ПЕРВЫЙ АРЕСТ

 

Демобилизовавшись из армии для продолжения учебы, я поехала в Омск, куда Второй Московский Медицинский Институт был эвакуирован. Я, как большинство студенток, оказавшихся там без родителей, почти умирала от голода: четыреста грамм хлеба, кипяток – и больше ничего!

У меня начались цинга, голодные отеки, трофические язвы. Писала отцу отчаянные письма. Но чем он мог помочь, кроме вызова в Москву? Продал пианино, выслал деньги. Я купила на них две буханки хлеба, которые съела за два дня.

Через шесть месяцев он прислал мне вызов.

Я приехала в Москву в мае 1943 года. Я была настолько грязна, истощена, измучена, что папа, увидев меня, не смог сдержать слез.

Мы стали жить вдвоем.

Наша бывшая домработница – Пахомова Мария Александровна – прислуживала в семье какого-то академика и домой приходила только ночевать.

Папа получал карточки и дополнительные талоны с прикреплением к закрытому магазину для работников искусств, находившемся на Трубной площади.

Помню, как, прописавшись, поехала первый раз “отовариваться”. Очередь была громадная. Я заметила группу лилипутов, сидевших на подоконнике, и изловчилась подсмотреть их продуктовые карточки.

– Какая несправедливость! – размышляла я. – Такие махонькие, а получают те же нормы, что и мы!

Тем временем очередь продвигалась.

Я забыла перечень и нормы продуктов, купленных мною по всем нашим карточкам, но до гроба буду помнить четыре килограмма американской лапши!

Сев в трамвай “Аннушка”, я развязала мешок с волшебной лапшой и принялась ее “хрумкать”. По вкусу она напоминала подсоленное хрустящее печенье. Оторваться не было сил. Словом, когда я вошла в квартиру, мешок был пуст!

 

 

Отец находился в подавленном состоянии, весь был поглощен мыслями о жене, попытками ее спасти...

 

Сдав сессию, я уехала со студентками на трудфронт – в совхоз.

В середине августа, закончив работы, мы вернулись в Москву. На заработанные деньги получили по мешку овощей. Кое-как дотащили мешки до поезда.

Предвкушая встречу с отцом, я испытывала чувство гордости: “Все заработано мною! Папа будет благодарен! Перезимуем!”

Но встретила меня наша старая домработница – Мария Александровна.

– Где папа? – встревожилась я.

– В командировке, – сдержанно ответила Мария Александровна.

Приехали домой. Умылась, сбросив мешки. И вдруг заметила линялую штору, закрывавшую дверь папиной комнаты. Приподняла штору, увидела пломбу. Ничего не понимая, не предчувствуя несчастья, спросила:

– А зачем Вы повесили штору? Почему на двери пломба?

Мария Александровна со слезами ответила:

– Пока тебя не было, папу арестовали!

Я рухнула. А она продолжала:

– За ним пришли ночью. Был обыск, я присутствовала, как “приемная мать М.Д. Короля”. Перерыли в комнатах все. Открыли запертый ящик твоего письменного стола, долго рассматривали какую-то тетрадь, пошептались и изъяли ее. (Я вела дневник, пользуясь азбукой Морзе, так как Мария Александровна была любопытной. Я записывала азбукой Морзе наивные девичьи тайны). Мария Александровна продолжала:

– А у Михаила Давыдовича вывезли книги, документы, рукописи, облигации...

 

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ НА АРЕСТ

 

Нарком Госбезопасности СССР – /Меркулов/

Прокурор Союза СССР – /Горшенин/

Я, старший уполномоченный 2-го отдела 3-го отд. 2-го Управления НКГБ СССР капитан Госбезопасности Раскатов, нашел:

На протяжении ряда лет поступают материалы о том, что Король М.Д. среди своего окружения проводит антисоветскую агитацию, допускает резкие выпады в отношении руководителей Правительства и вождя народов. Особенно активно проявилась антисоветская деятельность во время Отечественной Войны.

