ПОРЯДОК ДНЯ

Шли мы так. Просыпались перед рассветом, кипятили чай, шли до одиннадцати часов. Устраивали привал, варили кашу, гасили костер и, отойдя за версту, снова укладывались спать. На тех местах, где раскладывались костры, мы не ложились никогда: дым и свет костра могли быть замечены, и какой-нибудь заблудший в лесах

активист, вынюхивающий беглецов, или урка, ищущий еды и паспорта, или приграничный мужик, отсеянный от всяких контрреволюционных плевел и чающий заработать куль муки, могли бы пойти на костер и застать нас спящими.

Вставали часов в пять и снова шли до темноты. Снова привал с кашей и ночлег. С ночными привалами было плохо.

Как мы ни прижимались друг к другу, как мы ни укутывались всем, что у нас было, мокрый холод приполярной ночи пронизывал насквозь. Потом мы приноровились. Срезали ножами целые полотнища мха и накрывались им. За ворот забирались целые батальоны всякой насекомой твари, хвои, комки земли, но было тепло.

Наш суррогат карты в первые же дни обнаружил свою полную несостоятельность. Реки на карте и реки в натуре текли каждая по своему усмотрению, без всякого согласования с советскими картографическими заведениями. Впрочем, и досоветские карты были не лучше. Для первой попытки нашего побега в 1932 году я раздобыл трехверстки этого района. Таких трехверсток у меня было три варианта; они совпадали друг с другом только в самых больших общих чертах, и даже такая река, как Суна, на каждой из них текла по-особому.

Но это нас не смущало, мы действовали по принципу некоего героя Джека Лондона: что бы там ни случилось, держите прямо на запад. Мы держали прямо на запад. Один из нас шел впереди, проверяя направление или по солнцу, или по компасу, другой шел шагах в двадцати сзади, выправляя мелкие извилины пути. А этих извилин было очень много. Иногда в лабиринтах озер, болот и протоков приходилось делать самые запутанные петли и потом с великим трудом восстанавливать затерянную прямую нашего маршрута. В результате всех этих предосторожностей — а может быть, и независимо от них — мы через шестнадцать суток петлистых скитаний по тайге вышли точно на намеченное место. Ошибка верст в тридцать к северу или к югу могла бы нам дорого обойтись: на юге граница делала петлю, и мы, перейдя ее и двигаясь по-прежнему на запад, рисковали снова попасть на советскую территорию и, следовательно, быть вынужденными перейти границу три раза. На троекратное везенье рассчитывать было трудно. На севере же к границе подходило стратегическое шоссе, на нем стояло большое село Порос-озеро, в селе была пограничная комендатура, стояла большая пограничная часть, что-то вроде полка, и туда соваться не следовало.

Дни шли однообразной чередой. Мы двигались медленно. И торопиться было некуда, и нужно было рассчитывать свои силы так, чтобы тревога, встреча, преследование никогда не могли бы захва

тить нас уже выдохшимися, и, наконец, с нашими рюкзаками особенной скорости развить было нельзя.

Моя рана на спине оказалась гораздо более мучительной, чем я предполагал. Как я ни устраивался со своим рюкзаком, время от времени он все-таки сползал вниз и срывал подживающую кожу. После долгих споров я принужден был переложить часть моего груза в Юрин рюкзак — тогда на Юриной спине оказалось четыре пуда, и Юра еле выволакивал ноги...