МАРКОВИЧА ПЕРЕКОВАЛИ

 

Мы попробовали прибегнуть и к житейской мудрости Марковича. Кое-какие проекты — бескровные, но очень зыбкие, выдвигал и он. Впрочем, ему было не до проектов. БАМ нависал над ним, и притом в ближайшие же дни. Он напрягал всю свою изобретательность и все свои связи. Но не выходило ровно ничего. Миша не ехал, так как почему-то числился здесь только в командировке,

 

а прикреплен был к центральной типографии в Медвежьей Горе. Трошин мотался по лагерю, и из него, как из брандспойта, во все стороны хлестал энтузиазм...

Как-то в той типографской баньке, о которой я уже рассказывал, сидели все мы в полном составе: нас трое, Маркович, Миша и Трошин. Настроение, конечно, было висельное, а тут еще Трошин нес несусветимую гнусность о бамовских льготах, о трудовом перевоспитании, о строительстве социализма. Было невыразимо противно. Я предложил ему заткнуться и убираться ко всем чертям. Он стал спорить со мной.

Миша стоял у кассы и набирал что-то об очередном энтузиазме. Потом он, как-то бочком, бочком, как бы по совсем другому делу, подобрался к Трошину и изо всех своих невеликих сил хватил его верстаткой по голове. Трошин присел от неожиданности, потом кинулся на Мишу, сбил его с ног и схватил за горло. Борис весьма флегматически сгреб Трошина за подходящие места и швырнул его в угол комнаты. Миша встал бледный и весь дрожащий от ярости.

— Я тебя, проститутка, все равно зарежу. Я тебе, чекистский ...лиз, кишки все равно выпущу... Мне терять нечего, я уже все равно что в гробу...

В тоне Миши было какое-то удушье от злобы и непреклонная решимость. Трошин встал, пошатываясь. По его виску бежала тоненькая струйка крови.

— Я же вам говорил, Трошин, что вы конкретный идиот, — заявил Маркович. — Вот я посмотрю, какой из вас в этапе энтузиазм потечет...

Дверка в тайны трошинского энтузиазма на секунду приоткрылась.

— Мы в пассажирском поедем, —'мрачно ляпнул он.

— Хе, в пассажирском... А может, вы, товарищ Трошин, в международном хотите? С постельным бельем и вагоном-рестораном? Молите Бога, чтобы хоть теплушка целая попалась. И с печкой. Вчера подали эшелон, так там печки есть, а труб нету... Хе, пассажирский. Вам просто нужно лечиться от идиотизма, Трошин.

Трошин пристально посмотрел на бледное лицо Миши, потом на фигуру Бориса, о чем-то подумал, забрал под мышку все свои пожитки и исчез. Ни его, ни Марковича я больше не видел. На другой день утром их отправили на этап. Борис присутствовал при погрузке. Их погрузили в теплушку, притом в дырявую и без трубы.

Недаром в этот день, прощаясь, Маркович мне говорил:

— А вы знаете, И. Л., сюда, в СССР, я ехал первым классом. Помилуйте, каким же еще классом нужно ехать в рай. А теперь я

 

тоже поеду в рай. Только не в первом классе и не в социалистический... Интересно все-таки, есть ли рай? Ну, скоро узнаю. Если хотите, И. Л., так у вас будет собственный корреспондент из рая. А? Вы думаете, доеду? С моим здоровьем? Ну что вы, И. Л., я же знаю, что по дороге делается... И вы знаете... Какой-нибудь крестьянин, который с детства привык. А я — я же комнатный человек. Нет, знаете, И. Л., если вы как-нибудь увидите мою жену (все на свете может быть), скажите ей, что за доверчивых людей замуж выходить нельзя. Хе, социалистический рай... Вот мы с вами и получаем свой маленький кусочек социалистического рая...