Король ориентируется на преобразование советской государственной системы по пути Америки и Англии, противопоставляет советский строй буржуазно-демократическим странам. Король заявляет о непрочности советского строя, о том, что во время Отечественной Войны советская система создала внутри страны противоречия, которые неизбежно должны привести к коренным изменениям. В связи с этим он распространяет клеветнические измышления.

После войны должны будут произойти коренные политические изменения, причем давление извне не будет иметь главного значения. С внешним миром хозяин договорится. Но внутри страны дело будет обстоять иначе. Возникла новая формация – генералы. Они появились потому, что нужны народу, социализму. Но генералам социализм не нужен. Генералы теперь будут бороться против социализма. Генералы дорвались до пирога, их теперь за уши не оттащишь. Не знаю, как кремлевский хозяин выйдет из затруднения, как он помирит генералов с социализмом. Взять же их голенькими, как в тридцать седьмом году, не удастся.

Можно перестрелять 100–200 тысяч, но многомиллионный народ не перестреляешь... А аресты, клеветничество и доносы - все это признак не силы, а слабости...

Развивая эту клевету, он пытается утверждать, что уже сейчас в нашем правительстве происходит борьба за власть.

Клеветнически оценивает экономическое положение страны. Высказывает намерение выехать за границу с тем, чтобы не возвращаться.

 

Резко националистически настроен, распространяет измышления о том, что, якобы, советское правительство взяло курс на уничтожение еврейской культуры и искусства. Положительно относится к террору и является сторонником создания строго законспирированной еврейской террористической организации для борьбы с существующим строем.

Изобличается в прошлой троцкистской деятельности, в 1927–28гг. был связан с подпольным троцкистским центром, по поручению которого вел подготовку к выпуску троцкистской литературы.

Осужденный в 1938 году ГЕРОНИМУС А.А., участник троцкистской организации на допросе от 25–27 апреля 1938 года, показал: “... из работников ПУ РККА как активные троцкисты выступали... Король (работник агитпрома).

Работая в политуправлении, а затем в Разведуправлении РККА, Король поддерживал тесную связь с ГАМАРНИКОМ, ОСЕПЯНОМ и УРИЦКИМ. Арестованный и осужденный в 1938 году, бывший начальник Разведупра РККА БЕРЗИН Я.К. в собственноручных показаниях заявил: ”Короля, так же как и ШНЕЙДЕРМАНА, в Разведуправление внедрял ГАМАРНИК. Я это хорошо понимал, но не противодействовал.

Враждебное отношение Короля к ВКПб и Советскому Правительству также подтверждается показаниями осужденного писателя ПАКЕНТРЕЙГЕРА, который на допросе от 31/1–1940г. показал: “... антисоветские разговоры я вел на квартире... У меня бывали КОРОЛЬ /перечисляет другие фамилии/.

На основании изложенного постановил: КОРОЛЯ М.Д. подвергнуть аресту и обыску. /ст. оперуполномоченный 2 отд. 3 отд. 2-го управл. КГБ РАСКАТОВ.

Нач. 3 отд. 2 Упр. НКГБ подполковник Госбезопасности ШУБНЯКОВ.

СОГЛАСНЫ: нач. XI отд. 2 упр. НКГБ комиссар Госбезопасности ЭСАУЛОВ.

Нач. 2 упр. НКГБ СССР комиссар Госбезопасности 3 ранга ФЕДОТОВ.

Ордер на производство ареста и обыска № 2024 11/VIII-44г. выдан ЧЕПЫРИНУ и КАЗАНОВУ.

 

Подписи:

Народный комиссар Госбезопасности КОБУЛОВ.

Арест санкционирован Зам. Прокурора СССР Государстваным советником юстиции САФОНОВЫМ.

 

ПРОТОКОЛ ОБЫСКА

 

Дворник дома Михальчук Софья Иосифовна, арестованный КОРОЛЬ, приемная мать ПАХОМОВА МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА.

