Глава II

Многообещающее начало. Трудные годы. 1912-1920

 

1912

1912 год ознаменовался для семьи двумя большими событиями: папа был избран на штатную должность в Геологический музей Академии наук и тем на многие годы связал свою судьбу с Академией. Вторым событием явилось рождение дочери, появление которой несколько смягчило горе утраты первенца.

В начале года инженерное управление Владивостокской крепостью обратилось в Геологический комитет (Геолком) с просьбой рекомендовать геолога для работ по изысканиям в районе крепости в связи с предстоящим ее укреплением. Геолком предложил кандидатуру папы, который с интересом принял это предложение и был назначен геологом крепости Владивосток¹. Председатель Общества изучения Амурского края Николай Матвеевич Соловьев, зная об этом назначении, предложил папе в течение летних месяцев продолжить геолого-палеонтологические исследования полуострова Муравьева-Амурского и близлежащих островов.

Во Владивосток папа отправился вместе со своей матерью, Марией Ивановной, возвращавшейся домой из Европы через Петербург. Сохранилась почтовая открытка, в которой его любимая сестра Лиза передавала желание матери ехать вместе с сыном, так как здоровье ее «стало пошаливать». Еще до отъезда в Южно-Уссурийский край папа, имея ученую степень доктора естественных наук Тюбингенского университета, решил получить научную степень в одном из российских университетов. Он выбрал Юрьевский (Тартуский) университет. В конце апреля после сдачи экзаменов ему была присуждена искомая степень магистра минералогии и геогносии.

 

В Уссурийской экспедиции папа проработал четыре месяца чрезвычайно плодотворно². В процессе полевых работ ему пришлось самому дать названия многим географическим пунктам, «где развиты те или иные описываемые мною горные породы, — писал он. — Причина возникновения названий чисто утилитарная — географическая»³. Около 60 географических объектов: горы, бухты, мысы, ранее безымянные, получили названия, в последующие годы многие из них переименовали. Одновременно была собрана большая коллекция геологических образцов и минералов, предназначенных как для музея общества⁴, так и для Геологического музея Академии наук. Научные результаты этой экспедиции предполагалось издать в трех томах «Записок Общества изучения Амурского края». В свет вышли только том 1-й и часть 2-го, но об этом ниже. Общество изучения Амурского края за эти работы присудило папе премию имени Ф.Ш. Буссе⁵. Для молодого ученого это была большая честь.

По возвращении в Петербург папу ждала новость: Ф.Н. Чернышеву удалось добиться расширения штатов для Геологического музея, и 10 октября 1912 года папа был избран на открывшуюся новую должность младшего научного хранителя.

Для поступления на государственную службу надо было подать прошение на имя самого государя императора:

 

Всемилостивейший, державный Великий Государь Император

Николай Александрович,

самодержец Всероссийский, Государь Всемилостивейший

 

Просит доктор естественных наук Тюбингенского Университета,

магистр имп. Юрьевского Университета

Павел Владимирович фон Виттенбург о нижеследующем:

 

Желая поступить на службу Вашего Императорского Величества в должности младшего ученого хранителя Геологического отделения Геологического и Минералогического Музея имп. Петра Великого имп. Академии наук, всеподданнейше прошу к сему дабы повелено было сие мое прошение принять и меня на означенную должность определить.

Моему прошению, мною написанному, руку приложил Павел Владимирович фон Виттенбург.

К поданию подлежит в Правление имп. Академии наук.

Жительство имею:

Лахта «Ольгино»

Лесная ул. № 21.

2 ноября 1912 г.⁶

Затем требовалось принять присягу на верность и дать подписку о непринадлежности к тайным обществам, текст «Клятвенного обещания» подписан 28 февраля 1913 года папой и принимавшим присягу пастором. Поступление на службу в Академию наук предоставило папе огромные возможности для реализации его научных интересов, его энергия находила приложение в разных направлениях деятельности Академии. Это был самый плодотворный период его жизни. В этом же 1912 году папа стал членом еще двух научных обществ: Петербургского общества естествоиспытателей⁷ и Геологического общества в Вене.

Вторым знаменательным событием этого года было появление на свет 16 марта дочери, при крещении по православному обряду названной Вероникой. Крестной матерью стала Эрна, дочь папиной сестры Эли. Девочка родилась здоровенькая, необычайно улыбчивая и совсем не плакса. Маме пришлось на время оставить институт. Поскольку не хотелось жить там,

 

где потеряли своего первого ребенка, семья переехала на другую квартиру, более светлую, на Ропшинской улице.

На все лето мама с Аннушкой поехали в Финляндию под Гельсингфорс, где им тетя Таля, мамина сестра, сняла дачу. Мама, как человек деятельный, принялась в это время за вышивание. В Гельсингфорсе можно было купить все, что нужно для рукоделия — нитки, ткань, образцы для вышивания. За лето мама успела вышить шерстью большую картину: опушка хвойного леса, озеро, закат солнца. Папа очень любил эту картину, она прошла с нами долгий путь, а сейчас висит в раме под стеклом над моим письменным столом.

На одном из островов близ Гельсингфорса мои родители увидели домик, который им очень понравился. Дом принадлежал архитектору. Хозяин любезно разрешил осмотреть дом и подарил его план, узнав, что молодые люди хотели бы построить себе такой же.

В этом же году папа с мамой решили поселиться за городом. Маленькой Веронике нужен чистый воздух. Выбран был поселок Ольгино по Сестрорецкой железной дороге, недалеко от Петербурга, верстах в девяти. Сняли первый этаж одной из дач архитектора А.П. Вайтенса по Лесной улице, дом № 21. Ежедневная поездка в город для папы не составляла труда, так как поезда ходили регулярно.

 

1913

В 1913 году Академия наук командировала папу с 20 мая по 15 сентября на остров Шпицберген, чтобы продолжить изучение геологии, начатое экспедицией под руководством Владимира Александровича Русанова. В состав новой экспедиции вошел также горный инженер Рудольф Лазаревич Самойлович. Они обследовали триасовые отложения и каменноугольные месторождения Айсфиорда, Белзунда и острова Акселя. На острове Акселя папа открыл верфенские отложения.

На Шпицбергене папа познакомился с несколькими учеными из Швеции и Норвегии, в частности с Адольфом Гулем, с которыми и в дальнейшем поддерживал научные контакты. Вскоре они прислали в Геологический музей для обработки триасовые коллекции, собранные ими на Шпицбергене⁸.

Первое посещение Арктики, ее суровая красота произвели на папу сильное впечатление, взволновали его. Он понял, что мысли и сердце его теперь будут принадлежать этим далеким странам с их бескрайними просторами.

 

1914

К лету 1914 года в связи с открытием в Арктике новых земель, в Академии наук созрело решение о создании специальной межведомственной Полярной комиссии. На заседании физико-математического отделения Академии наук обсуждалась записка И.П. Толмачева «Об изучении новооткрытых земель и островов у берегов Сибири». В.И. Вернадский в записке «К вопросу о задаче Полярной комиссии»⁹ изложил свои предложения. В результате от Академии были разосланы письма семнадцати ученым с приглашением войти в состав Полярной комиссии. Среди давших согласие на работу в комиссии был и папа.

