МОИ УНИВЕРСИТЕТЫ

 

В нашем большом доме всегда жили какие-то чужие люди. Служащие из районных учреждений» медицинские работники, а больше всех ссыльные, поднадзорные люди, очень разные, но всегда интересные для меня своей необычностью. От них и возле них я многое узнал и многому научился.

Даже теперь я с восторгом вспоминаю промысел судьбы, сблизившей меня с ними. О них можно писать хорошую литературу, а уж забыть — невозможно. То было время познания, вхождения в жизнь, в искусство. Вхождения через разные стежки-дорожки, при очень разных учителях. Из довольно разнообразной и многочисленной колонии ссыльных людей, проживавших в деревне, выделю некоторых, чьим опытом жизни, знаниями и умением я воспользовался.

Владимир Владимирович Сапожников Москвич. Университетское образование, хорошее знание английского и немецкого. Англоман, меценат, искусствовед, из купеческого рода, в прошлом — владелец коврового производства, поставщик православного патриархата, долго жил в Англии, пилигрим, много путешествовал и, вдобавок, племянник К С. Алексеева-Станиславского. Мне пришлось бывать в его коммуналке, говорить с его женой и дочерьми, и с К С. Станиславским в его бывшем доме на Ново-Басманной улице в д. № 16.

Владимир Владимирович прожил у нас два года. Он преподавал английский язык в 7-летней сельской школе. Это от него я научился лопотать по-английски и получил много дру-

 

гих сведений по истории культуры, этнографии, театральному жанру. Особенно ценными были его отзывы о книгах, которые я читал, не понимая их значения.

Ссыльной из Смоленска Василий Афанасьевич Мельников был музыкантом оркестров народных инструментов. И танцором. Он научил меня профессионально играть на балалайке, и через это я познал довольно много музыкальных, инструментально-танцевальных и песенных мелодий.

Михаил Гранский, «светский плут», Борох Лейба, жокей ипподрома» механики, часовые мастера, сотрудники музеев искусств и архивов; картежные шулеры, маклеры биллиардных и лото-салонов, воры, фармазонщики, гадальщики, фокусники, артисты, карманники, домушники и майданщики, бродяги и церковные служители — все делились с нами своими профессиональными знаниями. Я много общался с ними. Они были интересны, романтичны и часто симпатичны.

Шпана того периода была, безусловно, сословием, жившим по своим этическим и бытовым нормам, и была достаточно дисциплинированна в них. Местное население они никогда не обижали.

Моя биография и послужной список (всю жизнь в ГУЛАГе) предоставили мне возможность проследить эволюцию этого сословия во времени и качестве. Это очень интересный, занимательный и серьезный процесс. Теперь историки-социологи на этом примере могут утверждать: нет ничего, что не может быть разрушено на основании и с помощью идеи интернационального и социального братства пролетариев.

Шпаны как сословия уже нет. Есть другое — коммунистическая общность. О ней судите-рядите сами.

Разгром предприятий времен НЭПа, санитарная криминальная чистка городов юга и центра страны заканчивалась большими этапами людей в северные районы. Таким методом целомудренное и наивное население потомственных северян приобщалось к иной морали, иной цивилизации и гибридизировалось с криминальным поведением. И до сих пор органы правопорядка продолжают избавляться от нарушителей законов, пересылая их из одних областей в другие.

Вот это и есть коммунистическая общность в действии. О вреде таких отношений никому не позволено говорить, а пора...