Примечания

 

1 — «Дело по обвинению ВАСИЛЬЕВА Павла Николаевича пересмотрено Военной Коллегией Верховного Суда СССР 20 июня 1956 года.

Приговор Военной коллегии от 15 июля 1937 года в отношении Васильева П.Н. по вновь открывшимся обстоятельствам отменен, и дело за отсутствием состава преступления прекращено.

Председательствующий судебного состава Военной Коллегии Верховного Суда СССР полковник юстиции И.Лихачев».

 

2 — «На Ваше заявление от 13 ноября с.г. сообщаю, что Васильев Павел Николаевич был необоснованно осужден Военной Коллегией Верховного суда СССР 15 июля 1937 года к расстрелу по ложному обвинению в том, что был, якобы, участником контрреволюционной террористической группы правых.

Сведениями о дате приведения в исполнение приговора не располагаем, но известно, что по существовавшему в то время положению та-

 

кие приговоры исполнялись немедленно после их вынесения. Места захоронения, осужденных к расстрелу, не фиксировались.

20 июня 1956 года Васильев П.Н. посмертно реабилитирован Военной Коллегией Верховного суда СССР.

Большими сведениями не располагаем, так как прекращенное дело Васильева П.Н. в 1956 году было направлено нами в КГБ СССР, г. Москва.

Начальник Секретариата Военной Коллегии Верховного Суда СССР А.А.Никонов

15 декабря 1988 г.»

 

3 — «Мой муж поэт Павел Васильев в 1935 г. на основании неправильного обвинения в хулиганстве был осужден Народным Судом и исключен из Союза писателей СССР.

По решению ЦК ВКП(б) и советских органов власти он был тогда реабилитирован и освобожден из-под стражи, но в членстве ССП, по неизвестным мне причинам, восстановлен не был.

В 1937 году мой муж был вновь арестован органами НКВД СССР и преступной бандой Берия уничтожен. По «делу» Павла Васильева были арестованы его отец Н.К.Васильев (погиб в тюрьме) и я, его жена (находилась в заключении и ссылке 19 лет).

Решением Верховного Суда СССР от 2-го июля 1956 г. мой муж и я полностью реабилитированы, как осужденные без всяких на то оснований.

Так как мой муж до последних дней своей жизни был подлинным советским патриотом и своим творчеством честно служил советскому народу, я прошу Правление Союза Советских писателей СССР посмертно восстановить моего мужа поэта Васильева Павла Николаевича в правах члена ССП СССР

19.7.1956».

 

4 — «Секретарю Правления Союза писателей СССР тов.Симонову К.М.

Дорогой Константин Михайлович!

В своем первом письме к Вам я просил Вас лично вмешаться в дело П.Н.Васильева и положить конец недостойной и глубоко возмутительной волоките с посмертным его восстановлением во всех правах члена Союза советских писателей.

С момента отправки письма прошло целых два месяца, а решения Союза писателей о литературной реабилитации поэта все еще нет.

Видимо, в Союзе писателей имеются какие-то весьма влиятельные силы, упорно тормозящие решение этого, казалось бы, простого и ясного вопроса. Мне передавали, что кое-кто из работников аппарата Союза упорно спекулирует на исключении Павла Васильева из Союза писателей.

Да, действительно, в 1934 — 35 годах против молодого поэта была организована целая кампания лжи, инсинуаций, травли и преследования,

 

закончившаяся исключением его из Союза, арестом, осуждением и тюрьмой. С материалами этой гнусной проработки Павла Васильева Вы, по — видимому, хорошо знакомы, но помимо этих материалов имеются и другие, которые, возможно, Вам и неизвестны.

Стоявшие тогда во главе Союза люди, прежде всего В.П.Ставский и А.А.Фадеев, скрыли от ЦК нашей партии факт ареста Павла Васильева, справедливо опасаясь, что их действия в этом позорном деле не только не будут одобрены Центральным Комитетом, а наоборот, будут им осуждены, как явно неправильные, идущие в разрез с политикой партии в области художественной литературы и с отношением ЦК к отдельным крупнейшим ее деятелям.

