Шапку снимаю перед Вашей биографией!

Алексей Марков

 

Глава 1. Посвящения. Родовые корни - Мокров, Перлов, Вялов.

Начало XX века. Детство Лены. Переезды - Гороховец,

Троице-Сергиева Лавра, Ленинград.

 

Любимой

Елене

Слава Богу,

Я пока что собственность имею:

Квартиру, ботинки,

Горсть табака.

Я пока владею

Рукою твоею,

Любовью твоей

Владею пока.

И пускай попробует

Покуситься

На тебя

Мои недруг, друг

Иль сосед, —

Легче ему выкрасть (вырвать)

Волчат у волчицы,

Чем тебя у меня,

Мой свет, мой свет!

Ты — мое имущество,

Мое поместье,

Здесь я рассадил

Свои тополя.

 

Крепче всех затворов

И жестче жести

Кровью обозначено:

«Она — моя».

Жизнь моя виною,

Сердце виною,

В нем пока ведется

Все, как раньше велось,

И пускай попробуют

Идти войною

На светлую тень

Твоих волос!

Я еще нигде

Никому не говорил,

Что расстаюсь

С проклятым правом

Пить одному

Из последних сил

Губ твоих

Беспамятство

И отраву.

И пускай рванутся

От края и до края,

Песнями и пулями

Метя по нам,

Я, только клявшийся тебе,

Умирая,

Не соглашусь и скажу —

«Не отдам».

Спи, я рядом,

Собственная, живая,

Даже во сне мне

Не прекословь.

Собственности крылом

Тебя прикрывая,

Я оберегаю нашу любовь.

А завтра,

Когда рассвет в награду

Даст огня

И еще огня,

Мы встанем,

Скованные, грешные,

Рядом —

И пусть он сожжет

Тебя

И сожжет меня.

 

Это стихотворение Павел Николаевич Васильев написал в 1932 году. Выделенные строки, продиктованы мне Еленой Александровной примерно в 1987 году, они не вошли ни в один сборник.

Еще одно стихотворение. Находясь в 1935 году в Рязанской тюрьме, Васильев отсылает письмо, на конверте которого пишет:

Чтоб долго почтальоны не искали,

Им сообщу с предсумрачной тоской:

Москва, в Москве 4-я Тверская,

Та самая, что названа Ямской.

На ней найди дом номер 26,

В нем, горестном, квартира 10 есть.

О, почтальон, я, преклонив колени,

Молю тебя, найди сие жилье

И, улыбнувшись Вяловой Елене,

Вручи письмо печальное мое.

И еще стихотворение — «Снегири взлетают красногруды...» обращено к Елене Вяловой. Написано Павлом Николаевичем в феврале 1937 года в лубянском застенке. Это был его последний арест. Жестокие избиения, пытки, приговор «десять лет дальних лагерей без права переписки», означавший расстрел. Чудом, уцелевшие строки:

Елене

Снегири взлетают красногруды...

Скоро ль, скоро ль на беду мою

Я увижу волчьи изумруды

В нелюдимом, северном краю.

 

Будем мы печальны, одиноки

И пахучи, словно дикий мёд.

Незаметно все приблизит сроки,

Седина нам кудри обовьёт.

 

Я скажу тогда тебе, подруга:

«Дни летят, как по ветру листьё.

Хорошо, что мы нашли друг друга,

В прежней жизни потерявши всё...»

Февраль 1937. Лубянка. Внутренняя тюрьма.

 

Еще одно. Не ей ли посвящены строки? О ее «татаро-монгольских» корнях знал. В альбоме А.Крученых Павел Васильев написал: «Елена Валиева — настоящая фамилия».

Опять вдвоем,

Но неужели,

Чужих речей вином пьяна,

Ты любишь взрытые постели,

Моя монгольская княжна!

 

Напрасно, очень может статься...

Я не дружу с такой судьбой,

Я целый век готов скитаться

По шатким лесенкам с тобой,

 

И слушать — Как ты жарко дышишь,

Забыв скрипучую кровать,

И руки, чуть локтей повыше,

Во тьме кромешной целовать.

Февраль 1934

Приведу отрывок из воспоминаний И.М.Гронского «Из прошлого...» (М.: Известия, 1991, с. 283) — в нем есть шуточное стихотворение относящееся к Елене:

«...Летом того же 1934 года мы с А.Н.Толстым как-то навестили Горького. Сели обедать. Алексей Максимович обратился ко мне:

— Вы сердитесь на меня за Павла Васильева?

