолог, составитель общесоюзной геологической карты. Срок отбывал на о. Вайгач и Амдермё в 1934-36 годах. Освободился. Умер в Москве.

Чернов Иосиф Михайлович - бывший епископ Ростовский, Таганрогский. В 1937-40-х годах срок отбывал на лагпункте Седью и на Ветлосяне дневальным. По годам он не годился для тяжелых физических работ.

Ефрон - внук первого издателя энциклопедического словаря России и сам издатель до 1930 г.

Хозе Хиронес - известный испанский летчик. Во время войны с Франко за независимость Республики был начальником республиканского Генштаба.

Чухновский Марьян - известный польский писатель.

 

- 64 -

Генрик Оскарович фон Адольф - видный профессор Польской военно-медицинской академии.

На 4-м лагпункте тракта Чибью-Крутая находились две бригады землекопов, состоявших из крупных руководителей Грузии и Среднеазиатских республик.

В грузинской бригаде был только один русский с десятилетним сроком - Мастепанов Сергей Данилович. Бригадиром был Накашидзе. В бригаде были: Толквадзе, Кирквелия, Цанава, Думбадзе, Перцхолава - все осужденные с двадцатипятилетним сроком и только один из них - бывший ученик 10-го класса Мелия имел 10 лет ИТЛ. Все они были вскоре расстреляны за исключением Мелия, покончившего жизнь самоубийством. Из всей бригады в живых остался только Мастепанов.

Вторая бригада состояла из первых секретарей ЦК, областных и республиканских, председателей Верховных советов и их заместителей, прокуроров, видных политических деятелей и писателей среднеазиатских республик. Известно, что почти никого из них не осталось в живых так же, как и грузин.

 

Соломон Абрамович Голощекин

Голощекин Соломон Абрамович. Главный инженер, а затем Управляющий Трестом "Вой-Вожнефтегазразведка". До ареста работал главным инженером Ленинградского завода "Светлана". Арестован по делу своего приемного отца Голощекина Ф.И. - бывшего первого секретаря Казахстана. Его расстреляли, а Соломон Абрамович попал с десятилетним сроком в Чибью. Оттуда его направили на строительство тракта Чибью-Крутая, а потом как инженера взяли в Управление строительства, в котором работал и я. Жили мы в одном общежитии ИТР в Седью. Так мне стала известна его биография. Во время гражданской войны родители Соломона Абрамовича погибли от рук белогвардейцев. Отец его был старым революционером и другом Голощекина, который и усыновил мальчика.

Я расскажу один интересный эпизод из жизни Ф.И. Голощекина, как мне поведал его сам Соломон Абрамович в 1962 году, незадолго до своей кончины.

 

- 65 -

 

Весной 1918 года царскую семью перевезли в Екатеринбург (Свердловск). По указанию Ленина туда был откомандирован особо уполномоченным Ф.И. Голощекин с личным заданием В.И. Ленина. На заседании Исполкома Уралоблсовета вынесли решение - всех Романовых расстрелять. Предложение о расстреле царской семьи внес Ф.И. Голощекин. Он же первым и подписал приговор...

Когда Голощекин вернулся в Москву и привез с собой "золотой запас", его встретили враждебно. На заседании Совнаркома требовали расстрела. Но выступил В.И. Ленин и сказал: "Голощекина следует не расстрелять, а наградить. Ведь он принял единственно правильное решение в создавшейся ситуации. Если бы у нас были ордена, то первый орден следовало бы вручить именно ему".

Так ли это, я затрудняюсь сказать. Но это личные слова Соломона Абрамовича. Голощекин Ф.И. был расстрелян в 1937 году. Реабилитирован посмертно, как многие политические деятели, участники революции и гражданской войны.

 

Яцковский Георгий Александрович

(Последний начальник строительства тракта Чибью-Крутая)

Капитан-инженер 1 ранга. Начальником строительства тракта был назначен весной 1938 года. Управление строительства размещалось на лагпункте Седью, на 24-м километре от Чибью (л/п №3), в самой зоне.

 

- 66 -

Спецэтапом в Седью прибыл престарелый зек - Григорий Филиппович Ягода. Яцковский со стариком был знаком по Москве, где они когда-то состояли в одной партийной организации. Яцковский не погнал старика на тяжелые физические работы, а поселил его в общежитие ИТР и назначил ему рабочий паек. Этим он навлек на себя гнев руководства лагеря. Донес на Яцковского наш "кум" (опер) Ильин. Яцковский получил строгий выговор и распоряжение: отправить Г.Ф. Ягоду на 6-й спецлагпункт и поместить в штрафной изолятор. Через несколько дней старик умер, и его "похоронили" в сугробе.