1 декабря 1914 года под председательством президента Академии великого князя Константина Константиновича состоялось предварительное совещание, на котором был определен состав Полярной комиссии и ее задачи. Главной темой совещания был вопрос об организации круглогодичных научных экспедиций, для чего предполагалось создать склады продовольствия на побережьях арктических морей и разработать «Положение о снаряжении полярных экспедиций во избежание повторений тех катастроф, к которым привели недостаточно продуманные и неправильно снаряженные экспедиции Седова, Брусилова, Русанова»¹⁰. Условия военного времени задержали начало деятельности комиссии. Следующее заседание состоялось лишь через два года под председательством А.П. Карпинского, который взял на себя руководство Полярной комиссией после смерти великого князя Константина Константиновича.

 

В летний экспедиционный период 1914 года папа

«был командирован имп. Академией наук для геологических исследований в Терскую область, где по приглашению начальника гидротехнических изысканий на Северном Кавказе инженера Ю.В. Кашкина принимал участие в работах по исследованию верховий рек бассейна Терека и Сунжи в области предполагаемых ... значительных технических сооружений по ирригации и мелиорации водных сил северного склона Кавказа. — О ходе работ он писал так: В первый год своих двухлетних работ я решил произвести беглый осмотр тех мест, где впоследствии должны быть сосредоточены детальные исследования. <...> Рекогносцировочный характер моих исследований сам собой понятен, <...> ибо невозможно в два месяца изучить хотя

 

бы с приблизительной точностью такой обширный район, который мне пришлось объехать, более точное исследование было предположено произвести во второй год работы»¹¹.

 

Папа из экспедиции вернулся только к началу октября. Предварительный отчет он закончил конкретными рекомендациями по выбору места для устройства водохранилищ, основанных на геологической структуре горных пород.

 

Жизнь в Ольгино очень понравилась родителям — поселок переживал пору своего расцвета. Среди пригородных поселков он славился комфортабельностью, богатой культурной жизнью, красотой окрестностей, пляжами, купальнями. Папе с мамой удалось скопить немного денег для покупки земли и строительства собственного дома, участки в то время в Ольгино стоили недорого. Родители выбрали место на краю соснового леса, где когда-то был берег древнего Балтийского моря. За участком открывался вид на поля, вдалеке чернел лес. Мечта о собственном доме, где спокойно могла бы жить семья, на чистом воздухе росли бы дети, зародилась у папы еще в молодости.

Весной 1914 года началось строительство дома по плану, подаренному в 1912 году финским архитектором из Гельсингфорса. Заложили фундамент из грубо отесанного гранита, возвели сруб. Как только настелили пол и покрыли толем крышу, сразу переехали жить в собственный дом. Первое время оконные и дверные проемы завешивали одеялами и коврами. Денег не хватало. Чтобы продолжить строительство, первый этаж пришлось заложить. В Ольгино теперь стали приезжать гости. В семейном альбоме несколько фотографий запечатлели сцены летней жизни. Появился сторож — сенбернар (леонберг) по кличке Миллон. Эхо военных действий Первой мировой войны еще не нарушало привычной жизни.

 

1915

Мама стремилась закончить медицинский институт, все экзамены сдала на отлично. Совсем уже на сносях она сдала последний экзамен того года — патоанатомию. В мае родилась девочка. При крещении ей дали имя Валентина, а дома называли Валюсей или Люсей.

Иван Александрович и Анна Львовна имели в Тайцах небольшой дом, но лето проводили у своей младшей дочери Зины. Эрна, старшая дочь папиной сестры Эли тоже часто гостила в нашей семье. Она любила детей и с удовольствием проводила с ними время.

 

В строящемся доме можно было жить только на первом этаже. Внутри еще не было отделки, стены бревенчатые. Трубы водяного отопления и радиаторы укрепили сразу, а котел для отопления поместили в подвале. К нему из кухни вел спуск в несколько ступеней. Летом заготавливались дрова — швырок, которым заполнялся подвал. Участок со стороны леса огородили сплошным забором, со стороны улицы — штакетником, а две другие стороны только наметили жердями.

Детям много удовольствия доставляли прогулки. Зимой Миллона запрягали в саночки, и он степенно возил детей. Летом в саду устанавливали качели на специально врытых столбах и трясучку — длинную доску, укрепленную по концам на низких опорах. Стоило сесть или встать на нее, как она пружинила и подбрасывала вверх. В саду выкопали прудик скорее всего в противопожарных целях. Его огородили со всех сторон невысоким заборчиком, подходить к воде разрешалось только со взрослыми...

 

Геологический музей, где работал папа, был одним из старейших музеев России, он вел свое начало от минерального кабинета Петра I, образованного в 1716 году. Долгие годы он существовал как геологическое отделение Минералогического музея. По мере развития геологической науки в 1903 году геологическое отделение стало самостоятельным музеем, а в 1912 году оба музея объединили, образовался Геологический и минералогический музей имени Петра Великого. Директором объединенных музеев с небольшими перерывами был В.И. Вернадский, а геологического отделения с 1900 года до своей смерти в 1914-м — Ф.Н. Чернышев, после него руководство принял на себя Н.И. Андрусов.

Фонды музея постоянно росли, занимал же он в течение нескольких лет чрезвычайно тесное помещение в главном здании Академии наук, поэтому свои коллекции не мог представить для обозрения широкой публике — посещали его только специалисты и экскурсии студентов. В 1915 году музею передали две небольшие квартиры на третьем этаже главного здания. Шла Первая мировая война, Академия, как и большинство учреждений и дворцов города, отдавала свои помещения для размещения раненых. В Академии находился лазарет имени великой княгини Елизаветы Маврикиевны, вдовы покойного президента Академии. Оставшиеся комнаты были использованы для экспозиции коллекций и научной работы.

В 1915 году экспедиционная деятельность папы ограничилась изучением делювиальных отложений в окрестностях Петрограда. Текущая работа заключалась в изучении коллекций триаса Евразии и Кавказа, редактировании «Трудов» музея. Кроме того, ему поручили заведование

 

делопроизводством, как геологического отделения, так и всего Геолого-минералогического музея¹². Помимо этого, в порядке помощи периферийным музеям, папа собрал и отправил в Симбирский областной музей геологическую коллекцию из дублетных образцов. В ответ ему прислали благодарственное письмо: «Милостивый государь Павел Владимирович, Правление Симбирского областного музея на собрании своем 29 мая 1915 года постановило просить Вас, Милостивый государь, принять звание члена-корреспондента Музея»¹³. По-видимому, папа давал рекомендации по борьбе с оползнями в Симбирской губернии, так как в домашнем архиве сохранился присланный оттуда в дар альбом с фотографиями разных случаев смещения почвы в окрестностях Симбирска.