Когда руководству партии (и то случайно) стало известно о том, что Павел Васильев сидит в тюрьме, Центральный Комитет, по инициативе В.М.Молотова, дал указание о немедленном его освобождении и одновременно позаботился о создании необходимых условий для спокойной творческой работы поэта. В результате принятых Центральным Комитетом мер и поддержке поэта В.М.Молотовым, М.И.Калининым, В.В.Куйбышевым и А.И.Микояном, Павел Васильев, после выхода из тюрьмы, т.е. примерно за один год, написал и частично опубликовал целый ряд замечательных поэм и стихотворений.

Достаточно сказать, что в 1936 году им были завершены и подготовлены к печати поэмы: «Принц Фома», «Кулаки», «Фрагменты из патриотической поэмы», «Христолюбовские ситцы», «Женихи» и стихотворения «Живи, Испания», «Чкаловский маршрут», «Демьяну Бедному», «Переселенцы», «Песня германских рабочих» и многие другие, к сожалению, частью, утерянные во время ареста поэта и его жены. Сейчас вдова покойного поэта Е.А.Вялова занимается обследованием архивов журналов, газет, издательств и частных лиц, с которыми П.Васильев был связан, и, надо полагать, приведенный выше список его произведений будет значительно расширен. Но уже и то, что опубликовано и до сих пор найдено, со всей убедительностью показывает, что исключенный тогдашним руководством из Союза писателей, и подвергнутый им строгому остракизму Павел Васильев не сидел^ сложа руки, а упорно и плодотворно работал, стремясь возможно шире и художественно совершеннее отразить в своих произведениях многогранную жизнь и борьбу советского народа.

Как видите, именно в период травли поэта, исключения его из Союза писателей и ареста, чем сейчас усиленно спекулируют некоторые работники аппарата Правления, наша партия, ее Центральный Комитет и лично такие выдающиеся деятели партии и государства, как В.М.Молотов, М.И.Калинин, В.В.Куйбышев и А.И.Микоян, проявили настоящую заботу о молодом и чрезвычайно талантливом поэте, взяли его под свою защиту и сделали все возможное для его творческого развития.

 

Павел Васильев очень высоко ценил поддержку партии и личную заботу о нем, и внимание к его творчеству со стороны руководящих ее деятелей. На заботу партии поэт ответил творчеством, своими поэмами и стихами.

Во второй половине 1936 года П.Васильев приступил к собиранию материалов для пьесы в стихах и большой поэмы, которые намеревался закончить к двадцатой годовщине Великой октябрьской социалистической революции.

Новый арест нелепо оборвал бурное творческое развитие этого выдающегося поэта.

Его друзья и крупнейшие руководители партии, особенно В.М.Молотов, М.И.Калинин и А.И.Микоян, делали все возможное для спасения поэта, но, к сожалению, их усилия не увенчались успехом.

Павел Васильев трагически погиб в самом расцвете своих творческих сил, своего исключительного дарования.

И вот сейчас, в 1956 году, так же как и в 1935 году, Павел Васильев был полностью реабилитирован благодаря вмешательству ЦК нашей партии и лично В.М.Молотова.

По указанию ЦК, его художественные произведения в настоящее время издаются Гослитиздатом. А Правление Союза писателей, несмотря на полное разоблачение преступной деятельности шайки Ежова-Берия, несмотря на исторические решения XX съезда, по-прежнему отказывает П.Васильеву в литературной реабилитации, на этот раз посмертной.

Вдумайтесь в этот факт, Константин Михайлович, и скажите, что все это означает: недомыслие, бюрократизм или еще кое-что похуже?

Хочется верить, что Вы, как один из авторитетных руководителей Союза советских писателей, как большевик и поэт вмешаетесь в дело П.Н.Васильева, прекратите недостойную Союза писателей возню вокруг его имени и добьетесь, наконец, полной литературной его реабилитации, т.е. восстановления поэта во всех правах члена Союза советских писателей и создания комиссии по его литературному наследству.