 

Изъятые документы:

 

Прод. карточка хлебная /с 13 по 31 авг. на сухой паек литер “Б” на авг. 1944г. /не полная/, стандартная справка на получение продкарточек на сентябрь. Фотоаппарат, часы дамские, облигации, иностранная валюта разная – четыре купюры за №№..., Георгиевский крест, монеты иностранные девять штук – белого металла, медные – 14 штук, разные старые документы – 69 штук, дневник личного характера периода 1942–44 г.г., разные письма военных корреспондентов в редакцию газеты “Красная Звезда” на 130 листах, статьи Короля и переводы дикторского текста “Победа в Тунисе” на 108 листах, разные черновые записи, брошюры Бухарина, Бубнова, Зиновьева, книга Яковлева “Русский анархизм в великой Русской революции “.

Секретное наставление по организации разведслужбы в Красной Армии на 134 стр. Разные брошюры с пометками и надписями на полях.

На студии Документальных Фильмов изъяты все служебные документы, находившиеся в столе, которым пользовался Король.

На имущество НАЛОЖЕН АРЕСТ. Опечатана одна комната.

Опись имущества: Облигации №№... на 6 тыс. 200 руб. и на 10 тыс. 200 руб.

 

* * *

 

ВЫПИСКА ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА ГЕРОНИМУСА от 7/IV–38г.:

 

“... Из работников ПУ РККА, как активные троцкисты выступали Антонов–Овсеенко, Штейнгардт, Кутузов, ... Король”.

 

 

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА ПАКЕНТРЕЙГЕРА СОЛОМОНА ИОСИФОВИЧА:

 

... Мы встречались у Тасикс на квартире у Давурина... и у меня бывал и Король (перечисляет другие фамилии). Мы распространяли гнусную клевету на руководителей ВКПб и Советское Правительство.

 

ИЗ ПОКАЗАНИЙ БЕРЗИНА ЯНА КАРЛОВИЧА:

 

“... Короля, так же как и Шнейдермана, в Р.У. внедрял Гамарник, как своего человека... При мне, до моего снятия с Разведупра. Король вместе со Шнейдерманом и Вередниковой^* проходил подготовку по коммерческой линии в течен. нескольких месяцев. Я к нему присматривался и изучал его с расчетом впоследствии, в случае надобности завербовать и использовать для шпионской работы. Однако, на этот период я его не вербовал и шпионских разговоров с ним не вел. Передавая дела Урицкому, я его, равно и Шнейдермана, рекомендовал, как грамотных, способных людей, командированных в Р.У. Гамарником, и советовал использовать по линии фирмы, которую требовалось укрепить людьми. Политическую их физиономию советовал самому (Урицкому) еще раз проверить у Осепяна и Гамарника.

О предыдущей его работе в разведотделе Украины и Крыма и его провале я знаю только официальные данные, а также и то, что из польской тюрьмы он вернулся в порядке обмена заключенными. Я его намечал к работе по линии фирмы к Мрачковскому. Подготовка затянулась уже без меня. Его Урицкий отправил в Америку “акклиматизироваться”... К конкретной работе после возвращения, как мне сообщили, он не приступал. О контрреволюционных связях его мне ничего конкретно неизвестно. Знаю, что, работая в ПУ РРКА, он был близок с Гамарником, им он был направлен в Госкиноуправление. Был ли Король завербован в заговорническую организацию, мне неизвестно, я его не вербовал.

 

 

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА КАЦЕНЕЛБОГЕНА (Богена) МИХАИЛА ЭММАНУИЛОВИЧА от 28/Х–39г.

 

– Известна ли вам фамилия Король?