 

1916

Все предыдущие годы папа работал над монографией, обобщающей его геологические исследования в заливе Петра Великого, начатые еще в 1908 году. Монография «Геологическое описание полуострова Муравьева-Амурского и архипелага Императрицы Евгении» вышла в качестве XV тома «Записок Общества изучения Амурского края» со многими иллюстрациями в виде карт, таблиц, рисунков и фотографий. Большая часть фотографий, в том числе и панорама бухты Золотой Рог, была снята самим автором. Исследование завершила геологическая карта полуострова.

Книгу автор посвятил Николаю Матвеевичу Соловьеву, председателю Общества изучения Амурского края, организатору экспедиции 1912 года. Н.М. Соловьев в ответ писал:

«Я не ожидал, что труд Ваш выйдет такой объемистой книгой, не ожидал такой массы иллюстраций, такой изящной внешности книги, особенно ввиду тяжелых условий военного времени. Приятным сюрпризом явился исторический очерк исследований Уссурийского края, старые карты, сотни ссылок на источники. XV том вышел объемистее, чем все предшествующие 14 томов вместе взятых, научную же ценность XV тома нечего и сравнивать с предшествующими»¹⁴.

Научные результаты экспедиции 1912 года предполагалось издать в трех частях, но помимо монографии отца в свет успела выйти только работа А.Н. Криштофовича «Материалы к познанию юрской флоры Уссурийского

 

края» в виде XVI тома «Записок», а остальные шесть статей этого тома, хотя и готовились к печати, как и XVII том «Петрография», издать не успели в связи с революцией. Во всех папиных изданиях принимала участие мама: она редактировала рукописи, правила корректуру и даже составляла указатели.

Из-за войны и революции не весь тираж монографии отца был разослан, часть его осталась дома. Всего два или три года назад по просьбе нескольких геологов Владивостока, я выслала им эту книгу¹⁵. По своему научному значению она до сих пор не потеряла ценности, о чем они мне и сообщили. Эта монография всегда оставалась для папы дорогой и любимой.

Несмотря на военное время, отдел торговых портов министерства торговли и промышленности искал возможности освоения Северного морского пути для торгового мореплавания. Необходимо было строить порты в устьях великих сибирских рек — Енисея и Оби. «Прежде чем приступить к портовым изысканиям и выбору пункта для возведения порта, отделом торговых портов было поручено П.В. Виттенбургу, Р.Ю. Гутману и И.Д. Лукашевичу составить гидрометеорологический очерк рек Енисея и Енисейского залива»¹⁶.

С мая по сентябрь 1916 года папа продолжил изыскания на Северном Кавказе, особый интерес для него представляли найденные там триасовые отложения¹⁷. По возвращении в Петроград он получил по совместительству место геолога гидрометеорологической части отдела торговых портов министерства торговли и промышленности для производства гидрогеологических изысканий и предложение прочесть курс лекций «Учение о морских берегах и формах поверхности суши» на гидрометеорологических курсах. Кроме того, папа стал преподавателем открывшихся в Петрограде Высших географических курсов¹⁸ и в дальнейшем принял горячее участие в организации высшего географического образования. Одна из сторон папиной натуры — потребность передавать свои знания молодежи, воодушевлять ее, зажигать стремлением познать новое — с этого времени приобретает ведущее значение в его жизни.

В этом году папа подал просьбу в Харьковский университет о присуждении ему звания магистра минералогии и геологии за только что вышедшую

 

монографию «Геологическое описание полуострова Муравьева-Амурского и архипелага Имп. Евгении». Просьба была удовлетворена. Это была третья ученая степень, полученная моим отцом. Две другие были получены в Тюбингенском (1909) и Юрьевском (Тартусском) (1912) университетах. Будучи уже членом Русского Географического общества и Петербургского общества естествоиспытателей, папа вступил в Русское палеонтологическое общество¹⁹.

 

Семейная жизнь шла своим чередом. Дом в Ольгино строился, девочки росли. Мама возобновила занятия медициной, посещала клиники института и готовилась к выпускным экзаменам.

 

1917

Наступил год революций. Жизнь в Петрограде бурлила, но катаклизмы этих лет для нашей семьи прошли не так трагично, как для других. Ни в армию, ни в ополчение папу не призывали, так как он состоял на службе в государственном учреждении и являлся уроженцем Владивостока²⁰. Мама сдала государственные экзамены и получила диплом с отличием. Она считала, что для медицинского образования неприемлемы оценки ни хорошо, ни тем более удовлетворительно, так как врач должен знать свой предмет только на отлично. Теперь мама стала терапевтом-микропедиатром, это помимо хозяйки, жены, редактора папиных рукописей, а в душе еще и музыканта.

5 мая 1917 года Иван Александрович Разумихин, мамин отец, вышел в отставку. Он был на службе с 1880 года, вел инженерные наблюдения за строительством железных дорог в Польше, Закавказье, Средней России и принимал участие в проектировании Забайкальской железной дороги, имел чин статского советника и ордена Св. Анны 2-й степени и Св. Станислава 2-й степени. С 1914 года, будучи инженером при управлении железных дорог, он успешно провел работы по мобилизации железных дорог в связи с вступлением России в Мировую войну, за что в январе 1916 года был награжден орденом Св. Владимира 4-й степени. По ходатайству начальника управления железных дорог Рейснера ему была назначена усиленная пенсия в размере 1200 рублей в год «за продолжительную усердную и ревностную службу».²¹

 

В начале 1917 года президентом Академии наук был избран А.П. Карпинский. Во время Февральской революции непременный секретарь Академии С.Ф. Ольденбург вошел во Временное правительство России в качестве министра народного просвещения. После Октябрьского переворота большевистское правительство обратилось к Академии с вопросом: согласна ли она сотрудничать с новыми властями? Ответ Академии: «Академия полагает, что значительная часть задач ставится самою жизнью, и Академия всегда готова по требованию жизни и Государства приняться за посильную научную и теоретическую разработку отдельных задач, выдвигаемых нуждами государственного строительства, являясь при этом организующим и привлекающим ученые силы страны центром»²². До поры до времени ученым позволили ведать наукой самостоятельно. В это время и еще несколько лет, как бы по инерции, ценился профессионализм: наукой занимались ученые, а политикой — политики.

Академия наук опять командировала папу в Южно-Уссурийский край для продолжения геологических исследований береговой полосы залива Петра Великого. Экспедиция продолжалась с мая по сентябрь 1917 года. Из письма к маме:

«...Мне очень важно знать, что мои детки здоровы, что они пьют, едят и отдыхают на свежем воздухе вдоволь.

