II.
Пріездъ генерала Корнилова въ Москву.
Препятствія, чинимыя ему Временнымъ Правительствомъ.
Особое совещаніе. Предполагавшійся арестъ всего правительства.
Приближался день 12 августа 1917 года Комитетъ нашъ располагалъ точными сведеніями изъ ставки, что ген. Корниловъ пріедеть. Время было тревожное. Керенскій имелъ портфели несколькихъ министерствъ, а комиссаромъ при ставке былъ Савинковъ. Всюду уже проникала провокація: офицеры — враги народа, надо ихъ вырезать... Въ то время командующимъ войсками московскаго округа былъ другь Керенскаго — ген. Верховскій.
5 августа я отправилась съ некоторыми членами комитета къ ген. Верховскому, чтобы узнать точно, въ которомъ часу и котораго числа пріедетъ ген. Корниловъ на особое совещаніе. Каково бьшо наше удивленіе, когда, выйдя къ намъ, еще молодой генералъ Верховскій заявилъ следующее: онъ, какъ командующій войсками, никакой встречи Корнилова допустить не можетъ и если таковая состоится, то «всю рвань», которая будетъ встречать Корнилова, онъ разгонитъ вооруженной силой.
Когда мы объ этомъ разсказали въ комитете, тотчасъ решено было собрать команду въ 300 солдатъ, вооружить ихъ винтовками и отправить въ штабъ главнокомандующаго. Такъ и сделали. Къ 5 час. вечера наша команда выстроилась передъ зданіемъ штаба. Я стояла въ стороне, следя за темъ, что произойдегь. Председатель комитета Крыловъ въ сопровожденіи двухъ солдатъ отправился къ ген. Верховскому и заявилъ, что привелъ съ собою ту команду, въ которую собирался стрелять командующій войсками...
Крыловъ былъ бледенъ, какъ полотно. Я очень боялась за него,зная,что у него револьверъ. Этотъ разговоръ продолжался около часу. Что говорилъ ген. Верховскій припомнить не берусь, но говорилъ много. Выйдя отъ него, Крыловъ сказалъ мне: «Сволочь, трусы, губятъ Россію»!
Команда ушла въ казармы. Комитеть на собраніи все же решилъ встречать Корнилова.
Около 4 час. дня, 10 августа, я была у гр, Бобринской. Приходитъ одинъ изъ членовъ комитета, говоритъ, что ко мне пріехалъ какой-то князь изъ ставки. Въ комитете встретилъ меня полковникъ, помнится — князь Голицынъ, и разсказывалъ, что пріехалъ изъ ставки спеціально къ намъ и что ген. Корниловъ прибудеть въ Москву 12 августа въ 10 час. утра на Александровскій вокзалъ. «О томъ, какъ встретить ген. Корнилова, вы сами знаете, — добавилъ онъ, — постарайтесь сообщить во все юнкерскія училища и иностранныя миссіи».
Полковникъ ушелъ. Мы сейчасъ же заказалк букеть изъ белыхъ цветовъ съ національными лентами и надписью «Отцу бежавшихъ отъ бежавшихъ изъ плена его детей».
Два дня объезжали мы все организаціи и юнкерскія училища, сообщая, что Корниловъ бу-
детъ въ Москве 2 августа. Такъ была подготовлена пышная встреча нашему герою.
Насталъ давно ожидаемый день. Въ 6 час. я пріехала въ комитеть, въ половине десятаго мы отправились на вокзалъ съ развернутымъ знаменемъ. Вся площадь передъ вокзаломъ, какъ и прилегающія улицы, была занята войсками и командами юнкерскихъ училищъ;на вокзале были представители всехъ иностранныхъ миссій, много дамъ съ цветами. Мы прошли на перронъ. На-чальникъ станціи сообщилъ намъ по секрету, на какой путь придетъ поездъ. Почетный караулъ заняли юнкера Александровскаго училища, потомъ стала наша команда подъ развернутое знамя, съ терновымъ венкомъ на беломъ поле и георгіевскими лентами. Дальше стали предста-вители всехъ родовъ оружія, женскій батальонъ и т. д. На перроне появился какой-то довольно пожилой генералъ. Онъ подошелъ къ намъ и тихо сказалъ: «Молодцы бежавшіе».