— Да нет, не сержусь, но я просто поражен тем, как вы мог ли написать такую вещь. Вы, Алексей Максимович, разглядели в Васильеве только проблему бутылок, которыми он не очень-то и увлекается. А стихи вы его читали?

— Мало. Так, кое-что.

— Как можно писать о литераторе, не читая его! Это совершенно потрясающей талантливости поэт!

Мы с Горьким вступили в спор на грани ссоры, Толстой встал и ушел. Потом вернулся с пачкой журналов в руке:

— Ну, что вы ссоритесь?! Давайте-ка, я вам лучше стихи почитаю, это куда полезнее.

И Толстой, открыв журнал, начал читать. Одно стихотворением, потом другое, третье. Горький встрепенулся.

 

— Алексей Николаевич, кто это?

А Толстой продолжает читать.

— Кто, кто это? Что это за поэт? — басит Алексей Максимович. И Толстой, перегибаясь через стол, говорит:

— Это Павел Николаевич Васильев, которого Вы Алексей Максимович обругали.

— Быть не может!

— Вот, пожалуйста. — Толстой передал журналы. Горький взял и стал читать одно за другим стихотворения. Дочитал... Налил себе виски:

— Неловко получилось, очень неловко.

Но дело, как говорится, уже было сделано.

Статья Горького больно задела Павла Васильева, но не отняла у него оптимизма, присущей ему склонности к озорству. Алексей Максимович писал, что Васильева надо «изолировать», чтобы он не оказывал дурного влияния на молодых поэтов. В ответ на это Павел сочинил эпиграмму:

Пью за здравие Трехгорки.

Эй, жена, завесь-ка шторки,

Нас увидят, может быть,

Алексей Максимыч Горький

Приказали дома пить.

Эту эпиграмму я прочитал Горькому. Горький рассмеялся:

— Какая умница! Ведь вот одно слово — «приказали», всего-навсего одно слово. И одним словом он меня отшлепал! Не придерешься! Приказали! Ведь так говорили о своих господах: «Барин приказали!», «Барыня приказали!»

После этого Горький относился к Васильеву значительно лучше».

 

Поэт посвятил Елене Вяловой несколько десятков строк. Кто она? Как сплелись их судьбы? Попробую рассказать о том, чему сама была свидетелем, и о том, что узнала от нее самой. Расскажу немного о том, что я слышала о тете Лене от мамы — Лидии Александровны Тройской (до замужества Вяловой). Многое она поведала и о деде, прадеде, жизни других наших предков.

Собственные воспоминания Елены Александровны Вяловой о Павле Николаевиче Васильеве были опубликованы на

 

страницах павлодарской газеты «Звезда Прииртышья» и в московском журнале «Наш современник» в августовском номере за 1989 год.

* * *

 

Елена Александровна Вялова родилась 21 апреля по старому стилю (4 мая) 1909 года в городе Осе, Пермской губернии.

Надо ли говорить, насколько важными и определяющими в жизни любого человека являются место и обстановка, где мы родились и жили: люди, которые «пеклись» о нас и пестовали.

Дед сестер по линии матери — Иван Александрович Мокров родился на Каме, был из крепостных крестьян. Выучился на средства купца И.Г.Стахеева и стал управляющим в его имении Святой Ключ под Елабугой. Это имение Мокров не только спланировал, но и построил; были возведены господский дом, хозяйственные постройки, большая конюшня, обустроена парковая зона с цветниками и аллеями, разбит фруктовый сад. Дед пользовался большим уважением хозяина. Был он в теплых отношениях и с художником И.И.Шишкиным, приезжавшим к Стахееву в Святой Ключ. Мама говорила, будто с Шишкиным у деда было дальнее родство. Иван Иванович подарил Мокрову много своих карандашных рисунков. Моя мама видела их в дедушкиной особой папке. Их дальнейшая судьба не известна. Война, революция, гражданская война — увы, потрясения XX века, видимо, не сохранили их.

