Глава шестая

БОЙ ЗА КЛИЧЕВ

Эти дни партизаны жили лихорадочной жизнью. Штурм Кличева назначен был на 20 марта 1942 года. Но уже в первых числах марта удалось разгромить немецкий гарнизон в Боцевичах, никто из фашистов от возмездия не ушёл. К этому времени произошла передислокация отряда В. Ливенцева из Паричского района в наш, партизаны закрепились в деревне Смолярна, близ Кличева. Отряду Изоха ставилась задача захватить мост через Ольсу и закрепиться на левом берегу. Свистунов, войдя в Морговщину, перекрыл дорогу на Сушу и Усакино. Сырцов занял деревню Евсташино. Гарнизон зажали со всех сторон.

Партизанский отряд Ливенцева был вооружён лучше других, он имел пушки, станковые пулемёты, миномёт. Перед наступлением обменялись взводами, чтобы укрепить кличевский отряд оружием. Зато они лучше других ориентировались в районном центре, знали все улицы и закоулки и стали опорой отряду Ливенцева. Командовали взводами Иван Витоль и Пётр Викторчик, политрук.

Ночью с постели поднял меня гонец, присланный Василём Александровичем. Нужно было указать место, где спрятаны мины. Я дал наводку. Вместе с отцом он отправился к просёлочной дороге, раскопал муравейник и изъял два ящика. Опасный груз уложили в сани, и партизан доставил мины на позицию.

Густая, нудная висела тишина. Начинало светать, вдали чётко прорисовались здание райисполкома и кирпичные стены строящейся школы, частные дома. Ливенцев оглядывал партизан, ребята нервничали, беспокоились, и сам он с нетерпением ждал связных, чтобы в один час с Изохом начать наступление. Связные пришли. И сразу выстрел пушки известил о начале операции. Подтянув отряд к центру, Ливенцев повёл людей в атаку. Мощный раскатистый орудийный выстрел потряс землю и снаряд попал в главное здание. За ним последовал второй, третий... Прячась за хатами, партизаны беспорядочно высыпали на площадь, завязался бой. Всё смешалось в общее месиво, в хаос и ужас. С двух сторон - с нашей и немецкой - тупо били пулемёты. Вражеские огневые точки удалось блокировать, партизаны беспрепятственно проникли внутрь зданий, где укрывались гитлеровцы и полицейские. Взвод Витоля завладел райисполкомом. Появились первые пленные. Немцы отступили к аэродрому, надеясь прорваться к Бобруйску, но там их ждал отряд Изоха и взвод Лепёшкина. Дали гадам перцу!

Опасным местом оставался корпус школы-новостройки, удерживаемый немцами. Фрицы держали под прицелом улицы, сбегающие к площади. Сюда и подтянули свистуновцы силы, по пути разоружив и взяв в плен полсотни фашистов. В районе сквера пуля настигла командира, попав ему в шею. Командование отрядом принял комиссар Сперанский. Бой продолжился. Партизаны выкатили пушку и прямой наводкой ударили по школе. Стрельба сразу стихла. Остаток гарнизона бежал кто куда. Но смертельно ранило Витоля, его взвод ещё очищал от противника территорию маслозавода, а командир судорожно бился за жизнь, падая и вновь поднимаясь, ловил и обнимал голубую даль. Партизаны вели зачистку центра, как вдруг по ним ударил пулемёт. В доме, откуда стреляли, вместе с начальником укрылись полицаи. Пришлось дом поджечь. Когда пламя охватило крышу и полезло в

окна, раздался крик: «Не стреляйте! Сдаёмся!» Последовал сухой одиночный выстрел, полицаи выволокли на ступеньки безжизненное тело своего начальника, косануло его под левую лопатку - готов! Убив главаря, они надеялись на прощение.

К двум часам дня стрельба прекратилась, многие здания горели, разбитые снарядами тока дымились, но их никто не тушил. На низкой высоте внезапно пролетел юнкере, дал несколько очередей и удалился.