С ком.пр. И.Гронский. 5.1Х.56 г.»

 

5 — «В 1935 году на банкете в Кремле Вы спросили меня: «Почему в журналах не видно произведений Павла Васильева?» Когда я сказал, что П.Васильев сидит в тюрьме, Вы резко упрекнули меня за то, что я сразу не вмешался в это дело и не поломал гнусное предприятие с его арестом и осуждением. На мое замечание о том, что, я уже не являюсь руководителем Союза писателей и поэтому не могу запретить арест того или иного литератора, хотя и вижу необоснованность и явную нелепость такого ареста, Вы ответили: «Вам достаточно было позвонить мне или Сталину

 

по телефону, чтоб вся эта глупая история с арестом Павла Васильева была немедленно ликвидирована».

На другой день после нашего разговора, по указанию ЦК, П.Васильев был переведен из рязанской тюрьмы, где он отбывал заключение, в Москву и через 2 — 3 дня освобожден из-под стражи. Тогда же ЦК, по Вашему предложению, были даны указания о создании надлежащих условий для нормальной работы поэта.

В 1937 году, после второго ареста Васильева*, я дважды разговаривал с Ежовым и потребовал от него освобождения поэта, заявив ему, что я абсолютно не верю в какую-либо причастность Васильева к антисоветским организациям. Ежов отказал мне в его освобождении, даже под мое поручительство.

Более того, сославшись на известное решение ЦК, он советовал мне не вмешиваться в действия НКВД СССР. После второго разговора с Ежовым, я обратился к М.И.Калинину. Он мне рассказал, что Вы вступились за П.Васильева и пытались добиться его освобождения, но безрезультатно.

По моему настоянию, М.И.Калинин звонил по вертушке Ежову и просил его внимательно разобраться в деле Павла Васильева. Потом М.И. передал трубку телефона мне. Но и мой последний разговор с Ежовым о П.Васильеве, не дал результатов, кроме одного — мы с ним поругались.

В 1956 году, благодаря Вашему вмешательству, П.Васильев и его жена были полностью реабилитированы. Доброе имя П.Васильева, как советского поэта, было посмертно восстановлено. Его произведения в настоящее время печатаются.

Но есть одно но. Союз писателей никак не хочет восстановить Павла Васильева в правах члена Союза, т.е. отказывает в посмертной литературной реабилитации этого крупнейшего советского поэта.

Считая поведение Союза писателей в деле Павла Васильева более чем позорным, я направил К.Симонову два письма. Первое письмо осталось без ответа. Боюсь, что и второе постигнет такая же участь. Мне очень не хотелось Вас тревожить и отрывать от работы. Но поскольку Вы все время поддерживали поэта Павла Васильева и в сильнейшей степени способствовали его творческому развитию, думаю, что и сейчас, на последнем этапе борьбы за его литературную реабилитацию, Вы не откажетесь дать указание руководству Союза писателей о необходимости устранения, в проводимой им линии, пережитков прошлого, давным-давно, осужденных партией, но, к сожалению, все еще процветающих в практике Союза писателей, что так наглядно проявилось в деле восстановления П.Васильева в правах члена этой творческой организации.

 

С ком.пр. И.Гронский

Посылаю для сведения два моих письма, адресованные секретарю правления Союза писателей СССР К.М.Симонову. 6.Х.56 г. И.Г.»

* Первый арест был в 1932 г, второй — в 1935, в 1937 году - третий.

 

6 — «Благодаря Вашему вмешательству мой муж и я полностью реабилитированы: произведения печатаются. Гослитиздатом принята его книга избранных произведений, которую мне удалось собрать, но, к сожалению, это далеко не все, что им было написано. В журнале «Октябрь» № 8 впервые напечатана его поэма «Христолюбовские ситцы», ко дню поэзии в литературном альманахе впервые опубликованы два его стихотворения, а 30-го сентября состоялась большая радиопередача стихов Васильева, журналом «Молодая гвардия» приняты к печати неопубликованные стихи, найденные мной в лит.архиве — «Демьяну Бедному», «Расставанье с милой» и небольшая поэма «Женихи».