Прадед по линии отца — Александр Валиев был потомком казанских татар. Принял православие — стал Вялов. Его сын Алексей Вялов, благодаря упорному желанию выйти в люди, а также материальной поддержке купца Перлова, выучился на капитана парохода. Дочь успешного купца Германа Перлова Софья стала его женой. Перлов был богат. Алексей водил по Каме его баржи, груженые чаем и хлебом. Алексей Александрович умер довольно рано, оставив Софью с двумя детьми — Варварой и Александром — в будущем отцом Елены. Лена не застала в живых ни одного деда, но рассказы о них слышала от «бабы Сони» — яркой рассказчицей была бабушка Софья! Она помнила много интереснейших случаев и могла неутомимо рассказывать одну историю за другой.

Отец Елены — Александр Алексеевич Вялов был вольнослушателем Казанского университета. Закончил его с отличием,

 

стал провизором. Лекарства, продаваемые им, пользовались популярностью — многие из них Вялов изготовлял по собственным рецептурам. В Осе купил небольшую аптеку, дело продвигалось успешно. Родились три дочери — Оля, Лида, Лена.

Мать — Елизавета Ивановна Мокрова, — окончила в Казани акушерские курсы, работала в больницах Мензелинска, Елабуги, Осы. Человек одаренный — она была музыкальна, знала немецкий и французский языки, играла в любительских спектаклях, была костюмером. Немного сочиняла стихи: сохранилось несколько ее грустных стихотворений. Характер имела тихий, но сильный. В Гороховце купалась в проруби Клязьмы, обтиралась снегом. Говорили, что Лена была очень похожа на нее. Об этом рассказывала мне моя мама.

* * *

 

До 1913 года семья Вяловых жила в Пермской губернии — Казани, Мензелинске и Осе, рядом с большими реками и богатой, почти первозданной, природой. В 1913 году Вялов решил развить дело, которым он занимался — купил дом в Гороховце Владимирской губернии и вместе с семьей переехал туда. Гороховец — небольшой, живописный городок, раскинувшийся на судоходной Клязьме, красивейшее, благодатное место, любовь к нему не пройдет с годами.

На первом этаже старинного добротного дома располагалась аптека, на втором — квартира. Дом кирпичной кладки, с толстыми стенами, местоположение его было идеальным и для детей и для хозяина — неподалеку от реки, в центре городской площади. В базарные дни всегда был наплыв людей из сел. Дела пошли хорошо. Александр Алексеевич завел еще и магазинчик на имя жены — Елизаветы Ивановны. В нем продавали парфюмерию. Вялов имел обширные знания в биологии, зоологии, ботанике, химии. Был человеком энергичным, веселым, увлекающимся, широкой натурой. Страстно любил театр, охоту, цветоводство. Занимаясь цветами, он выписывал из Голландии луковицы тюльпанов, гиацинтов, «выгонял» их к Пасхе, удивляя всех красотой и величиной цветка. Коллекционировал бабочек. Если нужно, мог их и отреставрировать, у него были золотые руки. Любовь к труду он привил и своим дочерям.

Их было трое — Ольга, Лидия и Елена. Лена была младшей — «сердцем и отрадой мамы». Она росла слабенькой и каждую зи-

 

му тяжело болела. Однажды Лиду вынесли на кровати из общей с сестрой комнаты. Елизавета Ивановна едва слышно сказала: «Молись, Лида! Леночка умирает». Леночка выжила.

Семейство Вяловых не было глубоко религиозным. Однако церковные традиции соблюдали — Великий Пост, Пасха, Рождество, к ним всегда торжественно готовились. Основные молитвы знали и помнили до старости. Лидия, моя мама, до 1924 года ходила в церковь на службу. Потом, когда ее за это высмеяли, ходить перестала. Ольга до смерти посещала Новодевичий монастырь в Москве и всегда подавала записки об ушедших в мир иной.

Родители старались всесторонне развивать дочерей. Мама вспоминала — богатое впечатлениями было детство. До революции выписывали много журналов: вот несколько запомнившихся названий — «Отечественные записки», «Русское слово», «Охотничий журнал», иллюстрированный журнал «Искра», «Мир искусства». Оля была барышней, и для нее получали журнал мод, для Лидии — чудесный журнал «Золотое детство», а для Лены — «Светлячок» и приложение к нему.

