- 39 -

"Покатили!"

Это слово невозможно не запомнить. Оно звучит в тюремных отделениях Сычёвского спеца ежедневно: утром, днем, вечером и ночью. Это ГУЛаговский эквивалент печально-известной немецкой команды: "Los, Los!"+. Грамматичес-

+ Давай, давай!

- 40 -

ки выражение "покатили" эвфемизм слова "пошли", но в зависимости от ситуации может означать: "выходите", "быстрее", "собирайтесь", "уходите", "начали" и т.п.

Ермаков говорил мне, что его бесит блатной жаргон и особенно это "покатили", но в конце 1976 года я сам видел, как он, беря под ручку лейтенанта КГБ Серова, сказал ему: "Покатили!" и они пошли вместе наводить порядок в отделении.

Когда повернулся в дверном замке ключ и с грохотом отодвинулся засов, клич "покатили!" неизбежен - идет ли речь об оправке или о курении, о вызове к врачу или об обеде. Для многих действительно больных или ставших больными этот возглас означает, что нужно сжаться, втянуть голову в плечи и приготовиться к тычкам, подзатыльникам, ударам в грудь, по почкам и по голове. Это - неизбежная забава санитаров. Сестры обычно выходят в коридор и поощряют санитаров указаниями вроде: "Гони его!" "Санитар, дай ему хорошенько, а то идет, как неживой".

Особенно такие забавы любила медсестра Валентина Цветкова. И не она одна. Почти все сестры любили наблюдать так называемую "оправку" или выведение узников в туалет, так как в камерах, где они проводят весь день., нет параш. В уборную разрешено выпускать больных только пять раз в день. Наиболее "сознательных" могут, конечно, выпустить по их просьбе в любое время. Но это - избранные лица. Если они даже на плохом счету у врача или сестер, то, имея хорошие отношения с санитарами, они безболезненно решают этот вопрос. Но не такова участь большинства больных: им приходится ежедневно подвергаться осуществлению мероприятий администрацией спеца. Только пять раз в сутки во время, определенное не каким-то "расписанием", а

 

 

- 41 -

"возможностью" сестер, проводится оправка! /Санитары отказывают больным, ссылаясь на запреты сестер, сестры ссылаются на режим. Лямец и Ермаков отрицают наличие режима оправки, они говорят, что это /опять же!/ "мероприятие" проводится, сообразуясь с возможностью сестер./

Больных выпускают по 3-5 человек - не больше: таково требование режима! Ради забавы больных толкают или бьют; они орут, ругаются или плачут. Сестра хохочет. И все это происходит на фоне непрерывно повторяемого: "покатили!"

Каждый раз представление это повторяется, но оно не утомляет сестер и санитаров, так как они сменяются. Не сменяются лишь больные. Правда, жертвы каждый раз другие, исключая разве "Настю" или Мишу Лапунова.

Наиболее жутка оправка находящихся в поднадзорке. Их выводят в туалет под конвоем по одному. На них нет даже халатов - лишь нижнее белье: рваное, грязное и в крови. Их буквально выбрасывают из поднадзорки, а на обратном пути выталкивают из уборной, по коридору же заставляют бежать. Где-нибудь в середине коридора санитары подставляют больному ножку, он падает. Его начинают пинать ногами и бить, обвиняя в том, что он задерживает оправку…

Я долго не мог понять, в чем причина таких бессмысленных жестокостей. Понятно, что большинство уголовников-санитаров невежественны и морально опустошены. Но они ведь совсем молодые люди, большинству из них нет и 25-ти лет. Где их сердце, где жалость, где элементарное чувство порядочности? Неужели школа, родители, друзья не привили им ничего человеческого? Я говорил со многими из них, но лишь угроза силой действовала. И начинаешь

 

- 42 -

понимать, что власть, чей основной принцип - насилие и беззаконие, может породить только жестокость и бесчестие. Это имеет и свою оборотную сторону: трусость и ложь. Дети режима, основанного на лжи, они даже и не "уходили из человечества". Их туда и не вводили. У них нет понятия ни о Любви, ни о Ненависти.

- Почему ты бил Ефремова? - спросил я у санитара Николая Громова, уроженца Гжатска, лет 22-х, осужденного за воровство.

- А просто так. Скука!

"Скуки ради!" - этот зловещий симптом вырождения личности, замеченный еще Чеховым, теперь поразил большую часть нашего общества. Денно и нощно восхваляемые комсомольцы, рассматриваемые властью исключительно как средство для достижения своих политических, военных, полицейских и хозяйственных целей, не имеют понятия о достоинстве человека, а потому в их сознании личность не представляет никакой ценности. Только этим можно объяснить такие безобразные и отвратительные сцены.

Но остановлюсь еще на одной. Уже знакомая нам Карповна разливает по мискам похлебку, три санитара болтаются по коридору. Из камеры напротив раздается стук и жалкие взвизгивания больного почками Валентина Репина, инженера из Черемхова: "Ой, не могу, пустите в туалет!" Мучимый ужасными приступообразными позывами он держится за живот и мечется в нише перед дверью. Ему отвечают, что сейчас завтрак, а оправка была, но он, в страхе обмочиться в камере, продолжает деликатно стучать. Карповна не меняясь в лице и тихим голосом, приказывает санитару успокоить больного. Санитар открывает дверь и с силой бьет Репина в живот. Тот отлетает под койки, ударяясь о железные ножки. Его лицо и руки

 

 

- 43 -

в крови, сам он - в луже мочи. Карповна подходит к волчку и видит это безобразие:

- Тупицы, куда вы смотрите, - орет она санитарам, - этот Репин скоро вас утопит в ссаках! Приведите-ка его в порядок!

Валю Репина заставляют халатом подтереть лужу и волокут в туалет, где бьют за то, что он обмочился. На кулаках выносят из уборной и заталкивают в камеру.

Карповна вздыхает: "Ведь вот наглец!"

 

И это изо дня в день. Любимая шутка Цветковой не выпускать в туалет, пока не наложит в штаны, а потом заставлять санитаров бить больного и бить его, "чтоб знал, как гадить".