– Такую фамилию я помню, как один из агентурных объектов одной из разведок по троцкистам, которые велись уполномоченным Врачевым, у которого я работал по учету. Разработка эта может быть под названием “Политцентр” или “Московский центр”. Данные о нем можно найти в рабочем деле агента под кличкой “Михаил” (Ахматов), он же – “Валентин”. Рабочее дело хранилось у оперуполномоченного Шарок. Помню, что Короля не могли установить и разыскивали через агентуру (СПО), наружное наблюдение и оперод.

Розыск был связан с чем-то весьма серьезным, им руководил лично Агранов и Рутковский. Чем окончились розыск и разработка – не знаю... Не было данных о его имени, отчестве, личных приметах и фамилии КАРОЛЬ или КОРОЛЬ. Король не был арестован только по невозможности установить его личность. Разработка Короля велась ЗАМБРЖИЦКИМ... Было указание не арестовывать Короля, а разработать его связи (нач. отдела Рутковский).

1944–45 гг.

 

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА КОРОЛЯ М.Д.

от 16/V111-44 г.

 

КОРОЛЬ: Никакой вражеской работы против советской власти я не вел.

- Назовите лиц из вашего окружения, арестованных органами НКГБ?

К: Двоюродный брат – Миронов-Король Сергей Наумович – бывший работник органов НКВД, его жена, которая стала затем моей женой, Миронова Агнесса Ивановна, двоюродный брат Элькинд Ефим Дав. – бывший работник НКВД Украины, арестован примерно в 1936–37г., муж моей двоюродной сестры Ильин-Пузиков Илья (отчество не знаю) – арестован в 1938 году. Освобожден в этом году по отбытии срока, в прошлом – так же работник НКВД.

Кроме того, в разное время были арестованы мои знакомые: Шнейдерман Марк Павлович – уроженец Иркутска, лет 46, бывший бригадный комиссар

 

Разведуправления РККА, арестован в декабре 37 года. Я знаком с ним с 1923 года. С 1934 года я и он работали в Разведупр`е РККА. Петухов Иван Павлович, лет 55, бывший корпусный комиссар, арестован в 1938 году, умер в заключении. Шубин Исидор (отчество не знаю), бывший старший инструктор ПУ РККА, арестован в 1937 году. Крутов (имя и отчество не знаю), арестован..., бывший Пред. Дальневосточного Крайисполкома. Суслов Павел Константинович, лет 45, бывший зам. редактора газеты “Красная Звезда”..., Биневич, Серпуховитин Василий, Шумяцкий Борис Захарович, лет 65, бывший председатель комитета по делам кинематографии. Родионов Федор (отчество не знаю), бывший начальник театра Красной Армии, Геронимус (имя и отчество не знаю), лет 40, бывший зам. Родионова, знаком с 1932 года. Берзин Николай Иванович, лет 55, бывший начальник Разведупр`а РККА, арестован в 1937 году, знаком с ним с 1922 года. Подсоцкий Константин (отчество не знаю), лет 40, бывший работник Военгиза, Дегтярев Леонид Сергеевич, бывший зам. редактора “Красной Звезды”. Арестован в 1937 году.

 

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА от 19 авг. 44г.

 

- Вы назвали всех лиц, репрессированных из Вашего окружения?

– Нет, к ним относятся ПАКЕНТРЕЙГЕР (имя и отчество не знаю), лет 55, бывший сотрудник газеты “Красная Звезда”, знаком с ним с 1928 года. Арестован он в 1939–40г. Асливекян Сурен (отчества не знаю), бывший инструктор ПУ РККА по кино, Зильберберг Шулим Исаакович, Северный Борис Самойлович бывший работник Наркомпищепрома, лет 55, знакомы с 1920 года, Муртазин..., Толмачев Александр Николаевич, лет 55, бывший работник артиллерийского управления РККА, знаком с 1925 года. Остроумов Феодосии Петрович, лет 40, сын известного московского протодьякона, знакомы с 1927–28 года.

– Когда впервые Вы начали вести антисоветские разговоры?