Собрать все это стоило больших трудов, ведь весь литературный архив поэта был уничтожен при его аресте, остальное погибло тогда, когда была арестована я. Собирать приходилось буквально по крупицам, где в журналах, где в архивах, а где у частных лиц, с которыми когда-то были знакомы. Работа эта мною сейчас только начата, она потребует больших усилий и длительного времени. Этой работе я решила посвятить всю свою жизнь, ибо это мой долг перед покойным мужем Павлом Васильевым и перед советским народом».

 

7 — «Бесконечно благодарна за Ваше письмо с такой блестящей оценкой мастерства поэта Павла Васильева. Получить такой отзыв от Вас, великого мастера, — это величайшая честь. Павла в живых нет, поэтому еще раз глубоко благодарю Вас.

Наташа передала письмо мне, которое я вместе с отзывом Гронского И.М., Санникова Г.А. передам в Союз писателей.

К сожалению, есть еще недоброжелатели даже у мертвого Павла, которые до сих пор отказывают ему в посмертной литературной реабилитации. Очень горько, что, несмотря на полную гражданскую реабилитацию, в Союзе писателей с таким трудом приходится восстанавливать его имя, хотя его произведения уже появляются в печати.

Только в марте этого года мне удалось вернуться в Москву, после 19-ти летних мытарств (тюрьма, лагерь, ссылка) сразу же начала хлопотать о полной реабилитации Павла, о его переиздании и попутно о своей реабилитации, как жены. Весь этот процесс восстановления прошел сравнительно быстро, мы оба полностью реабилитированы, и еще не имея на руках официальных справок, мне позвонили из ЦК с предложе-

 

нием связаться с тов.Котовым из Гослитиздата и договориться об издании Васильева.

Книга сдана, в план 1957 г. она включена, думаю, выйдет в начале года, во всяком случае, прикладываю все усилия к этому. Откровенно говоря, собирать пришлось с большим трудом, ведь весь литературный архив мужа погиб, частью при его аресте, остальное — погибло, когда была арестована я.

Буквально по крохам пришлось собирать его произведения: искала в архивах, в журналах, и даже у частных лиц. Так, благодаря Г.А.Санникову сохранилась поэма «Христолюбовские ситцы», напечатанная в № 8 «Октябрь». Книга выйдет размером 14 — 15 тысяч строк.

Все крупные произведения — поэмы найдены, но из мелких стихотворений, к сожалению, еще собрана малая доля того, что было написано поэтом.

Последнее время работала в Лит.архиве (Село Никольское), личного архива Павла нет, но кое-что нашла из неопубликованных вещей в архивах журналов. Все это включила в книгу и сдала часть в журналы.

Работа по восстановлению архива Павла мной только начата, безусловно, она потребует больших усилий и длительного времени, ей я решила посвятить всю свою жизнь, так как это мой долг перед покойным мужем и перед народом, которому я должна вернуть его поэта.

Еще раз благодарю Вас, Борис Леонидович, за письмо, за то, что не отказались помочь в восстановлении имени Павла.

С глубоким уважением Наташа говорила, что в Лит.институте должна состоятся Ваша лекция о творчестве Павла, мне бы очень хотелось присутствовать, если только это возможно.

Москва В-261 Боровское шоссе, корп. 24, кв.21 Вялова-Васильева Елена Александровна, тел. В-0-35-49.

26.10.1956 г.»

 

8 — Григорий Александрович Санников написал для реабилитации такую справку:

«К письмам И.М.Гронского и Б.Л.Пастернака о советском поэте Павле Васильеве и я присоединяю свой голос. Мне тоже кажется странным, что наша писательская организация, несмотря на состоявшееся решение органов прокуратуры о полной (посмертной) реабилитации Павла Васильева, не восстанавливает его в членстве по СП.