Мои работы идут вперед. На днях устроил я совместную экскурсию с Полевым и Соловьевым. Хотел показать первому интересные места, но, конечно, как и следовало ожидать, комитетский геолог остался верен себе. Был ко всему окружающему хладнокровен и в объяснения мудрые не пускался. Прокатил я его в автомобиле по горам и доставил бы любому геологу западноевропейскому, наверное, бесконечное удовольствие, а этот даже не выразил особого интереса к таким геологическим явлениям, которые заставляют шевелиться, по моему, всякий инертный ум, не только геолога. <...>

Мною Соловьев, кажется, доволен. Я стараюсь добросовестно выполнять мою работу. Знаешь, дружок, я, кажется, тебе еще этого не писал, что он, кажется, собирался или имел мысль свою дочь — барышню — выдать за меня²³ и был очень удивлен, когда узнал, что я уже женат и имею деточку. Он немного изменил свое поведение, но

 

теперь вполне освоился и очень хорошо относится ко мне. Он вообще очень славный человек. Его сын, гимназист 4-го класса, живет у меня и экскурсирует со мной, очень симпатичный мальчик»²⁴.

В это лето особенно подробно были изучены острова, расположенные в заливе Петра Великого: Аскольд, Путятин и группа островов архипелага Имп. Евгении. Кроме того, были исследованы в геологическом отношении Мангурайское и Николаевское угольные месторождения Уссурийского края.

Как видно из отчета Геологического музея за 1917 год, VIII том его « Трудов» находился в печати. Туда вошли отчеты папы по экспедиции на Шпицберген, материалы по геологии Северного склона Кавказа и история Минералогического общества за период с 1817 по 1863 год, выполненные по поручению этого общества, но весь тираж этого тома пропал.

На годичном собрании Академии наук 29 декабря 1917 года в торжественной обстановке было объявлено о присуждении папе Малой премии имени Ахматова²⁵ за книгу «Геологическое описание полуострова Муравьева-Амурского и архипелага Имп. Евгении»: Академия еще жила своею жизнью.

По возвращении из экспедиции папа узнал, что пустующий дом геолога К.А. Воллосовича в Ольгино занят детской трудовой колонией. Книги и рукописи ученого, а также материалы Русской полярной экспедиции, геологические коллекции находятся где попало. Ему удалось собрать все уцелевшее и передать в Академию наук.

В октябре 1917 года папа был избран председателем Лахтинского волостного земства.

 

1918

Страна в глубоком кризисе. Парализована промышленность, разорено сельское хозяйство, голод, Гражданская война, бандитизм...

 

«Никогда еще со времени Государства Российского темнота и невежество широких масс не проявлялось в такой поражающей наготе, как во время Великой Революции, когда нация подводит итоги пережитого и производит себе самой переоценку. Поэтому лозунгом момента является "просвещение" — самое широкое, во всех видах. Не только школы, эти специальные органы Наркомпроса всех типов и ступеней, все учреждения отдают все силы просвещению, так как это единственный путь, который уведет нас от первобытной дикости и некультурности, к сознательному творчеству общественной жизни...»

Эти мысли, возможно, принадлежали В.И. Вернадскому и относятся к 1921 году²⁶. Деятельность Академии и многих ее ученых демонстрировали именно такое понимание своих задач в новой обстановке. Вопреки тяжелым материальным условиям жизни ученые не только не потеряли интереса к своей деятельности, а, напротив, выступали инициаторами многих начинаний и с огромным энтузиазмом сплошь и рядом в них безвозмездно участвовали.

В феврале 1918 года при Коллегии единой трудовой школы Наркомпроса была учреждена Экскурсионная секция. Она была призвана организовать расширенное естественноисторическое и гуманитарное образование учащихся путем создания экскурсионных станций. В окрестностях Петрограда открылась сеть экскурсионных станций для углубленного изучения природы во всей ее «целокупности», а также истории своих мест. Фактическим руководителем Экскурсионной секции был профессор Иван Иванович Полянский при участии профессоров С.П. Кравкова, М.М. Римского-Корсакова, Б.А. Федченко и И.И. Михайлова. Консультантами стали профессора В.М. Шимкевич, В.Л. Комаров, Д.Н. Кайгородов, В.Я. Курбатов, Л.С. Берг и академик С.Ф. Ольденбург²⁷.

Отец в это время занимался организацией в поселке Ольгино трудовой школы с политехническим уклоном и экскурсионной станции с музеем природы на Лахте в пустовавшем замке графа А.В. Стенбок-Фермора. Тогда же он был избран председателем объединенного школьного совета Сестрорецкого района. Одновременно с экскурсионным направлением в просветительной деятельности ученых в стране успешно развивалось краеведение. Широкие круги интеллигенции в центре и на местах, движимые заботой о сохранении культуры во всех ее проявлениях и охране природы, стали участниками этого общественного добровольного движения. Российские

 

ученые в первые послереволюционные годы оказались в крайне тяжелом материальном положении. Кроме того, они постоянно ощущали недоверчивое и даже подозрительное отношение к себе новых властей.

Наряду с высокими материями Академии наук приходилось хлопотать о пайках ученым и служащим, о получении карточек на сахар и дрова, о защите имущества сотрудников от конфискации, а их самих от мобилизаций. В архиве Академии хранится такой документ: «Удостоверение в том, что П.В. Виттенбург состоит на службе по Комиссариату Народного просвещения в Российской Академии наук [Академия к этому времени была в ведении Наркомпроса. — Е.В.] в ученой должности и по условиям дела и рода занятий не подлежит привлечению к общественным трудовым повинностям, равно как и явке ко всеобщему воинскому обучению»²⁸. Требовались «охранные грамоты» на обычное имущество ученого, что видно из справки от Академии наук о том, что пишущие машинки и бинокли, находящиеся в личном пользовании папы, принадлежат якобы государственному учреждению, в данном случае — Геологическому музею.

Характерно письмо Николая Ивановича Андрусова, обращенное частным порядком к главным хранителям Геологического музея:

«Отправляясь из Петрограда лишь по необходимости и в особенности по состоянию здоровья, я уезжаю, к сожалению, в такой момент, когда в Геологическом отделении нет ни одного хранителя. Хотя обстоятельства времени действительно таковы, что пребывание в Петрограде является тягостным и в материальном отношении мало выносимым, и такое положение Отделения является в высшей степени ненормальным и требует в будущем известных мер, которые бы обеспечивали наличность в Музее определенного % хранителей. Этого требуют: а) интересы самого Музея, который иногда может остаться без всякой защиты, б) интересы самих хранителей, для которых слишком продолжительное отсутствие из Петрограда может грозить им, если на это будет обращено внимание, потерей их места. <...> Продержавшись на этом посту в нынешнем году 10 месяцев, я дошел в настоящую минуту до крайнего физического истощения и душевной усталости, не говоря уже о части моей семьи — поэтому, несмотря на серьезный и даже опасный момент, который теперь переживает Геологический и Минералогический музей, повелительно требуется для меня продолжительный отпуск, после которого я, может быть, могу снова приняться за энергичную работу. В мое отсутствие тем из хранителей, которые соберутся, я надеюсь, хотя бы в малом числе,

 

придется взять на себя сообща и коллегиально заботу о Музее, директором которого, в мое отсутствие, останется академик С.Ф. Ольденбург»²⁹.

