- 309 -

ВЗАИМООТНОШЕНИЯ

 

В этой кабинке мы провели много часов, то скрываясь в ней от последних зимних бурь, то просто принимая приглашение кого-нибудь из ее обитателей насчет чайку. Очень скоро в этой кабинке и около нее установились взаимоотношения, так сказать, стандартные между толковой частью интеллигенции и толковой частью пролетариата. Пролетарское отношение выражалось в том, что у нас всегда была отточенная на ять пила, что мы, например были предупреждены о перемене коменданта и о необходимости выполнить норму целиком. Норму выполняла почти вся кабинка, так что когда новый — на этот раз вольнонаемный — комендант пришел проверить наши фантастические 135 процентов, ему оставалось только недоуменно потоптаться и искупить свое гнусное подозрение довольно путаной фразой:

— Ну вот — если человек образованный...

Почему образованный человек мог выполнить количество ра-

 

- 310 -

боты, решительно непосильное никакому профессионалу-пильщику, — осталось, конечно, невыясненным. Но наши 135 процентов были, так сказать, официально проверены и официально подтверждены. Ленчик, не без некоторого волнения смотревший со стороны на эту проверку, не удержался и показал нос удалявшейся комендантской спине.

— Эх, елочки мои вы палочки, если бы нам да всем вместе, вот как пальцы на кулаке, — Ленчик для вразумительности растопырил было пальцы и потом сжал их в кулак, — если бы нам да всем вместе — показали бы мы этой сволочи...

— Да, — сумрачно сказал Юра, — дело только в том, что сволочь все это знает еще лучше, чем мы с вами.

— Это, молодой человек, ничего. Историю-то вы знаете: ну, как были удельные князья — всякий врозь норовил, вот и насели татары. А как взялись все скопом — так от татар мокрое место осталось.

— Верно, — сказал Юра еще сумрачнее, — только татары сидели триста лет.

Ленчик как-то осел.

— Да, конечно, триста лет... Ну, теперь и темпы не те, и народ не тот... Долго не просидят...

С нашей же стороны мы поставляем кабинке, так сказать, интеллектуальную продукцию. Сейчас, выбитые из всех своих колей, русские массы очень в этом нуждаются. Но к кому мужик пойдет, скажем, с вопросом об удобрении своего приусадебного участка? К активу? Так актив к нему приставлен не для разъяснения, а для ограбления. К кому обратится рабочий с вопросом насчет пенсии, переезда в другое место, жилищного прижима или уклонения от какой-нибудь очередной мобилизации куда-нибудь к чертовой матери? К профсоюзному работнику? Так профсоюзный работник приставлен как «приводной ремень от партии к массам», и ремень этот закручен туго. Словом, мужик пойдет к какому-нибудь сельскому интеллигенту, обязательно беспартийному, а рабочий пойдет к какому-нибудь городскому интеллигенту, предпочтительно контрреволюционному. И оба они — и крестьянин, и рабочий — всегда рады потолковать с хорошим, образованным человеком и о политике: какой, например, подвох заключается в законе о колхозной торговле — во всяком законе публика ищет прежде всего подвоха, — или что такое японец и как обстоят дела с войной, ну и так далее. Обо всем этом, конечно, написано в советской печати, но советская печать занимает совершенно исключительную позицию: ей решительно никто не верит — в том числе и партийцы. Не верят даже и в том, где она не врет.

 

- 311 -

В частном случае лагерной жизни возникает ряд особых проблем: например, с Мухиным. Семья осталась в Питере, семью лишают паспорта — куда деваться? Все переполнено, везде голод. В какой-нибудь Костроме придется месяцами жить в станционном зале, в пустых товарных вагонах, под заборами и т. д.: жилищный кризис. На любом заводе жену Мухина спросят: а почему вы уехали из Ленинграда и где ваш паспорт? Понятно, что с такими вопросами Мухин не обратится ни к юрисконсульту, ни в культурно-просветительский отдел. Я же имел возможность сказать Мухину: нужно ехать не в Кострому, а в Махачкалу или Пишпек — там русских мало и там насчет паспортов не придираются. В Пишпеке, скажем, можно обратиться к некоему Ивану Ивановичу, вероятно, еще восседающему в овцеводческом тресте или где-нибудь около. Иван Иванович имеет возможность переправить жену Мухина или в опиумный совхоз в Каракола, или в овцеводческий совхоз на Качкоре. Жить придется в юрте, но с голоду не пропадут.

Все это, так сказать, житейская проза. Но кроме прозы возникают и некоторые другие вопросы: например, о старой русской литературе, которую читают взасос, до полного измочаливания страниц — трижды подклеенных, замусоленных, наполненных карандашными вставками окончательно нечитабельных мест... Вот уж действительно, пришло время-времечко, «когда мужик не Блюхера и не милорда глупого»... Марксистскую расшифровку русских классиков знают приблизительно все, но что «товарищи» пишут, это уже в зубах навязло, в это никто не верит — хотя как раз тут-то марксистская критика достаточно сильна... Но все равно — это «наши пишут», и читать не стоит...

Так в миллионах мест и по миллиону поводов идет процесс выковывания нового народного сознания...