Павел Васильев был исключен из членов СП в 1935 году. Насколько я помню, мера эта была временной и являлась следствием нездоровой обстановки, сложившейся в те годы вокруг незаурядного молодого талантливого поэта. При всем своем критическом отношении к некоторым проявлениям темперамента поэта (например, случай с Алтаузеном)

 

я не могу считать нормальным, что на основе этого случая некоторыми литераторами собирались в то время подписи под письмом о необходимости изолировать поэта Павла Васильева. В результате Васильев был не только исключен из членов союза, но и изолирован.

Проведя в заключении несколько месяцев, он вернулся с новыми произведениями («Принц Фома» и др.) и деятельно творчески работал вплоть до 1937 года, надеясь, что в СП заметят его работу и восстановят в членстве Союза.

Он, безусловно, был этого достоин, как по своей выдающейся поэтической деятельности, так и по своему поведению. Но в начале 1937 года он вновь был изолирован и уже не вернулся.

По поводу этой изоляции уже высказалась прокуратура. Мне кажется, что и нашей писательской организации необходимо высказаться в этом же духе, т.е. восстановить талантливейшего советского поэта Павла Васильева в членстве по СП.

17 ноября 1956 г. Санников Г.А.»

 

9 — Из Постановления секретариата Союза писателей СССР от 13 сентября 1956 года:

«В связи с посмертной реабилитацией писателя Васильева Павла Николаевича, поручить Литфонду СССР выдать жене писателя — Вяловой Е.А. и дочери — Васильевой Н.П. единовременное пособие в размере /2000/ двух тысяч рублей каждой».

 

10 — 24 декабря 1956 года Елена Александровна и Наташа были введены в права наследования на авторское право.

Тем временем возникли формальные осложнения с договором в издательстве. Дело в том, что право литературного наследования длится 15 лет после смерти писателя. На справке, выданной Елене Александровне, дата смерти Павла Васильева указана 1940 годом, что вообще неверно, но и по ней права наследования закончились. За эти годы ничего и не издавалось. Гослитиздат отказался заключать договор и отказался выплатить гонорар. Елена Александровна узнала, что в Совете министров находится проект постановления, устанавливающий дату 15 лет наследования со дня реабилитации, а не со дня смерти. Елена Александровна опять обратилась в Совет министров к Первому заместителю председателя В.М.Молотову, к секретарю Союза писателей А.А.Суркову, и к председателю Совета министров Булганину.

А.А.Суркову (без даты):

«В 1937 году поэт Васильев Павел Николаевич был арестован органами НКВД и погиб. Вскоре после его ареста была арестована я — Вялова Е.А., как жена поэта. В результате полной реабилитации в 1956 году

 

после 19-ти летнего отсутствия (тюрьма, лагерь, ссылка) я вернулась в Москву и решением соответствующих советских органов я, и дочь Васильева утверждены наследниками поэта. Но этими правами воспользоваться мы не можем, поскольку по существующему закону право наследования теряет свою силу по истечении 15 лет со дня смерти писателя.

Этот закон исходит из нормальных условий, совершенно не учитывая особые условия, которые возникали в связи с реабилитацией литераторов погибших в заключении, к которым, как Вы знаете, относится и П.Н.Васильев. В этих случаях срок лит.наследия должен исчисляться не со дня смерти литератора, а со дня его реабилитации.

Насколько нам известно, этот вопрос решается Советом министров СССР в каждом отдельном случае.

Исходя из сказанного, мы просим Вас помочь нам добиться этого решения Совета министров СССР.

Просим Вас оказать нам помощь в вопросе об установлении нашего права литературного наследия».