Далее Андрусов просит экономить газ и электричество, вечерами не работать из-за дороговизны энергоносителей.

Тем не менее жизнь в Геологическом музее продолжалась. «Тяжелые современные условия не давали возможности развить работы Геологического отделения, все же ученые хранители М.В. Баярунас, П.В. Виттенбург и И.П. Толмачев занимались обработкой научных коллекций и подготовкой их к выставке. <...> П.В. Виттенбургом была составлена коллекция для Вологодского учительского института и других учебных заведений», — отмечалось в отчете музея за 1918 год³⁰. Летом трое старших ученых хранителей разъехались в длительные командировки за пределы Петрограда: И.П. Толмачев — в Западную Сибирь, И.П. Рачковский — в Урянхойский край, а О.О. Баклунд — в Финляндию и Швецию³¹. Папа оставался выполнять их обязанности один в течение двух лет, вплоть до 1920 года³². Помимо заведования делопроизводством Геологического и минералогического музея на него легло и временное заведование хозяйством музея.

Когда наступили летние месяцы, «академик Н.И. Андрусов попросил Отделение [физико-математическое, которому подчинялся Геологический музей. — Е.В.] командировать хранителя Геологического и Минералогического музея П.В. Виттенбурга в Архангельскую губернию, преимущественно на мурманское побережье (Кольский залив) для геологических исследований на срок с 15 июня по 25 июля 1918 года»³³. Это была первая Лапландская экспедиция папы. Она началась позже и закончилась раньше намеченных сроков, так как в районе Мурмана шли военные действия. Экспедиция обследовала Кольский залив, остров Кильдин. Обнаружила залежи железной руды у мыса Мишукова. Папа предположил, что рудные залежи, скорее всего, простираются к Печенгскому заливу. Чтобы установить их промышленное значение, требовались специальные геологические изыскания, которые в том сезоне провести было невозможно. Не удалось даже доставить в Петроград полную коллекцию образцов. Тем не менее

 

попутно было обращено внимание на удобство расположения залежей железа для дальнейшей эксплуатации: береговые террасы и широкая долина пригодны для возведения построек, есть пресная вода и возможно получение электроэнергии из водопадов реки Лавны³⁴.

Папу по-прежнему привлекала деятельность многих научных обществ, в которых встречались в диалоге исследователи разных школ и разных поколений, от приобщающихся к науке до уходящих на покой последних могикан. Но, может быть, еще более, чем интеллектуальную жизнь, он ценил то общественное мнение и тот моральный климат, хранителями которых являлись многие научные объединения. Несмотря на загруженность в этом тяжелом году папа вступил в Русское общество любителей мироведения³⁵.

Возобновила свою работу постоянная Полярная комиссия. Ее председателем оставался А.П. Карпинский. Еще 25 января 1916 года комиссия предложила к изданию закон, «регулирующий плавания в полярных водах и предупреждающий возможность отправления плохо снаряженных экспедиций»³⁶. Теперь, в феврале, на заседании комиссии обсуждалось в связи с окончанием Первой мировой войны проведение научных исследований Севера, и в частности экспедиции на Таймырский полуостров; расширение работ Мурманской биологической станции; издание трудов экспедиции Э.В. Толля по магнитным, метеорологическим и океанографическим наблюдениям; наконец, издание органа Полярной комиссии «Arktica», который должен был содержать извлечения из протоколов заседаний Комиссии, научные материалы, текущие известия, хронику и библиографию³⁷. Однако следующее заседание Полярной комиссии состоялось только 26 сентября. Председатель комиссии А.П. Карпинский отметил, что «вследствие выезда из Петрограда половины членов комиссии <...> и отсутствия секретаря И.П. Толмачева, а также в силу обстоятельств переживаемого времени, заседания Постоянной Полярной комиссии в течение долгого времени не

 

было»³⁸. На этом заседании секретарем временно был избран М.Е. Жданко. Обсуждались вопросы о возможности строительства железной дороги от низовий реки Оби до реки Печоры.

 

А что же мама? Конечно, она не оставалась в стороне. Еще до замужества, будучи студенткой, она мечтала работать в лепрозории, ей хотелось посвятить себя помощи несчастным. Теперь представилась такая возможность: профессор Даниил Кириллович Заболотный организовал в Петрограде противохолерные отряды. Ему нужны были молодые силы, и мама включилась в работу. В это же время в поселках Аахта и Ольгино вспыхнула эпидемия черной оспы. С помощью Евсея Наумовича Гуревича, владельца аптеки на Лахте, мама доставала бесплатные лекарства и сыворотки в институте имени Пастера и лечила больных, а особо тяжелых госпитализировала. Тогда не было поликлиник и участковых врачей. Эпидемия продолжалась вплоть до 1919 года. Черной оспой болело преимущественно бедное население Лахты и деревни Бобыльской, жившее в антисанитарных условиях. Кроме того, мама лечила детей в колонии беспризорных, так называемой Приморской трудовой колонии на Лахте.

Жизнь семьи осложнял голод. Около дома был участок земли, хотя и небольшой и заросший соснами, все же можно было на грядках кое-что вырастить. Детям было нужно молоко. Мама узнала, что на одной из дальних станций по Сестрорецкой железной дороге продается коза швейцарской породы. Нужно купить ее и привезти в Ольгино. Как? Пассажирским поездом ее не привезешь. Кое-как удалось втиснуться с козой в товарный вагон, набитый солдатами. Поезд шел в Петроград, а маме в Ольгино надо выходить. Выпрыгнуть из вагона с козой невозможно — нужны сходни, коза упирается. С 'большими трудностями маме все же удалось доставить безрогую козочку домой. Ее назвали Зорькой. Дети были обеспечены свежим молоком. Сперва Аннушка отказалась доить козу, пришлось учиться маме. Потом Аннушка привязалась к Зорьке и сама с удовольствием доила и ухаживала за нею.

Родители мамы, Анна Львовна и Иван Александрович, которые жили в Тайцах, решили окончательно переехать к дочери в Ольгино. Свою огромную библиотеку Иван Александрович взял с собой. Он собирал книги всю жизнь и хорошо знал литературу. Когда на подводе везли книги в Тайцах на вокзал, им повстречался отряд солдат. Они тут же реквизировали

 

библиотеку как несомненную собственность республики. Единственное, что дедушке удалось сохранить — это скрипку.

Наталия Ивановна, тетя Таля, тем временем без памяти увлеклась одним человеком и стремительно уехала с ним в Берлин, бросив мужа и сына. Как сложилась судьба Игоря Лунина, ее прежнего мужа, я не знаю. В нашей семье его любили. В начале 1920-х годов он жил в Риге. Больше о нем никто ничего не говорил, лишь в 1928 году мы получили фотографию Игоря с сыном Ростиславом (Славушкой), семнадцатилетним юношей. В это же время через Валериана Евгеньевича Ляхницкого, друга юности Зины и Тали, мы получили письмо и фото Наталии Ивановны из Парижа. Она писала о трудной жизни, которая выпала на ее долю во Франции. На фото мы увидели рядом с нею маленького сына Вольдемара Пузино, родившегося, по всей вероятности, в 1924 году.

