Второй срок лагерей без суда

 

Не сплю всю ночь. От чего-то тревожно на душе. Утром меня вызывает главный инженер и сообщает: мой срок заключения с отбыванием в ИТЛ продлен особым Совещанием НКВД СССР на новый срок - три года.

"За что?" - опять вполне естественный вопрос. Отвечают: "Это за антисоветские поступки в местах

 

заключения". - И в заключении, как бы передо мной извиняясь, добавляют: "Ваше дело от нас не зависит, будем хлопотать. А пока наберитесь терпения и продолжайте работать."

Злой рок снова тяготел надо мной. Нечего делать. Законы, Конституция, права писаны не для тебя... Да и есть ли они еще в нашей "свободной" стране? Догадываюсь, что мои "антисоветские действия в местах отбывания" - это вероятно в Магнитогорской тюрьме...А, может быть, на "выступление" в Челябинской тюрьме, когда я, возмущенный цинизмом охранника, отказавшегося вызвать врача больному ребенку, стучал и барабанил крышкой параши в дверь камеры... Одно утешение, - что за эти проступки не дали мне "вышки" или "четвертной" - 25 лет лагерей.

Снявши голову по волосам не плачут. Получил еще три "веселых годочка" и будь любезен - мотай свой срок дальше! Лагерное горе лучше глушить в работе - лучшего лекарства нет. Подобные задержки с освобождением в лагере не каждый мог перенести. Этого я уже насмотрелся в лагере. Начались истерики. Отказы от работы, карцеры, голодовки.

И хотя строительство шло полным ходом, война. вмешалась и здесь. Уменьшились поставки оборудования и материалов. Не стало фронта работы для зэков, не выполнялся план, стали урезываться пайки.

Появились самоубийства. В лагере это практически невозможно, здесь все на виду, а вот на стройке всегда найдется укромное место, где зэк, укрывшись от чужих глаз довершал суд над собой. У одного из самоубийц нашли записку : "Клянусь Богом, я не виновен, дальше жить не хочу."

В труде и невзгодах прошла очередная безрадостная зима 1941 года. Пробуждалась в очередной раз жизнь на земле. Только в лагере заключенным она не принесла облегчения. Еще больше растет чувство безысходности. С войной среди зэков в лагере появились бывшие военные. За что шли в лагеря эти люди? Попал в плен, бежал из плена, бежал из немецкого концлагеря...А все больше: "не то" сказал, "не так сел"...

Среди нового лагерного контингента были непримиримые правдолюбцы из представителей выселенных народов Кавказа, Крыма... Разношерстный был народ, никого не "обидели", никого не забыли. Подходил к концу и второй

 

мой лагерный срок. Я уже отчаялся, вера в законность и справедливость угасли, и поэтому никуда не писал о помиловании. Теперь я жил в лагере на правах расконвоированого, по разрешению руководства мог выходить за пределы лагеря и в город. Но это мало радовало. Новые мысли начинали тревожить меня: жизнь после неволи. Пустота и мрак виделись впереди, - хоть навеки оставайся в лагере, или иди в солдаты, на войну, чтобы умереть в бою и тем самым снять позорное клеймо - "враг народа".

В один из дней я пришел в военкомат. Меня направили к военкому. Я рассказал ему о своих невзгодах. Он слушал меня молча, потупив глаза. Я видел на его лице глубокую печаль. Вполне возможно, что среди его близких был такой же безвинный страдалец, как и я. Он вызвал подчиненного: "Завтра этап в Новосибирск, зачислите его." Меня повели к новобранцам, а утром опять к военкому. У него сидел сотрудник в форме НКВД. Он спросил: "Зачем вы сделали это? Нам лучше знать, где вы больше нужны стране."

Под конвоем меня отправили обратно в лагерь.

Освобождение наступило как-то неожиданно. Меня вызвали к начальнику строительства. У него сидел главный инженер управления НКВД Красноярского края. Смысл нашего разговора был следующий: мне предложили остаться на прежней работе в системе Промстроя НКВД СССР. Я не без колебаний согласился с этим предложением.