У нашего дома в Морговщине, измученный бессонницей и лишениями, часовой-партизан - в немецкой форме, с винтовкой, но с красной лентой на шапке - следил за дорогой Кличев-Стоялово. Когда на горизонте появилась подвода, он принял ездоков за своих и не придал им особого значения. А когда подвода удали-пась метров на двести, забеспокоился, дал команду вернуться. Но полицаи уже гнали лошадь галопом. Поняв свою оплошность, часовой открыл по убегающим огонь и попал в лошадь. Спрыгнув на землю и оставив повозку, полицаи бежали в сторону реки.

Погибших партизаны хоронили в деревне Константиновка. Вырос курган, на его вершине водрузили звезду. Много таких курганов и сегодня можно встретить в Белоруссии.

Стало ясно: фашисты в покое нас не оставят, грозных событий не миновать. У них передышка, концентрация сил... Мир сейчас у последней черты. Ударят, и пойдём мы одной дорогой - дымом мод облака. И действительно, уже на третий день, расширив зону действия, фашистская авиация сбросила на Кличев бомбы, сжигая дома мирных жителей. Самолёты, оглушая, неслись, казалось, над самыми головами, взмывая в небо, разворачивались и снова делали новый заход. Люди разбегались, кричали, рыдали, стонали. Ревели одуревшие коровы. Морговщину бомбили два дня подряд. Снаряды жалили густой воздух языками огня. Тяжело вздрагивала земля, как будто по ней проходила боль от тупых тяжёлых ударов. Вконец перепуганные крестьяне, придавленные гулом моторов, не смея остановиться, слепо бежали в спасительный лес, партизаны - в урочище Тереболь и деревню Берёзовое Болото.

Прошёл слух, что недалеко от деревни Усакино действует новый отряд народных мстителей. Командовал им полковник-Владимир Ничипорович, бывший командир 208-й моторизованной дивизии, злой и отчаянный - начав войну на границе и попав в западню, он мучительно долго искал выход из создавшегося положения. Оно и принудило его примкнуть к партизанам: раз, говорит, мне голову секут, и я кое-кому успею башку снести. Его бойцы - крепкие молодые ребята в пропылённых защитных гимнастёрках, с загорелыми и обветренными лицами - стали нам

надеждой и опорой. У красноармейцев в распоряжении - артиллерия, станковые и ручные пулемёты, миномёты, почти у каждого автоматы. Имея богатый опыт армейской службы, они держали в отряде крепкую воинскую дисциплину и порядок. Полковник своим приказом подчинил оперативному руководству штаба все отряды Кличевского района, присвоив им номера частей, входивших ранее в его дивизию. Отряд Игната Изоха, к которому я имел прямое отношение, получил номер 277, отряду определили новый участок обороны.

К нам на подворье наведались Заблоцкий и Александрович. Поблагодарив за помощь, оказанную отряду, Василий Карпович попросил меня оставаться дома, никуда не высовываться. Те, припрятанные мною мины очень помогли партизанам - доставлены и в нужный час, и в нужное место. Отцу приятно было слышать, что командиры хорошо отозвались о сыне. Моя информация сослужила добрую службу в разгроме гарнизона. От партизан же узнал о поражении немцев под Москвой, не по зубам оказалась им наша столица. Крепко, растроганно пожал я гостя руки. Они ушли, а я ещё долго стоял у окна, задумчиво глядел как в саду ветер гнал позёмку. Думал, что скоро вот так же погонят по всему фронту фрицев и начисто сметут злого ворога с родимой земли.

Часть полицаев - разнузданных, безнравственных - всё же от расплаты ушли. Дальним нюхом чуяли запах крови, попрятались во время боя по сараям и погребам, а ночью подались в Бобруйск. Они-то и совершили вторую в своей жизни подлость, сдерживая глухую злобу, рассказали немцам подробности разгрома гарнизона, назвали фамилии подозреваемых информаторов - в надежде, что фрицы помогут им перевешать патриотов.