 

1919

В Геологическом музее осталось совсем мало сотрудников, но все же велась обработка имеющихся коллекций. Папа изучал и систематизировал коллекции мезозоя, которыми впоследствии заведовал. Он также продолжал составлять естественноисторические коллекции для учебных целей.

1919 год был единственным годом в истории Академии наук, когда она не могла организовать ни одной экспедиции³⁹. Страна была в огне Гражданской войны, многие территории оказались оккупированы иностранными войсками. По поручению Академии наук папа «производил совместно с управлением по изысканиям Петроградского порта геологические исследования побережья Невской губы от Лисьего Носа до Ораниенбаума»⁴⁰.

В этом же году при Академии наук как специальное научное учреждение был создан Российский гидрологический институт⁴¹. Был проведен конкурс на замещение должности старшего гидролога — заведующего отделом изучения морфологии морских берегов. Папа принял участие в конкурсе и был избран на должность заведующего отделом, так как с 1916 года работал в Отделе торговых портов министерства торговли и промышленности, а затем в комиссариате того же профиля по изучению морских берегов Залива Петра Великого и Невской дельты.

 

Постоянная Полярная комиссия, несмотря на неполноту своего состава, провела шесть заседаний, на которых среди прочего обсуждался вопрос о необходимости ходатайства перед правительством об установлении четких границ в районе рек Печенги и Назреки в связи с притязаниями Финляндии в этом районе, о подготовке к навигации в Северных морях и о готовности причала в устье реки Дудинки, о целесообразности строительства железной дороги к будущим морским портам полярных морей страны. Представлялось неотложным исследование открытой в 1913 году Земли имени Николая II⁴², так как другие страны начали интересоваться ею. Стало очевидным, что Полярной комиссии надлежит объединить всю полярную деятельность Академии наук и вступить в контакт со всеми учреждениями, работающими на Севере.

Высшие географические курсы, на которых папа преподавал и был ученым секретарем, переросли в Географический институт⁴³. Разместился он в здании под № 122 на набережной Мойки. Папа был избран профессором и читал курс «Геология и география Полярных стран», а затем и историю исследований Полярных стран. Один из студентов того времени, впоследствии доктор биологических наук, Роман Федорович Геккер, писал в своих воспоминаниях:

«Появление Павла Владимировича в качестве преподавателя в только что тогда созданном, единственном в своем роде — Географическом институте — и новая область знаний, которой он себя посвятил, полностью отвечали умонаклонению и запросам Павла Владимировича — его увлечению заманчивым новым, малоизвестным или полностью неизвестным, поэтому захватывающим и по большей частью красивым. Этим требованиям всецело отвечают география, географические исследования, и в особенности географическое изучение и освоение полярных стран. Поэтому Павел Владимирович избрал для себя это поле деятельности и создал в Географическом институте небольшую кафедру географии Полярных стран, на которой читал одноименный курс. На лекциях Павел Владимирович уделял преимущественное внимание истории открытий и изучения полярных стран, которая, как известно, вершилась мужественными личностями, полна эпизодами преодоления больших трудностей, героизма и романтики. На своих лекциях Павел Владимирович говорил, что на севере исследователь заражается "микробом севера" и он сам был им заражен»⁴⁴.

 

В 1919 году в Ольгино папа закончил организацию полной средней школы в большом доме, принадлежавшем в прошлом шведу Русвурму. Школа открылась, оборудованная мастерскими по обработке дерева и металла, а также электротехнической лабораторией. Преподавательский состав сложился из местной интеллигенции. Мама стала врачом в этой школе, лечила детей и взрослых в Ольгино.

19 мая торжественно, в присутствии представителей Наркомпроса, Сестрорецкого и Лахтинского советов и местного населения, в бывшем замке графа Стенбок-Фермора была открыта Лахтинская экскурсионная станция и музей природы Северного побережья Невской губы. Организаторы станции, и прежде всего папа, ставили перед собой задачу исследовать окружающую природу, оставшуюся малоизученной, с одной стороны, а с другой — привлечь учащуюся молодежь к наблюдениям над природой и ознакомить ее с методами научной работы. Основные приемы обучения — экскурсии и кружковые занятия. При станции были устроены лаборатории, оборудованы террариумы, помещения для просушки гербария и тому подобное, а также столовая, спальни для приезжающих экскурсантов и помещение для персонала. Вокруг замка развели огороды, чтобы было чем кормить приезжих.

На следующий день после открытия станции, 20 мая, папа был арестован военным комиссариатом Сестрорецкого района, но уже 22 мая освобожден по ходатайству Отдела ученых учреждений и высших учебных заведений. 26 мая он опять был арестован, на этот раз по распоряжению ЧК. Отдел ученых учреждений 30 июня снова ходатайствовал о его освобождении⁴⁵, и вскоре папа был освобожден, никаких обвинений выдвинуто не было.

За короткий срок открыть станцию и основать при ней музей природы стало возможно при поддержке местного населения и благодаря деятельному, абсолютно бескорыстному участию петроградских ученых, папиных коллег по Академии наук. Профессора А.А. Бялыницкий-Бируля, Д.Н. Кайгородов, Н.В. Шипчинский, Р.Ю. Рожвиц и Б.Ф. Земляков, а также многие другие проводили исследования животного и растительного мира, почвы, геологии и археологии окружающих мест. Некоторые из них жили подолгу в замке, тем самым им было легче «переносить невзгоды внешней жизни»⁴⁶, как деликатно выразился папа. Академик С.Ф. Платонов занимался на станции и прочел курс истории колонизации Севера. Папа привлек к работе на станции и в музее студенток Географического института Таисию Ефимову и Ольгу Досманову, которые вскоре вошли в штат.

 

Альберт Николаевич Бенуа, академик, живописец, архитектор, также бескорыстно принимал участие в создании музея.

«С Альбертом Николаевичем я познакомился в 1918 году, когда он заведовал Музеем прикладного искусства Комиссариата торговли и промышленности, который размещался на бывшей Морской улице под аркой Главного штаба, — вспоминал отец. — Я в то время работал в Геологическом музее Академии наук. Кроме того, по общественной линии, я занимался организацией трудовой школы в Ольгино под Ленинградом, где в то время жил в своей даче. Мне приходилось получать некоторые материалы для школы из Музея прикладного искусства.

Так состоялось наше знакомство. Обаятельная личность Альберта Николаевича не могла не привлечь к себе. Вскоре он стал частым гостем моей семьи и жил подолгу у меня дома в Ольгино по Полевой улице № 5. В это же время я был занят организацией Экскурсионной станции при отделе народного образования города Ленинграда (тогда Петрограда) на станции Лахта. Весной 1919 года при ней был основан возглавляемый мною Музей природы Северного побережья Невской губы. Альберт Николаевич принимал деятельное участие в оформлении музея.