– В антисоветскую деятельность я начал втягиваться примерно с 1928 года. Разговоры того периода касались в основном вопроса коллективизации. Я высказывался против

 

методов насильственного включения крестьянства в колхозы. В результате колхозы не дадут желательных результатов. Я истолковывал действия по переселению кулацких элементов как неправильные, ошибочные. С подобными моими клеветническими заявлениями соглашались (Сокол), Биневич и др., Суслов Павел Константинович, Петухов Иван Павлович (трое впоследствии были репрессированы).

– Какие антисоветские разговоры вы вели впоследствии?

– Примерно в этот же период я высказывался против темпов индустриализации. Мне казалось, что за счет снижения темпов индустриализации лучше было бы развивать легкую промышленность.

 

* * *

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ О ПРЕДЪЯВЛЕНИИ

ОБВИНЕНИЯ 26/VII-44г.

 

Нач. 3 отд. XI отд. 2 Управл. НКГБ СССР майор Госбезопасности РУБЛЕВ...

Король достаточно изобличается в том, что является активным троцкистом. На протяжении ряда лет проводил организованную антисоветскую работу, высказывал террористические намерения против руководителей ВКПб и Советского Правительства.

 

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА ОТ 25/IХ–44г.

 

– Я не признаю себя виновным в том, что был троцкистом и высказывал террористические намерения, но признаю себя виновным в том, что высказывал антисоветские взгляды.

– Каков смысл в Вашем дальнейшем запирательстве? О Вашей троцкистской работе и террористических намерениях Вы будете еще неоднократно допрошены. На территории, занятой белыми, Вы были?

– Да, был в 1919г. в Киеве во время занятия деникинскими войсками.

– Подвергались ли аресту у белых?

- Нет, не подвергался.

 

 

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА ОТ 17/IХ–44 г.

 

– Сегодня Вы будете давать правдивые показания?

– После моего возвращения из Америки я среди знакомых всячески восхвалял американскую демократию и приводил много фактов. Так, в отношении свободы личности я говорил: американская конституция гарантирует свободу каждому гражданину, т.е. он имеет право говорить что хочет и где хочет. Например – полицейский не имеет права войти в дом. Арестованный за большие преступления имеет право не давать показаний, не посоветовавшись с адвокатом. По поводу советской конституции я говорил, что у нас человек беззащитен и что той демократии, о которой писали вожди партии, в действительности почти нет.

– С кем Вы по этим вопросам говорили?

– С Каплун Сарой, Веньер Ириной, Посельским Иосифом, Бессмертным Михаилом, Спандорян Марией, Фраткиным, Караваевым, Синявским, Киселевым, Тимофеевым, Вайнштейном, Поповым Всеволодом, Закс Львом, Зоровым, Варламовым Леонидом, Байковым Владимиром, Смирницким Юрием, Виноградовой, Кармазинским Николаем. Все упомянутые лица работали на центральной студии документальных фильмов (подробно рассказывает о каждом из них).

– С кем из них Вы находились в особо близких отношениях?

– С Поповым. Я познакомился с ним в августе 42г., когда вернулся из эвакуации из Куйбышева. На киностудии мы работали в одном кабинете. В сентябре 42г. была арестована моя жена, дочь была на фронте, и я был в подавленном состоянии... Нас сблизили общие интересы к истории, литературе, науке. Попов снабжал меня книгами, в частности дал читать Гершензона “Молодая Россия”, в которой меня захватила биография Печерина, и – того же автора “Мудрость Пушкина”, где привлекла мое внимание глубина постановки вопроса в “Медном всаднике”. Оба эти произведения переносились нами на современность: в протесте Евгения против Петра Первого мы находили протест миллионов Евгениев против своего сильного руководителя..

... Я также говорил об американской демократии: там власть не сконцентрирована, как у нас, а децентрализована. Это дает то, что индивидуум менее зависит от государства и

 

может вступать в отдельных случаях в конфронтацию с властью. При такой системе имеет большое значение общественное мнение, и государственная власть там обязана считаться с этим мнением. Свобода печати дает там возможность реализовать свою политическую активность. Например, американская демократия допускает там реальное существование коммунистической печати, несмотря на ее враждебное отношение к ней.