«Председателю Совета Министров СССР тов.Булганину от вдовы поэта Васильева Павла Николаевича — Вяловой Елены Александровны и дочери Васильевой Натальи Павловны

Заявление (черновик)

Мой муж поэт Павел Николаевич Васильев в 1937 году был арестован органами НКВД и погиб в заключении. Вскоре после его ареста была арестована и я, как его жена. В марте 1956 года после 19-ти летнего отсутствия (тюрьма, лагерь, ссылка) я вернулась в Москву и начала хлопотать о посмертной реабилитации мужа, о переиздании его произведений и попутно о своей реабилитации. В июле 56 года Военной Коллегией Верховного Суда мы оба полностью реабилитированы. Еще не имея на руках официальных справок о реабилитации, мне позвонили из ЦК, сказав, что я должна связаться с Гослитиздатом в отношении переиздания вещей моего мужа. Я принялась за розыски произведений Васильева, ведь весь литературный архив мужа был взят, когда был арестован он, остальное — погибло, когда была арестована я. Собирать пришлось буквально по крупицам в архивах, в библиотеках, у частных лиц. В результате книга собрана и сдана мной в мае 56 года, размером 18 авторских листов, принята, одобрена и включена в план выхода в свет в 57 г.

Но это, к сожалению, далеко не все, что когда-то было написано моим мужем. Предстоит большая напряженная работа в архивах журналов, газет, издательств, переписка с частными лицами, у которых я смогу найти вещи Васильева. Эта работа мной начата и она, безусловно, потребует длительного времени и большого напряжения, это мой долг перед покойным мужем, перед нашим народом, которому я должна вернуть его замечательного певца, чью жизнь и борьбу он так вдохновенно воспевал.

 

Сейчас всеми инстанциями я и дочь Васильева введены в Орава литературного наследия поэта, но воспользоваться этими правами мы не можем по чисто формальной причине. Нормально литературное наследие продолжается 15 лет после смерти писателя, судя по выданной мне справке, Васильев погиб в 1940 году, следовательно, после его смерти прошло более 15 лет, и на этом основании издательства не заключают со мной договора и на этом же основании мне и его дочери отказываются выплачивать, полагающийся по закону, авторский гонорар за напечатанные его произведения в 56 году, и переведенный в Охрану Авторских Прав.

Все права наследия реабилитированных на имущество считаются со дня реабилитации, а не со дня смерти, кроме литературного наследия. При жизни Васильева, т.е. до 37 года вышла только одна его книга отдельным изданием — поэма «Соляной бунт» в 34 г. ГИХЛ, остальных отдельных изданий не было.

Я прошу СОВЕТ МИНИСТРОВ восстановить наши права наследия, которые, по независящим от нас причинам, нами использованы не были. Считать эти права не со дня смерти поэта, а со дня его реабилитации, т.е. от 2-го июля 1956 года, справка № 4Н-06976/56 г.

Е.Вялова

Н.Васильева

Прошу сообщить по адресу: Москва В-261, Боровское шоссе, корп. 24, кв.21, тел. 130-35 - 49

6 февраля 1957 года».

10 мая 1957 года из Министерства культуры пришел приказ о продлении действия авторского права на произведения поэта П.Н.Васильева со дня реабилитации 2 июля 1956 года на 15 лет.

 

11 — 11 апреля, по заявлению Елены Александровны, была образована Комиссия по литературному наследию П.Н.Васильева, в ее состав вошли: В.А.Луговской — председатель, С.А.Поделков, Я.З.Шведов, П.Л.Вячеславов, Е.А.Вялова.

 

12 — В архиве тети Лены, с которым я познакомилась после ее смерти, лежит повторное свидетельство о рождении, выданное Осинским загсом 12.11.1949 года. В связи с арестом, произведенным 07.02.1938 года, никаких документов на руках у тети Лены не оставалось. Все было изъято при аресте и обыске. Запрос свидетельства, видимо, был сделан в связи с ее выходом из лагеря Джоман-Джола на поселение в поселок Актас.

Тетя Лена отбыла в лагерях пятилетний срок, потом его продлили еще на несколько лет — до окончания войны. В 1945 году долгожданное освобождение опять отсрочили: до «особого распоряжения». Освободившись из лагеря, Елена Александровна стала «вольной» — так на суконном энкаведистском языке называли «вечных поселенцев». Факти-

 

чески же она оставалась ссыльной — выезд за пределы поселка не разрешался — каждые десять дней ей приходилось отмечаться в комендатуре. После смерти Сталина в марте 1953 года положение ссыльных изменилось — Елене Александровне был разрешен выезд из Караганды.