А.Н. Бенуа написал акварель-панно, размером 2 на 1,5 метра, на фоне которой проводились экскурсии по геоморфологии Северного побережья Невской губы. Картина передает взморье у Экскурсионной станции. Эрратический валун рельефно выступает на фоне размытых моренных отложений, характеризуя ландшафт ледникового периода и размывающийся низменный берег, где сосны с обнаженной корневой системой периодически подмываются нагонными водами Невской губы при юго-западном ветре. Тут же вырисовывается засохшая "Петровская" сосна и братская могила русских солдат, погибших в Русско-шведской войне, на фоне более молодого соснового леса. Налево гладь Невской губы при свете вечерней зари дает в великолепном сочетании гамму красок, чем так известен наш талантливый акварелист А.Н. Бенуа»⁴⁷.

Далее папа перечислил остальные картины, написанные для лахтинского музея⁴⁸. Интересно, что для папы все они, помимо художественного значения, имели ценность как иллюстрация тех или иных природных явлений.

 

Экскурсионная станция и музей были любимым детищем папы. Его организаторские и педагогические способности проявились здесь в полной мере.

 

1920

В этом году папа провел вторую Лапландскую экспедицию на север Мурмана. Она оказалась возможной благодаря участию Академии в работе нового учреждения ВСНХ — Северной научно-промысловой экспедиции (Севэкспедиции).

Полярная комиссия Академии наук в январе подготовила план своей работы. Были определены ближайшие задачи ее деятельности:

«1. Составить общую сводку всего того, что сделано в области изучения Полярных стран и приполярных областей России до последнего времени.

2. Разработать общий план программы исследований указанных областей. В качестве первоочередной задачи подготовить экспедиции:

а) для подробного научно-промыслового исследования морей Баренцева и Карского, их побережий и прилегаемых к ним районов;

б) для исследования Земли Николая II.

3. Разработать план экономической политики по отношению к инородцам Севера и устроения их быта с целью предотвращения их вымирания и создания для них здоровых условий жизни.

4. Принять необходимые меры к осуществлению издания органа Полярной комиссии «Arktica»»⁴⁹

Тем временем правительство искало путей организации снабжения армии и флота продовольствием и обратило свое внимание на Север. Президиум ВСНХ 4 марта 1920 года вынес постановление: «В целях научно-практических исследований и попутного использования естественных производительных сил, по преимуществу звериных, рыбных промыслов и оленеводства на Крайнем Севере, учредить при Научно-техническом отделе Выссовнархоза Северную научно-промысловую экспедицию»⁵⁰. Экспедиция

 

получила государственные ассигнования (100 миллионов рублей), право пользования морскими судами и другие привилегии. Севэкспедиция должна была координировать всю работу, ведущуюся на Севере, ей было разрешено организовать горно-геологические, почвенно-ботанические, гидрологические и другие отряды, начальником был назначен Рудольф Лазаревич Самойлович. Таким образом, планы Севэкспедиции в какой-то мере совпали с направлением деятельности Полярной комиссии Академии наук. Ученые Академии наук приняли участие в организации научной деятельности Севэкспедиции.

Был создан ученый совет Севэкспедиции под председательством А.Е. Ферсмана и при секретаре М.Е. Жданко. Членами совета стали А.П. Карпинский, А.А. Бялыницкий-Бируля, К.М. Дерюгин, Л.С. Берг, Н.М. Книпович и другие, в том числе и папа. Вот тогда и представилась возможность Академии наук отправить несколько отрядов ученых на Кольский полуостров, Северный Урал и Печору⁵¹. Геологическому отряду под руководством папы надлежало исследовать полярную часть Кольского полуострова. В районе Мурмана необходимо было продолжить изучение железной руды, начатое в 1918 году. Подготовка к экспедиции велась с мая, но выехать на место удалось лишь 6 августа «ввиду сложности снаряжения в настоящих условиях»⁵². Отряд состоял из восьми человек: начальник — папа, заместитель начальника А.С. Кузнецов, помощник по геологической части Д.Н. Алякринский (студент Географического института), инженер Н.М. Кузьмина, коллектор и секретарь М.А. Лаврова, художник А.Н. Бенуа, кухарка Е.С. Воробьева, завхоз А.А. Куклина.

Принять участие в экспедиции папа предложил Альберту Николаевичу. В свои 68 лет академик живописи с удовольствием собрался в столь необычное путешествие. Мурманская железная дорога предоставила отряду теплушку — товарный вагон. Члены экспедиции теплушку оборудовали с максимально возможным комфортом — печуркой и всем необходимым для геологической работы и работы художника. Через две недели пути экспедиция прибыла в Мурманск. А.А. Куклина занялась добыванием продовольствия, так как из Петрограда взять было нечего. Для работы получили плоскодонную моторную лодку. На буксир взяли другую лодку с экспедиционным снаряжением и частью личного состава. Исследовать надлежало южную часть Кольского залива и реку Тулому с ее порогами и водопадами до Нотозера. Затем отряд приступил к исследованию медного железняка

 

в районе массива Пинагория и Мишукова. В результате был составлен продольный профиль и геологическая карта этого района.

По возвращению в Мурманск экспедиции был предоставлен траулер под № 21 для исследования побережья полуострова Рыбачьего и дальше на запад, до Печенги. Осмотрев на полуострове Рыбачьем ряд бухт, доступных для траулера, папа задумал исследовать губу Долгая Щель. Попасть туда можно было только на шлюпке. 28 сентября он вместе с Марией Алексеевной Лавровой высадился в губе Долгая Щель, где были проведены исследования по геологии и минералогии, особое внимание было обращено на выходы серебросвинцовой руды. Тем временем поднялся шторм. Поспешили вернуться на корабль.

«По оплошности вахтенного на траулере, приближающаяся лодка не была замечена, и судно пошло отстаиваться от поднявшегося шторма в соседнюю бухту Базарную. Таким образом, лодка с одним гребцом и рулевым была предоставлена все возрастающим волнам и юго-восточному ветру, который уносил ее в открытое море»⁵³. «...После девяти часов усиленной гребли в бурную и темную ночь счастливо выкинулись на берег губы Малой Волоковой [как установили впоследствии] голодные и мокрые. Только через двое суток добрались до становища Земляного, где нашли приют, подкрепились пищей и отдохнули. Из Земляного отправились на боте в Вайда-губу, куда пришли благополучно на шестой день после того, как вышли из губы Долгая Щель. Тем временем траулер усиленно искал начальника экспедиции и его спутницу по всему западному побережью Рыбачьего полуострова и, получив, наконец, телеграмму, что они в Вайда-губе, пришел туда и принял их на борт»⁵⁴.