Весна с самого своего прихода оставила в душе саднящую боль. Картошка, чтобы ею засадить огород, кончилась, жита кот наплакал. Сначала наши, потом немцы угнали лошадей, лишили крестьян тягловой силы. С кем в поле выйти? На всю Моговщину - четыре мерина, коров - не более десятка. К марту не осталось ни свиньи, ни курицы. С трудом засеяли приусадебные участки. В глухих деревнях, затерянных в лесах и болотах, положение было чуть лучше - за всю войну немец так и не рискну сунуться туда.

Время наступило тяжёлое - бомбёжки, частые налёты карателей из Могилёва держали народ в страхе. В городах возникло напряжение с продовольствием, люди потянулись в деревни - в обмен на хлеб и картошку предлагали одежду, обувь, посуду разные ценности. Многие осели у родственников и знакомых, домой так и не вернулись.

Голодная весна принесла эпидемию сыпного тифа. Медицинской помощи никто не оказывал, прибавьте к этому грязь, завшивленность, полчища клопов - картина совсем будет безрадостной. Тиф уложил в постель всю нашу семью - один подымался, другой занимал его место. Из семи душ переболели шестеро, последним был я. Кроме клюквенного сока и киселя с добавлением сахарина, желудок ничего не принимал. Шли не к врачам, да их в войну и не было, а обращались к народным целителям - бабки ставили нас на ноги травами, настойками, святой водой. Особенно помогали травы при лечении ран. Но врачевали и знахари, заговором: «Жив будет - тут будет, умрёт - там будет». Отец привёз откуда-то издалека старика-доктора, запомнил его слова: «У него организм здоровый, справится. Кризис наступит через восемь дней». Старик посоветовал родителям, когда температура у меня зашкалит за сорок, прикладывать ко лбу холодный компресс. Лекарств у доктора не было, потому ничем, кроме слов утешения, помочь он не мог. Тиф ударил по глазам - дальше четырёх метров не видел, волосы вылезли, слух ослаб. За всеми больными в доме ухаживала мама, её одну болезнь пощадила, она доедала за нами всё, что оставалось. Когда с помощью брата я смог встать на ноги, и он вывел меня во двор, сказали: «Ступай теперь сам, выдюжишь. Слышишь разрывы снарядов? Это стреляют в Развадово». А я не слышал, чуял только ногами, как дрожит земля. Партизаны схватились не с карательным отрядом, а с регулярной армией, где против них бросили артиллерию и авиацию. Партизаны не дрогнули, не отступили и победили.

В апреле сорок второго, когда Кличевский район был очищен от оккупантов, партизаны установили, что по нашей территории через сутки летает фашистский санитарный самолёт. Партизаны из бригады Игната Изоха определили график его полётов - 11 часов утра и маршрут - Смоленск-Минск. Между деревнями Стоялово и Морговщина летел низко, не выше двухсот метров над землёй. Отобрали группу из пяти человек, каждому выдали по ручному пулемёту Дегтярёва. Заняв место у железной дороги, ждали семь дней кряду - самолёт пролетал то левее, то правее. По нему не стреляли, боялись, как бы не сменил маршрут. Но известно: и не рада бы курочка на пир, да за хохол тащат, на восьмой день вылетел прямо на партизанскую засаду. Ударили из двух пулемётов, протянув версты четыре за железную дорогу, фашистский стервятник рухнул у деревни Турчилово. Взрыва не последовало, но экипаж и раненый генерал погибли. На борту, кроме лекарств, была почта - посылки и газеты. Всё переправили в штаб партизанской бригады № 277.

Фашисты не заставили себя ждать, бросили в район карательные отряды, накатывали они на нас волнами - один за другим. За ними следовали регулярные воинские части, прикрываемые авиацией, танками, артиллерией. В небе самолёты буквально висели над нами, сбрасывая бомбы на всю глубину района.

Печальна судьба деревни Лютин. До сих пор не могу забыть рассказы очевидцев той страшной трагедии.

