- 32 -

Григорий Наумович

 

С отцом я была в очень плохих отношениях. Он придерживался буржуазных убеждений и считал, что я должна оставить революционную деятельность. Когда нас, Сурена Агамирова, Шуру Баранова и меня, приговорили к повешению, а затем в день казни новый министр внутренних дел Бей-бут-хан Джеваншир заменил казнь высылкой из Азербайджана, он пришел к воротам тюрьмы - хотел поглядеть, как меня поведут на казнь. Назначено было на парапете.

И тут меня вытолкали, без конвоя, рано утром. Он ничего не понимает: Что это? Что это? Хотел сразу вести меня домой. Но я дождалась, пока выйдут оставшиеся двое, Сурен и Шура. Мы дали подписку, что через три дня явимся в полицию для высылки, но договорились не являться, так как они могли выслать нас в Петровск - Махачкалу, к белым, и мы боялись. Мы хотели в Грузию.

Дома отец двое суток не давал мне спать, хотя я и так была измучена после тюрьмы.

Все убеждал меня: - Вот видишь, они вас бросили, сами удрали, ты должна с ними порвать.

Я отвечала: - Нет, этого не будет.

Когда он убедился, что я не поддамся, он сказал: - Ну все. Тогда уходи.

Был час ночи. В городе турки. Кругом стреляли, грабили, тащили, насиловали. В городе творилось что-то ужасное. Я пошла к Зине, нашей домашней портнихе. Мы все ее очень любили.

С тех пор я его не видела.

А мы тогда с Суреном переоделись гимназистами и уехали в Грузию. Шура Баранов еще как-то пробрался в Россию, я после этого потеряла с ним связь, знаю только, что жил Шура в Ленинграде.

Отец умер в 1922 году. Несколько любителей ковров , и он в том числе,

 

- 33 -

узнали что какому-то купцу привезли из Персии роскошный ковер. Все, кто ходили смотреть, заболели натуральной оспой. Он тоже попал в инфекционные бараки, вышел оттуда, но оспа дала осложнение на сердце. В Баку был очень крупный врач, Тер-Микаэлян. Он к нему пошел, и когда тот выслушал, спросил:

- Ну, доктор, скажите мне как мужчина мужчине, что у меня, и сколько мне осталось жить?

- Ну раз вы просите, то скажу - жить вам осталось около полутора месяцев.

Маме он ничего не сказал, микстуру, которую дал доктор, запер в письменный стол на ключ и пил понемногу.

Проходит около месяца. К нему пришел какой-то знакомый, они стояли на балконе, а мама на кухне готовила обед, это довольно далеко от комнат, на галерее. Он говорит - извините, мне нехорошо, я пойду лягу. И тут же умер.

На похороны сошлось довольно много народу, его многие знали, он был адвокат. Пришел и Тер-Микаэлян. Он и рассказал это маме.