22 апреля 1964 года Елена Александровна пишет Нач.Отд.мест заключения УООП Исполкома Карагандинского облховета:

«Прошу выслать мне справку для предоставления в Райсобес: подтверждающую мою работу в Карлаге по вольному найму после освобождения из лагеря. В 1938 году 7 февраля была арестована и 21 марта 1938 года была осуждена Особым Совещанием при НКВД СССР по статье, как член семьи изменника Родины с заключением в ИТЛ сроком на пять лет, считая начало срока с 7 февраля 38 года.

Из Бутырской тюрьмы была направлена в Темниковские лагеря, позднее в Сегежский лагерь на Бумажный комбинат, а с началом войны была направлена в Карлаг, Долинка, Чурбай-Нуринское отделение, где на участке Гранитном отбывала свой срок. В 1943 году из лагеря была освобождена, на что у меня имеется справка за № 203497 (номер моего личного дела). После «освобождения» была снова направлена в Чурбай-Нуринское отд. на участок Джаман-Джол, как «ограниченка», без права выезда, на работу учетчиком животноводства. Потом меня перевели на участок Ялту, позднее, на участок Кула-Айгир и вновь на Джаман-Джол, откуда в 1949 году с разрешения руководства уехала в поселок Ак-Тас Карагандинской области в 3-е Стройуправление Шахтосгроения, где работала нормировщиком. В 1956 году Военной Коллегией Верховного Суда была полностью реабилитирована от 2 июля 1956 года, справка № 4н-06996/56».

 

13 — Вот как вспоминает Елену Александровну тех дней Светлана Дмитриевна Кедрина.

«Я познакомилась с Еленой Александровной Васильевой в середине пятидесятых годов. Моя мама — Людмила Ивановна Кедрина — очень быстро с ней подружилась, они стали часто встречаться, вместе отдыхали в доме творчества в Малеевке.

Елена Александровна поразила меня своей внешностью — она в то время была необыкновенно привлекательна: светлые волосы, ясные голубые глаза, необыкновенно обаятельная улыбка, голос, вся какая-то удивительно складная, женственная — она многих умела очаровать. А если начинала читать стихи Васильева, и особенно, посвященные ей: «Ты — мое имущество, мое поместье, здесь я рассадил свои тополя», — голос ее приобретал особую силу, вероятно, она могла стать актрисой, сложись ее жизнь иначе.

Я любовалась ею, когда она выходила из реки в Малеевке, мне она казалась Афродитой, восхищалась тем, как она читает стихи Васильева,

 

ужасалась, слушая ее бесконечные рассказы о мытарствах, выпавших на ее долю — за любовь к замечательному поэту Павлу Васильеву, за преданность ему, за то, что она не захотела отказаться и последовала по своему страшному мученическому пути. Я тогда была студенткой, разумеется, мне было известно содержание (закрытого) письма ЦК о злодеяниях, совершенных сталинской кликой в тридцатые годы, но все казалось очень далеким, почти историей, как нашим детям сейчас представляется Великая отечественная война. И вот из уст прекрасной женщины, которую я боготворю, перед которой преклоняюсь, я слышу рассказы о том, что она пережила в Бутырской тюрьме, где ее пытали — ставили голыми коленками на мокрую соль, таскали ее за косы и делали с ней более страшные вещи, о которых не поднимается рука писать.

Мы просиживали целые вечера, слушая с мамой о том, как ее и многих других жен «врагов народа» привезли в голую степь, высадили, показали на огромный, полуразвалившийся сарай с худой крышей, и сказали: «Тут вы будете жить». И как женщины, в основном жены ответственных работников, профессоров, писателей, входили в старый сарай и, положив свою жалкую поклажу на пол, обессилено опускались на нее. Всех охватило глубокое отчаяние. И тогда Елена Александровна, поняв, что сейчас, немедленно нужно переломить это состояние оцепенения и безнадежности, иначе — смерть, вскочила и закричала: «Мы должны выжить, мы должны найти дрова и истопить, мы должны двигаться, иначе нас ждет смерть!» Стояла зима, в степи кое-где валялись какие-то бодылья, корни — это все и стали собирать, измученные долгой дорогой, несчастные женщины. Вскоре каким-то образом удалось растопить печь-развалюху, вскипятить чайник, напиться кипятку. Началась новая, трудная жизнь, полная борьбы и унижения, желания выстоять и не согнуться.