– Как реагировал на Ваше восхваление буржуазной демократии Попов?

– Он был со мною согласен... По вопросам Западной Белоруссии и Западной Украины он защищал точку зрения лондонского эмигрантского правительства.

Спустя некоторое время Попов сказал, что ему неприятно давать информацию в органы НКГБ, в том числе и на меня. Я спросил: “Кто тебя вызывает? Районное?”. Он ответил: “Нет, Центральное”. Я предложил ему давать правдивую информацию, но это меня насторожило, и я прекратил с ним близкую связь.

– Когда этот разговор происходил?

– Примерно в первой половине 43 года. Но летом 44 года (июнь – июль) он мне сказал, что его освободили в органах НКГБ, чем он очень доволен. Я не допускал, что провокация исходит от него, думал – от главного бухгалтера студии Абрагамова. Он предложил свои услуги в освобождении моей жены. У него есть знакомый полковник, кажется, какого-то спецотдела, и, если я не пожалею больших денег, то путем дачи взятки, при помощи этого полковника можно освободить жену. Такие дела делались. Я не согласился, усматривая провокацию по вымогательству денег.

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ О ПРОДЛЕНИИ СРОКА СЛЕДСТВИЯ от 17/IХ–44г.

 

(Майор Госбезопасности КОЧНОВ):

– Как Вы сами относились к органам НКГБ?

– Недружелюбно, и с недоверием. Я говорил, что НКГБ творит произвол и перед ним человек беззащитен.

– Когда и кому вы это говорили?

– Не помню... В 1938 г. с работником ПУ РККА Литвиновым (имя и отчество не помню).

 

– Вы высказывали свои взгляды по вопросу советско-финской войны?

– Да, безусловно, я говорил, что война, поскольку она возникла, являлась справедливой, но неподготовленность нашего командования считал неудовлетворительной, и общественное мнение неподготовленным.

– Когда и кому Вы это говорили?

– Не помню.

– Прекратите увиливание! Не ссылайтесь на плохую память! От дачи правдивых показаний уйти Вам не удастся!

 

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА ОТ 17/IХ–44 г.

 

– Расскажите, пожалуйста, в чем выражалось Ваше знакомство с Геронимус?

– В 1927–28г. я написал книгу “Вопросы военно-политического воспитания в Красной Армии“. В отношении этой книги резко выступала “Военно-политическая Академия им. Толмачева в Ленинграде и Политуправление белорусского военного округа. Геронимус выступил против меня вместе с другими работниками Академии и требовал моего снятия в газете “Красная Звезда”. После этого я с ним встречался два раза на официальных совещаниях.

 

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА от 13/Х–44 г.

 

– Я говорил, что в период Отечественной войны антисемитизм расцвел махровым цветом. Я говорил, что он проник из освобожденных от немцев районов. Кроме того, я называл антисемитами двух руководителей партии, в частности - приводил пример Ленинградской области.

(В последующих допросах следователь настаивал на признании Короля в подготовке террористических актов, в принадлежности к троцкизму).

– Что касается русского и советского патриотизма, я говорил, что советское воспитание в Красной Армии было недостаточное. Поэтому во время войны отсутствовали четкие и ясные лозунги защиты отечества. Пришлось мобилизовать русский национальный патриотизм, имеющий глубокие корни. Поэтому я говорил: победа в войне

 

принадлежит русскому патриотизму, русскому народу, а не советскому патриотизму.

( Далее – продление следствия и многочисленные допросы с повторением одних и тех же обвинений).

– Я хочу дополнить в отношении русского и советского патриотизма. До начала Отечественной Войны история русской армии в нашей стране игнорировалась. Существовал шаблон: генералы русской армии считались бездарными, в том числе и блестящие русские полководцы, а солдаты – темными. И поэтому истории русской армии у нас не было, а была история Красной Армии, которая началась с 1917 года.