На счету у меня была изъятая при аресте довольно внушительная по тем временам сумма - более трех миллионов рублей. Мне разрешили купить необходимые вещи в закрытом магазине У НКВД. Я купил бостоновый костюм, зимнее и демисезонное пальто, фетровые бурки, туфли, несколько пар белья и разных мелочей, необходимых для нормальной гражданской жизни.

Жил я на квартире на всем готовом. Жизнь пошла нормально - кино, театры. Так что моя тревога по доводу вольной жизни оказалась несколько преувеличенной. Конечно, это была не та жизнь, что до войны. Проклятое клеймо "враг народа" по-прежнему, как дамоклов меч, даже здесь, где меня знали весьма с положительной стороны, тяготело надо мной. В общении с сослуживцами сквозила настороженность, служебная ревность: "Почему это ему, "бывшему", доверяют.

 

больше, чем нам? "И эту тяжелую ношу печать отверженного, незаслуженно, несправедливо, мне пришлось нести долгие годы своей жизни.

"На мое имя легло клеймо, - размышлял я в бессонные ночи. - Сойдет ли оно когда-нибудь с моего имени..."

Подобные мысли и тогда и сейчас беспокоили не только меня. Вот что недавно прочел я в газете «Вечерний Челябинск»

 

ПОКАЯНИЕ

 

ТВОЕЙ ВИНЫ ТУТ НЕТ

 

Письмо юному другу

Иван Николаевич Бакаев дописал это письмо за несколько дней до смерти. Ранее со страниц газеты он обратился к своим сверстникам-пенсионерам, увлекающимся политической активностью и проводящим свое время в митинговой суете.("Хватит ребячиться, старики") "ВЧ", 4.02.92 г.) и то письмо и это следует рассматривать как покаяние автора в том, что и сам он, и не одно поколение России оказались втянутыми в бесперспективную борьбу за светлое будущее, приведшее огромную страну в тупик. Публикуем письмо с сокращениями. Подлинник письма хранится у вдовы покойного

 

Мой юный друг!

Не вина, а беда твоя в том, что мы, твои деды и отцы, оставили тебе в наследство землю, изуродованную, отравленную ядохимикатами и посыпанную радиоактивной пылью, изрытую шахтами для ракет с ядерными боеголовками, гнилые болота на месте цветущих пойменных лугов... Голые пустыни на месте вековых лесов...И все это тебе, продолжателю и наследнику. Все это "под мудрым руководством "кучки пройдох и жуликов, действовавших "во благо народа". Любое недовольство политикой этой кучки, лишенной чести и совести, спаянной аппаратными узами, объявлялось посягательством на интересы народа.

Отгороженные от мира "железным занавесом", питаясь ложью и "о нас" и "них", мы проглатывали разжеванные огромной армией агитаторов и пропагандистов непреложные "истины" о нашем "Счастливом детстве" и еще более светлом и счастливом будущем. И мы веровали. И вина и беда наша в том, что мы свято верили. У многих эта вера застряла в мозгах до сей поры. И можно ли судить человека за веру? Примите такими, какие мы есть, ведь мы не только наша, но и ваша история, кусочек истории Родины-матери, а плевать в лицо, мазать дегтем ворота матери - грех непростимый. Не берите его на еще не окрепшие души.

Они, лжепророки, вновь стремятся засесть в руководящих окопах, где сидели более семидесяти лет. Они открыто заявляют, что вышибли их оттуда временно они собирают силы, чтобы вновь сосать соки из народа.

Они прекрасно понимают, что расчет на дряхлые силы маразмирующих старцев не реален, потому ставку в своих сатанинских игрищах делают на молодежь, пытаясь завлечь то посулами дешевой водки, то втискиванием чернухи и прямыми подтасовками, как Невзоров. А большевики,

 

кроме того же "светлого будущего", предложить ничего не способны. Вся их возня напоминает разговор свекрови со снохой: "Ты делаешь не так!"— "А как?"— "Не знаю как, но не так!"