Мы долго ждали, поездъ все не приходилъ. Солдаты нервничали: можетъ.что нибудь случилось съ Корниловымъ? Было безъ четверти часъ, когда поездъ подошелъ къ перрону.
Корниловъ вышелъ изъ вагона при громкомъ «ура» выстроившихся войскъ. Поздоровавшись съ почетнымъ карауломъ и принявъ рапортъ, онъ приблизился къ намъ. Его сопровождали офицеры ставки и много иностранныхъ офицеровъ. Крыловъ подошелъ къ Корнилову, представилъ ему «бежавшихъ» и сказалъ какую-то речь. После Крылова подошла я съ букетомъ цветовъ и сказала приветствіе отъ имени бежавшихъ изъ плена, прося Корнилова принять почетное председательство нашаго союза. Говорила я и о томъ, что въ плену, томятся милліоны солдатъ о которыхъ забыла родина.
Корниловъ ответилъ: «Сестра, поблагодарите отъ меня бежавшихъ, до глубины души тронутъ ихъ любовью къ родине. Испытавъ пленъ на себе самомъ, сделаю все, что будетъ въ моихъ силахъ, чтобы остальные пленные вернулись скорей на родину». Затемъ, ставъ на ступеньки вагона, Корниловъ произнесъ длинную речь, обращенную къ войскамъ. Его отнесли на рукахъ на площадь передъ вокзаломъ, где онъ сказалъ вторую речь. Кончилъ, и войска начали передъ нимъ дефилировать.Когда проходила наша команда, Корниловъ протянулъ къ намъ руку и громко крикнулъ: «Молодцы бежавшіе, спасибо бежавшіе»!
Команде приказали не расходиться изъ казармъ, — она могла еще понадобиться, — а начальствующіе вернулись въ комитетъ. Я села у телефона. Все время телефонировали намъ то изъ юнкерскихъ училищъ, то изъ союза офицеровъ, арміи и флота и т. д., спрашивая, готова ли наша команда, можетъ ли явиться съ винтовками по первому требованію?
Часа въ 4 пріехалъ какой-то полковникъ (фамиліи его не помню) и сказалъ, чтобы мы держали команду въ полномъ боевомъ снаряженіи, такъ какъ возможно произойдетъ арестъ особаго совещанія, и команда понадобится, какъ надежная сила. Но до поздняго вечера телефона не было, арестъ не состоялся. Думаю, что потомъ объ этомъ пожалелъ самъ Корниловъ, такъ какъ это былъ тотъ единственный моментъ, когда онъ могь ,опираясь на настроеніе Москвы и народныхъ массъ, объявить себя диктаторомъ, арестовавъ все правительство. Онъ этого не сделалъ. Это было большой ошибкой.
Вечеромъ явился къ намъ князь Друцкой-Соколинскій, редакторъ газеты «Война и міръ».
Весь комитетъ былъ въ сборе, сидело у насъ въ номере много офицеровъ, бывшихъ на излеченіи въ московскихъ госпиталяхъ и поддерживавшихъ съ намй связь. Не помню кто изъ нашихъ солдатъ заметилъ тогда, что теперь конецъ Корнилову: разъ онъ не арестовалъ Керенскаго, тотъ его арестуетъ...
И действительно, событія стали развиваться быстро. Корниловъ и еще много генераловъ были арестованы Временнымъ Правительствомъ и заключены въ Быхове.
После ареста Корнилова намъ стало ясно, почему Керенскій не хотелъ разрешить сформированія дивизіи изъ бежавшихъ. Тогда уже онъ боялся Корнилова.
Въ комитете внимательно следили за событіями, каждый изъ нашихъ солдатъ хорошо понималъ, что правящіе тогда круги не учитываютъ надвигающейся угрозы большевиковъ. Все, что говорилось на закрытыхъ собраніяхъ «московскаго совета рабочихъ и солдатскихъ депутатовъ», намъ хорошо было известно, такъ какъ членомъ совета былъ одинъ нашъ солдатъ, посещавшій все его тайныя заседанія.