В отношении генералов Отечественной войны я имел в виду не только генералов армейских, а и лиц, занимающих ответственные посты, командные должности в нашем народном хозяйстве. Тем самым я сеял недоверие: они, якобы, заботятся о своем личном благе, а не о благе народа и не о социализме, но вождь партии заставит их строить социализм.

 

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА ПОПОВА ВСЕВОЛОДА МИХАЙЛОВИЧА, 1907ã/ð, îò 2/II–1945г.

 

Попов – старший редактор отдела фронтовой группы студии документальных фильмов.

– Вы давали обязательство, что свою связь с органами не будете разглашать?

– Это обязательство я полностью выполнил.

(Вводится арестованный – очная ставка). Король подтверждал содержание имевшихся разговоров, Попов отрицал, повторяя, что Король преклоняется перед американской демократией, которая защищает личность от государства. Об оплате труда: Король говорил, что главный стимул – деньги, а не идейные убеждения.

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ от 8/II–45г.

 

Компрометирующие материалы на Попова выделить в отдельное дело.

 

 

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА от 7/II–45г.

 

– Признаюсь, что восхвалял Америку, неправильно оценивал коллективизацию, утверждал, что во время войны расцвел антисемитизм. В тот период я не считал, что эти разговоры являются антисоветскими. Дополнить свои показания не могу.

Для искупления, признавая допущенные мною в беседе нездоровые настроения, нездоровые разговоры, которые могли нанести вред советскому государству, прошу направить меня на фронт, имея при этом в виду, что я являюсь высшим начсоставом Красной Армии.

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ О ПЕРЕКВАЛИФИКАЦИИ ОБВИНЕНИЯ 9/II–45г.

 

Из ранее предъявленного обвинения исключить ст. 17–58–8-УК РСФСР. Совершенное преступление квалифицировать по ст. 58 п.10, ч. П и п. II УК РСФСР.

Зам. нач. 3 отд. 2 Упр. НКГБ СССР КОЧНОВ.

“Согласен”: нач. 3 отд. XI отд. 2 Упр. НКГБ майор Госбезопасности РУБЛЕВ.

 

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА от 9/II–45г.

 

Примерно в 1920–21 году, когда я работал в Разведуправлении Крыма, мне было предложено написать псевдоним, и я выбрал БРУШЕНКЕВИЧ АЛТЕР ДАВИДОВИЧ с тем, что у меня два имени, которые дали мне при рождении – МИХОЭЛЬ (Михаил) и АЛЬТЕР.

 

* * *

 

ВРАЧЕБНАЯ СПРАВКА

 

По заданию внутренней тюрьмы КГБ.

 

Общее состояние хорошее. Сосуды склерозированы. Тоны сердца глухие. Границы в пределах нормы. В легких изменений нет.

ДИАГНОЗ: атеросклероз.

ВЫВОДЫ: Трудоспособен к физическому труду. 10/II–1945 года.

 

 

* * *

 

Вскоре комнату отца занял следователь НКВД СПЕЛОВ. Поселившись с семьей он через год вернул мне все, что находилось в комнате по описи, а также – облигации.

Спелов относился ко мне уважительно, держался корректно. Об отце никогда ничего не говорил, а я и не спрашивала – боялась!

(В феврале 1993 года, ознакомившись в Министерство Безопасности с делом отца, фамилии Спелова я не обнаружила. Вероятно, он не имел к делу отношения!).

 

В 1948 году нашу кооперативную квартиру с выплаченным паем передали генералу Родичеву. Мне вернули остатки пая, равные по рыночным ценам двум буханкам хлеба, и предложили освободить площадь как утратившей связь с Министерством Обороны.

– Пусть институт даст Вам общежитие! – порекомендовал комендант дома.

А институт — в оборону:

– Общежитие дочери врага народа?