Не только все от старого до малого находились под идеологическим прессом, но и сама армия пропагандистов была под неусыпным оком идеологических отделов парткомов. В конце 70-х годов встал вопрос о совместной работе школы., ПТУ, предприятия. Нас, группу директоров школ и ПТУ, собрали в Металлургическом райкоме партии, где инструктор обкома предложил выступить с инициативой "снизу".

Два дня сочиняли текст "обращения", на третий отредактировали и наметили выступающих. От директоров школ выступать поручили мне. Примерено за неделю до собрания актива звонит зав. идеологическим отделом и просит текст для утверждения: "Почему доверяете выступление дураку?" Отвечает, что дураком меня не считает. Отстали. Однако за три часа до собрания снова звонок: "А вы не забыли упомянуть об очередном съезде партии?..

А ведь я у них был руководителем семинара, лектором и членом методического совета. Мне искренне было жаль эту Изауру партаппарата: над ней тоже висел дамоклов меч всеобщего недоверия и подозрительности. Нас десятки лет приучали жить "без царя в голове": за нас думали, за нас решали и разжеванным клали в рот. А мы сглатывали, ни о чем не заботясь, ни за что не отвечая. Поэтому жить "без царя в голове" мы уже не могли, отсюда раздувание "культов", ведь человек должен во что-то верить. Без веры человек перестает быть человеком.

Результат вам, юные друзья, известен. Страна на краю пропасти. И страшны не пустые прилавки магазинов, не дороговизна предметов потребления. Все это можно ликвидировать за 5-10 лет. Для ликвидации моральных последствий, может быть, потребуется не одно поколение. То что мы не можем, не должны себе простить, - ваши опустошенные души, обесцененность нравственных критериев, полное безверие в добро.

Эту образовавшуюся душевную пустоту и стремятся заполнить перекрасившиеся и неперекрашенные "верные ленинцы".

Они, как и нам сулят вам мир справедливости, умалчивая о том, что еще К.Маркс писал, что не может быть равенства и справедливости до тех пор, пока общество не создает всеобщее изобилие.

За 70 лет мы ушли от изобилия еще дальше чем в начале пути. Пошли по миру. Но беда в том, что многих из нас это устраивает. В нас прочно засел люмпен.

Мы бастуем, митингуем, требуя повышения зарплаты. И никак не поймем, что какой бы большой ни была зарплата, они ничего не прибавит на прилавке, а только ведет к удорожанию того малого, что там осталось.

Вспомните хотя бы один митинг или демонстрацию под лозунгом: "Поможем себе упорным трудом!" Я не помню.

И меня тревожит, что на митинги такие одиозные фигуры, как Жириновский» собирают много молодежи, хотя уверен, что молодежь у нас и талантлива и сама разберется, кто есть кто.

Они пугают капиталистическим рабством. Но там "рабовладелец" отдает тебе 70-80 процентов от тобой заработанного, наш " феодал" платит не более 20 процентов. Вот и решай, чей "рай" лучше, честнее и справедливее. А

 

они всегда были и будут в одной связке. Это главное условие их существования. Они вынуждены держаться друг за друга, иначе поодиночке их отлучат от корыта, а корыто - это для них святая святых. Это к ним относятся слова Ф. Энгельса, сказанные о церковниках: они легче откажутся от 99 сотых своих церковных догматов, чем от одной сотой своих земельных владений…

Мой юный друг! Проснись, встряхнись, оглядись и подумай. Тогда ты поймешь, которая твоя. Может быть, временно придется отказаться от каких-то дурноприобренных привычек, поступиться какими-то привязанностями. Но иной дороги у тебя нет.

Прими это письмо как покаяние и прости за то, что я и мне подобные сотворили с тобой. Не суди нас строго. Содеянное было не по злобе и корысти ради, а по глупости и трусости.

Вот это и прости".