30. РАЗЛУКА

Федя и я были неразлучны. Много общих тем для бесед было у нас. Он живо интересовался театром, кино, а годы учебы в Ленинградском театральном институте расширили круг моих понятий об искусстве, о литературе; в Ленинграде я сдружился с писателем Федором Олесовым. Он жил в одной коммунальной квартире с тетей Верой, маминой младшей сестрой, и я часто бывал у него и его жены, интереснейшего художника-фотографа Лидии Григорьевны. Ее фотоэтюд «В полете» (профиль девушки с развевающимися волосами) завоевал широчайшую известность. У Олесова я познакомился и подружился с поэтом Глебом Чайкиным, автором «Византийского ювелира» (поэмы), умершего молодым до войны. Познакомился у Олесова с Золотовским, автором книг о подводниках; с Эдуардом Жаровым, артистом, братом знаменитого Михаила Жарова. Свои литературные опыты читала мне Екатерина Михайловна Шереметьева, преподававшая у нас в институте художественное слово, как и Марья Васильевна Кастальская, непосредственно занимавшаяся этим предметом со мной. Было немало знакомых среди хороших артистов, искусствоведов, что способ-

ствовало моему творческому росту и гуманитарному развитию. О каждом из своих знакомых или тех, с кем меня сталкивала судьба, как, например, с Ваграмом Папазяном, Бабочкиным, Блюменталь-Тамариным, Шаляпиной-Бакшеевой, Москвиным, Леонидовым, Зубовым, я мог вспомнить и рассказать. Безусловно, киевские и самарские знакомства (там я сблизился с хорошим артистом Оскаром Осиповичем Марковым, родственником моего друга детства Соли Ароновича, а также с врачом Львом Иосифовичем Гуриным, блестяще игравшим на своем юбилейном вечере роль профессора Мамлока, никак не хуже, чем в фильме). Но больше всего Федю занимали мои воспоминания о плене, о немцах, их поведении и психологии. Федя же мне рассказывал про свой родной Пятигорск, про Кавказ, его жителей, их нравы и обычаи, про историю этого удивительного края.

Но вот в камеру вошли врач, сестра и корпусной. Нам велели повернуться спинами и, осмотрев наши зады, врач сделал пометки и вскоре человек двадцать перевели в другую камеру, на слабосилку. Среди отощавших оказался и я. Федя остался на месте. Мы простились. Навсегда.