Елена Александровна никогда не отличалась покладистым характером, проявился он и тут. Ее частенько наказывали. Однажды заставили на лошади перевозить трупы заключенных из одного лагеря в другой. Трупы вповалку, как дрова, лежали на телеге, к ноге каждого прикреплена бирка. Елена Александровна кое-как уместилась на телеге и стала дергать вожжи. Лошадь медленно тронулась с места. Была зима, мороз. Лошадь медленно двигалась по пустынной степи и вдруг остановилась. Как Елена Александровна ни понукала ее, как ни упрашивала — лошадь ни с места. С огромным трудом она довезла свою страшную поклажу до места и там узнала, что лошадь понимает лишь одну команду — отборный мат, ничем другим на нее воздействовать невозможно.

Жизнь продолжалась. И Елена Александровна и моя мама старели, реже встречались, чаще перезванивались. Мы знали, что Елена Александровна пошла работать смотрителем в Третьяковскую галерею, искусство захватило ее, она сама была натурой творческой — прекрасно

 

шила, вышивала, все с большим вкусом и умением. Елена Александровна очень интересно рассказывала мне по телефону о том, как люди по-разному смотрят на картины, по-разному их понимают, трактуют, много говорила о работе экскурсоводов. Наблюдения ее были тонки, интересны, она начала вести записи.

Потом мы с мамой однажды встретили ее возле поликлиники литфонда. Она очень постарела, плохо стали видеть глаза. Но Елена Александровна продолжала заниматься наследием Павла Васильева, часто советовалась с мамой по тому или иному вопросу. Начали выходить книги Васильева. Я вспомнила, как после возвращения из ссылки моя мама выступала свидетелем на суде - доказывала, что Елена Александровна была женой Павла Васильева.

Я вспомнила, как мама мне однажды рассказывала, что мои отец, вернувшись как-то из Москвы в подмосковный поселок Черкизово, где мы тогда жили, сказал: «Знаешь, Милочка, запомни имя Павла Васильева. Это огромный талант, сродни лермонтовскому».

За несколько месяцев до смерти, уже тяжело больная, собравшись с последними силами, Елена Александровна поехала на торжеству связанные с юбилейными днями мужа, в Павлодар, где чтят память Павла Васильева и гордятся им.

Последний раз я видела Елену Александровну на вечере Павла Васильева, устроенном в одном из научно-исследовательских институтов Москвы. Она была очень слаба, молчалива, сидела в первом ряду тихая и маленькая, а я смотрела на нее и вспоминала ее красоту, ее мученическую жизнь, дружбу с мамой, которая умерла летом 1987 года, и думала о том, что Елена Александровна сполна выполнила долг перед памятью мужа - замечательного поэта Павла Васильева.

12 апреля 1991 года».

 

14 - Из письма Елены Александровны к Павлу Петровичу Косенко:

« Вас удивляет, что ни в одном из последних изданий я не принимаю участия... Составитель всех этих сборников... С.АЛоделков, делающий себе имя на Павле Васильеве, на неоднократные просьбы с моей стороны привлечь меня в новое издание Павла, категорически заявил, что все составления будет делать только он один. В свое время я допустила большую глупость, передала ему все, что у меня было опубликованное и неопубликованное, так что понятно, теперь у него нет необходимости в моей помощи Архив, имеющийся у меня, я весь сдала в Литературный музеи, а он надеялся, что он будет передан ему, это его и взбесило. А держать дома архив дальше я побоялась, так как из него пропало несколько документов. Вхожими же в мой дом были только, как будто, друзья, которым я верила и не могла допустить никакой мысли об их честности…»