Мне Яцковский покровительствовал: у меня всегда был постоянный пропуск за зону. Когда же последовало распоряжение всех "врагов народа" с большими сроками и тяжелыми статьями, работавших специалистами, законвоировать, снять с работы, Яцковский меня не снял, а приставил ко мне отдельного конвоира. Вскоре конвоир был заменен "комендантом" - моим же разнорабочим. А месяца через два я был расконвоирован и снова получил пропуск.

Прощал мне Яцковский и "молодежные" проделки - тайные вылазки по ночам в соседний совхоз "Седью" на свидание с девушками - заключенными. Даже в бытность мою под конвоем иной раз вместе со знакомыми вохровцами шагали мы в совхоз на свидания или убегали в лагерь, спасаясь от сельхозовской охраны. Об этом мне напомнил сам Яцковский, даже назвал имя моей знакомой - харбинки Лизы Кипнис, бригадирши, вскоре расстрелянной без суда.

Простил меня Яцковский и за пьянку в деревне вместе с заключенным прорабом, коим я был против своей воли втянут в "нарушение лагерного распорядка». Яцковский дал прорабу 10 суток карцера, мне же всего 3. В карцере я провел спокойную ночь (кроме меня там никого не было). Сам комендант помог мне нести из общежития матрац и постельные принадлежности. Утром сам же меня и выпустил. При встрече Яцковский спросил: - Как ночевал? Не беспокоил ли кто? На этом все и закончилось.

Еще один пример. Я был топографом - контролером на л/п №4, где проводились большие работы. Командовал лагпунктом заключенный Сурков. У меня с ним сложились неприязненные отношения. Я работал честно, не шел ни на какие комбинации, за что Яцковский и ценил меня. Сурков предлагал мне

 

- 67 -

делать приписки. Однажды он вызвал вохровца и направил меня под конвоем в Седью с письмом к Яцковскому.

Прочтя письмо Суркова, Яцковский велел конвоиру выйти из кабинета. Меня же попросил рассказать, что случилось. Я рассказал. Яцковский подал мне рапорт Суркова, в котором он обвинял меня во вредительстве, контрреволюционном разложении, его дискредитацией и т.п., описал меня как злостного "контрика". Яцковский выругался, письмо порвал, а мне велел идти в общежитие. Около месяца я не выходил на работу. В проектном отделе все работы были закончены, там делать было нечего.

Яцковский в тот же день направил на лагпункт №4 комиссию для проверки деятельности Суркова. Комиссия обнаружила большие приписки. Рабочим-уголовникам выводились большие проценты. Выявилась недостача дефицитного обмундирования на складе. Сурков был отправлен Яцковским на штрафной лагпункт в каменный карьер...

Один рабочий, прикрепленный ко мне сексот, склонял меня к побегу в период войны. Хвалил гитлеровцев на фронтах и выдавал себя за немца, пытался вызвать меня на откровенность. Обратился к Яцковскому. Мой липовый немец был тут же отправлен в следственный изолятор. Позднее, когда я уже был вольным, Яцковский рассказал, что этот "немец", ни слова не говоривший по-немецки, был подослан ко мне по заданию оперуполномоченного Ильина.

Осенью 1941 года освобождали поляков. И лагпункт №6 лишился всех заключенных. Яцковский направил меня туда провести топографическую съемку участка, намеченного под строительство. Я с тремя рабочими расположился в бывшем медпункте. У меня заболел желудок, работать не мог. Выполнять задание отправил одних рабочих. Приехал Яцковский, велел мне не вставать и тут же уехал. На следующее утро привез с собой старика - поляка. Тот осмотрел меня, дал таблетки и сказал, что хорошо было бы больному попить кислого молока. Яцковский вызвал коменданта, дал ему денег и послал в деревню, находившуюся от лагпункта в трех километрах, за молоком. Сторож вернулся часа через два... Вскоре я встал на ноги...

Заключенные в любом начальнике видели деспота, палача. Яцковского, как начальника и чекиста, они считали виновником всех своих бед... На самом же деле он был иным, более человечным и справедливым, любил пошутить Правда, иногда самодурствовал.