 

После папиного ареста нужно было выстаивать огромные очереди, чтобы относить передачи, получать сведения, да и самой существовать. А на какие деньги?

В сентябре 1944 года мне вручили папину доверенность, написанную в тюрьме, на получение гонорара за работу: – то ли редакторскую, то ли переводческую, выполненную им в соавторстве с другим человеком. И этот “другой” не дал мне ни копеечки!

Пришлось продавать вещи. В ход пошла хозяйственная утварь, потом – мебель и, наконец, – книги! Папину уникальную библиотеку скупил оптом известный книголюб, скупил за бесценок.

... А Мария Александровна потихоньку торговала на Тишинском рынке овощами, заработанными мною в совхозе.

Она меня любила, но собственное шаткое положение вынуждало ее идти на сделку с совестью.

 

Много позже я осознала свою вину перед нею! Этими овощами я вряд ли расплатилась сполна за раскулачивание, за косвенную вину моих родителей, которые осуждали, но активно не выступали против насильственной коллективизации.

А я ничего не понимала, не интересовалась, не сочувствовала “кулачке”, вынужденной когда-то бежать из разоренного гнезда...

 

Я училась на четвертом курсе института, жила в страхе, ожидая исключения, выселения, возможного ареста. Отречься от “врага народа” невозможно, а потому с комсомольским билетом пришлось расстаться...

 

Агнесса отбывала свой пятилетний срок. Из лагеря она прислала мне письмо, в котором умоляла отдать все облигации ее племяннику. Я не решилась отказать, и облигации “уплыли”.

От бездомности спас добропорядочный человек (ставший впоследствии моим мужем). Он пошел со мною в ХОЗУ Министерства Обороны, где произнес пламенную речь:

– Дети за родителей не отвечают! Пусть ее отец - враг народа, но она всем сердцем предана партии и правительству, и учтите, что она была на фронте!

Меня переселили в маленькую темную комнату двухкомнатной квартиры того же дома. В большой комнате той же квартиры поселился опять майор СПЕЛОВ с семьей.

Совершив обмен, я навсегда покинула прокаженный дом и в качестве соседки переехала в квартиру жениха.

 

* * *

 

Мы расписались в ЗАГСе тайно.

Штамп о регистрации брака мужу – подполковнику - поставили в военном билете.

Вскоре после увольнения мужа в запас я “потеряла” паспорт, а свидетельство о браке мы уничтожили. Ведь борьба с “безродными космополитами” набирала силу.

Я забеременела и родила сына, как мать-одиночка.

 

Муж – украинец - обожал своего ребенка и по-прежнему любил меня. Но по Москве уже шла молва о выселении всех евреев, о том, что где-то в Сибири достраиваются барачные поселки...

Тогда мой муж после длительной юридической волокиты оформил усыновление “ребенка соседки”, а я – “непутевая жиличка” - добровольно отказалась от материнских прав. Однако мы продолжали жить в одной квартире и фактически оставались любящими друг друга супругами, страдающими в ожидании предстоящей разлуки...

 

После смерти Сталина стрелка часов повернулась: я вновь стала законной женой и заботливой мамой, но сохранила отдельный лицевой счет на комнату. Подсказал муж – он предвидел, что Михаилу Давыдовичу в случае реабилитации вряд ли преподнесут отобранную квартиру на Тишинской площади, а до получения новой квартиры он, вероятно, не доживет. А потому моя комната – единственное пристанище для него и Агнессы.

 

* * *

 

Когда папу арестовали, правление дачного кооператива перевело дачу на меня. Однако, “домовладелицей” я была недолго: отец из лагеря прислал письмо, в котором просил продать дачу, а деньги отдать Агнессе, уже вернувшейся из лагеря.

Агнесса нашла покупателя, договорилась о цене. Я только поставила свою подпись. Так и дача уплыла...

Агнесса должна была на эти деньги купить дом в тех краях, куда сошлют папу, но его вновь арестовали, а она быстро освободилась от незначительной суммы, полученной за дачу...