Девочек учили музыке. Лена играла на фортепиано по три-четыре часа в день. «У нее была хорошая техника», — вспоминала Лидия. Средняя сестра также обучалась игре на пианино, но все-таки настоящей ее любовью была скрипка. Она даже участвовала в концертах городского оркестра, где вела партию второго альта. С концертами ездили по Владимирской области. У трех сестер были способности и к рисованию. В тридцатые годы Лидия училась в студии АХРРа (Ассоциация художников революционной России) у известных художников В.Н.Бакшеева и Б.В.Иогансона.

Вечерами у Вяловых собиралось местное разночинное общество. Елизавета Ивановна садилась за фортепьяно. Готовились к спектаклям, проходившим в Народном доме, горячо обсуждали и репетировали отдельные сцены, продумывали к ним костюмы. Родители и дочери, включая маленькую Еленку, были заняты в пьесах, которые ставились на сцене Народного дома Гороховца. Костюмы привозили из Нижнего Новгорода, но нередко их шили и своими силами — Елизавета Ивановна была отличным костюмером, старшая Ольга помогала, потом ей эта практика пригодилась. Ольга после революции играла главные роли в спектаклях полкового театра, действовавшего тогда в Коломне.

 

* * *

 

В 1923 году Елизавета Ивановна умерла. Старшие дочери уехали из дома, а тринадцатилетняя Лена осталась с отцом. Дом осиротел. Александр Алексеевич почти сразу же вновь женился. Мачеха Мария Сергеевна Палкина была на год или два старше Ольги — старшей сестры. Вскоре Вялов, по долгу службы, переехал с Леной и молодой женой в Загорск (Сергиев Посад). Вместе с сослуживцами их поселили прямо в Троице-Сергиевой Лавре, где они жили примерно год.

В 1924 году случилась беда — Мария Сергеевна сошла с ума и отравилась люминалом, оставив Александру Алексеевичу годовалого сына Лоллия. На Лену эта смерть произвела неизгладимое впечатление. Александр Алексеевич овдовел вторично, маленького Лоллия взяла к себе Юлия Палкина — сестра мачехи.

Дома пусто, голодно, холодно, неустроенно. Лена с отцом уехала в Ленинград, где они какое-то время жили на проспекте Майорова. Вскоре Вялов познакомился с Маргаритой Иосифовной Высоцкой — дочерью обрусевшего немца, известного в России цветовода. Поженились. Новая мачеха внимательно, с душевностью отнеслась к Елене, к тому времени отбившейся от рук, следила за ее учебой в школе. Елена училась в бывшей гимназии Петершуле. Школа находилась на Невском проспекте за кирхой, почти напротив Гостиного двора. Соблазнов по дороге было достаточно. Несмотря на полуголодное время, Маргарита Иосифовна заботилась, чтобы в ранце всегда было яблоко или кусок хлеба. «Купила» она Лену, как та сама потом вспоминала, вниманием и лаской. Учила немецкому языку, занималась вышиванием и другим рукоделием. Лена с большой благодарностью вспоминала терпеливую и приветливую Маргариту Иосифовну.

Окончила школу. Молодая жизнерадостная Елена занималась гимнастикой и, видимо, преуспевала, так как задумала поступать в цирковое училище. Кажется, противился такому решительному шагу в жизни отец — Александр Алексеевич. В поисках работы, вероятно году в 1927 — 1928, Елена переехала в Москву к сестре. Лидия была замужем за Иваном Михайловичем Тройским, в то время исполняющим обязанности заместителя главного редактора газеты «Известия». Лена долго искала работу, ходила на биржу труда. Наконец ее приняли коммерческим конторщиком на Октябрьскую железную дорогу. Служба там

 

была недолгой. Позже Иван Михайлович помог ей устроиться библиотекарем в только что организованный дом отдыха «Известий», в деревне Евлево в Спас-Клепиковском районе Мещерского края. Под дом отдыха были отданы церковь и здания причта. Лена видела, оставленные на произвол судьбы, облачения священнослужителей и церковную утварь...

Через некоторое время Елене удалось устроиться секретарем в общий отдел издательства «Федерация», располагавшийся в Доме Герцена на Тверском бульваре, 25. Сейчас в нем находится Литературный институт. В двадцатые-тридцатые годы здесь бурлила жизнь — бывали известные и неизвестные литераторы; читались стихи, кипели споры о будущем отечественной литературы. Именно здесь, как вспоминает Елена Александровна, она впервые увидела Павла Васильева. Это было в конце 1932 года.