Пока папа добирался до становища Земляного, Академия наук получила известие, что начальник геологического отряда пропал без вести, о чем и сообщили маме в Ольгино. Можно себе представить, что пережила мама! Она с детьми и Аннушкой оставалась совсем одна в недостроенном доме. Было начало октября, темными вечерами какие-то оборванцы разжигали костер у самого нашего забора, выламывая для этого штакетник. Маму беспокоило, как бы огонь не подобрался к дому по остаткам строительного мусора и сухой траве. На случай нападения этих проходимцев мама и Аннушка условились между собой, что будут громко кричать: «Иван, ружье!» Но, увы, никакого Ивана и никакого ружья в доме не было.

 

После воссоединения членов экспедиции судно направилось в Мурманск, где им разрешили посетить город Киркинес в Норвегии. Папа хотел познакомиться на месте с разработками железно-рудных залежей и сравнить их с залежами в районе Пинагория и Мишукова.

Рассказ об экспедиции проходил в расширенном заседании ученого совета Севэкспедиции 1 ноября 1920 года под председательством А.Е. Ферсмана и при секретаре М.Е. Жданко в присутствии многих ученых. Всего было 28 человек.

Папа представил официальный отчет:

«Отряд вышел туда на предоставленном в его распоряжение пароходе "Руслан'. <...> подробно ознакомились с выработкой и обработкой железной руды в окрестностях этого маленького благоустроенного городка. Администрация железоделательного завода в Киркинесе оказала отряду полное внимание и показала все, что заслуживает осмотра. <...> Что касается самого месторождения, очень богатого рудой, то оно вполне аналогично месторождениям в Кольском заливе у мысов Пинагория и Мишукова, причем и простирание руды, так же как и там направлено с северо-запада на юго-восток.

<...> Затем Павел Владимирович Виттенбург поделился с собранием своими впечатлениями из командировки в Киркинес, которая доставила и ему лично и всем его сотрудникам много отрадных часов. Хлопот с местной властью нет. Дали представиться. На пароходе — Ч К, досмотр, арест⁵⁵... Съехали на берег в Киркинес. Свободная торговля, булочные, рестораны, цены невеликие. Визит к старшему инженеру, вечером осмотр завода, но до этого гуляли по городу. Завод вечером освещен. Руда берется взрывами. Руда идет в дробилку, потом электромойка, сушка, весы, пароход. Все идет аккуратно, чисто. С работы в Рабочий дом... Встреча с известными геологами, старыми приятелями. В Рабочем доме устроили в честь нас банкет. Шоколад, сласти, виноград... Обмены любезностями... Товары для торговли готовы, но нет ответа от правительства. В Норвегии жизнь идет полным ходом. Свободная торговля, нет заботы о завтрашнем дне. Заключительный аккорд был восхитительный: подарки — сахар и другие продукты. Прием вообще очень любезный.

Пришли в Мурманск. Опять обыск. Разрешили взять с собой все. Представитель особого отдела просит изложить все письменно. Местные

 

власти относились вообще хорошо, не требовали канцелярщину. Власти дали теплушку в хорошем виде, часто посещали вагон. Бенуа дарил свои акварели. После трудной зимы в Петрограде экспедиция была отдыхом.

<...> Собрание благодарит Павла Владимировича за его интересный доклад и просит затем А.Н. Бенуа ознакомить с его картинами, рисующие как посещенные места, так и быт и условия работы отряда.

А.Н. Бенуа, переходя от картины к картине, провел собрание по тем местам, где работал и останавливался геологический отряд, и своим живым рассказом доставил присутствующим большое удовольствие. Его рассказ показал, что теплушка, в которой путешествовал отряд, была мастерской, где шла успешно работа с утра до ночи, а зачастую и в светлые северные ночи»⁵⁶.

Во время экспедиции «собраны были обширные коллекции по физической геологии, по петрографии Западного Мурмана и по имеющей большой научный интерес фауне палеозойских кораллов острова Кильдина»⁵⁷. Научную обработку материалов вели несколько ученых — Н.Н. Яковлев, И.А. Литгольм, А.А. Полканов, Н.И. Свитальский. Папа и М.А. Лаврова работали над геологическим описанием района работ экспедиции.

Альберт Николаевич за время экспедиции написал 76 акварелей. В январе 1921 года он выставил их в Доме искусств. В Географическом институте была развернута экспозиция в виде наиболее характерных образцов из геологической и палеонтологической коллекции и также несколько мурманских пейзажей А.Н. Бенуа⁵⁸. В домашнем архиве сохранился альбом фотографий этой экспедиции.

В Геологическом музее папа по-прежнему исполнял обязанности отсутствовавших старших ученых хранителей, поэтому А.П. Карпинский, совмещавший в это время должность президента Академии наук и директора Геологического и минералогического музея, обратился к правлению Академии с просьбой утвердить папу с 1 января 1920 года временно в должности старшего ученого хранителя. На следующий год папу утвердили в этой должности окончательно.

 

Помимо музейной работы, папа все еще должен был заниматься делопроизводством и выполнять чисто хозяйственные обязанности. В архиве Академии наук сохранились его многочисленные расписки, удостоверяющие выполнение тех или иных хозяйственных работ: пилка и доставка дров, просьбы о выдаче мыла со склада Совнархоза для мытья коллекций, а также веревок, красок, печных дверок и т.д. О хозяйственных проблемах того времени можно судить, например, по такому документу: «С 20 марта 1919 года каждую из топившихся печей полагается топить два (2) раза в неделю и на нее выдается вязанка дров в неделю»⁵⁹.

В конце года вернулся в Петроград с Украины Иван Петрович Рач-ковский и «принял заведование петрографическим отделением и принял в свои руки ведение хозяйства музея от П.В. Виттенбурга»⁶⁰. К этому времени заведование канцелярией музея поручили Т.П. Дон. Эта аккуратная и исполнительная женщина все время работы папы в Академии была ему помощницей в делах делопроизводства. Уже много позже, в 1960-х годах, они снова встретились.

 

Дома, после возвращения из экспедиции, папа рассказал, как трудно пришлось на полуострове Рыбачьем. Двое суток они шли вдоль берега неизвестно куда, надеясь встретить следы человека. Речки, скалистые бухты, сон под открытым небом в конце сентября... Питались только яйцами птиц. Достигли становища Земляного совершенно измученными. Папа задумал найти ту шлюпку, которая спасла им жизнь во время экспедиции. Это была особая шлюпка: у нее были борта, обитые пробкой, и высокий киль. Она не могла ни утонуть, ни перевернуться. Несколько лет спустя папе удалось найти ее. Лодку привезли в Ольгино и поставили в специально построенный для нее сарай.

В 1920 году дедушка Иван Александрович и бабушка Анна Львовна уехали в Берлин, куда их настойчиво звала старшая дочь, Наталия Ивановна. Горестно сложился остаток их жизни. В Берлине они ничего хорошего не нашли. Дедушка вскоре заболел и умер в 1921 году, а бабушка не смогла жить в тоске и одиночестве и в 1922 году покончила с собой на могиле мужа (повесилась на кресте).