— Ещё солнце росу не подбирало, не выкатило из-за ельника, как услышала я немецкие голоса, - волнуясь, вспоминает Арина Киселёва, руки её дрожат. - Подняли всю деревню на ноги, погнали, как скотину, гуртом на луг. Вперёд вышел обер-лейтенант, тараща глаза, говорит: «Немецкий народ живёт богато и счастливо. Фюрер послал солдат в Россию, чтобы избавить русских от большевиков и евреев, чтобы и они зажили богато и счастливо. Но вы - свиньи, не благодарны своим освободителям, а всё потому, что отравлены большевистской пропагандой. И потому преступники и будете наказаны». Он вскинул пистолет и выстрелил. Застрочили пулемёты и автоматы. Не щадили ни стариков, ни детей, - Арина закашлялась и, глядя на меня глазами, полными слёз, ткнула пальцем в грудь. - До сего дня тут болит. Когда началась пальба, от испуга упала, свалилась на меня сверху тётка, пуля распорола ей живот, кровь залила меня. Фашисты пристреливали раненых, а меня приняли за мёртвую. На волоске держалась жизнь моя, - из её побелевшего рта едва вымётывались слова. - Сквозь выстрелы дошёл до меня крик внучки. Отыскала она меня, взобралась на скользкие от крови колени, тут её фриц проклятый и приметил, порешил. Одна пуля впилась в мою ногу. Немцы ушли, а два полицая всё ещё ходили по лугу, пристреливая наших, заметали следы - боялись свидетелей. Ближе к ночи доползла я до дороги и ахнула: деревня наша догорала, далеко по ветру несло дымом и удушливой гарью. Сохло горло, от боли сводило ногу. В глазах потемнело, я потеряла сознание. Люди из соседних селений догадались, что произошло, и пошли в Лютин искать своих. Они и подняли меня с земли, перевязали ногу, усадили в коляску, отвезли к себе домой. Земляков моих следующей ночью похоронили в общей яме, назвав братской могилой.

Горькую судьбу Лютина повторили Ольховка, Хатынь, Козуличи, сотни больших и малых деревень Белоруссии...

Фашисты чувствовали, как тугим обручем сжимается время, беспощадное к ним - всё больше на наших погостах берёзовых крестов, покрытых новенькими с жёлтыми ремешками касками, всё меньше побед. Не только железные, но степные и лесные дороги стали для немцев настоящим испытанием. Объединив

многочисленные разрозненные отряды Кличевского района, заработал военный партизанский штаб. Каждая операция по борьбе с врагом разрабатывалась в деталях, и это приносило боевой успех. Всё успешнее, набравшись опыта, работала разведка. В большинстве селений люди объединились в отряды самообороны. Фашисты не любили нашу глубинку, потеряв войско, покинули Кличев. Так партизаны стали воевать в тылу у фрицев, но связи с Большой землёй не имели. Всех волновало: знает ли Москва, что борьба с фашистами ведётся не только на фронтах от Белого до Черного морей, но не менее жестокая она идёт в тылу? В соседнем Борисовском районе приземлились парашютисты. Одна из групп имела рацию. Партизаны подались к ним. С их помощью передали радиограмму в Центральный штаб партизанского движения. Там на нашу просьбу - переправить самолётами оружие, боеприпасы и радиостанцию - отреагировали мгновенно и запросили координаты. Тихой звёздной ночью с четвертого на пятое июня командиры сторожили появление наших самолетов. Партизаны догадывались, что сейчас произойдёт что-то самое важное, и теснились вокруг штабной палатки. И вот с востока сначала еле слышно, потом с нарастающим рёвом тишину нарушил гул моторов. В разных углах Кличевского аэродрома вспыхнули костры. Взмыла зелёная ракета. Самолёт сделал широкий круг над полем и пошёл на посадку. Как только пилоты сошли на землю, их подхватили под руки, стали качать. Лётчики доставили, кроме оружия и боеприпасов, газеты, листовки. Этим бортом улетел в столицу секретарь райкома Яков Заяц, были отправлены тяжелораненые. С экипажем крылатой машины мы встречались ещё не раз. Второй такой же рейс они совершили на наш аэродром 19 июля 1942 года. Им вернулся Заяц - с орденами и медалями для отряда.