ГЛАВА I    ПРЕДШЕСТВУЮЩАЯ

О тех, кто кое-что знал о размахе и методах сталинских репрессий. О тех, кто ратует "не ворошить прошлое". Что побудило автора написать мемуары.

Свыше сорока лет прошло как умер Сталин. Большинство населения страны не знало, что творилось при нем, когда под его "руководством" мы, будто бы, шли к победе коммунизма, строили свое светлое будущее.

Только те, кому посчастливилось остаться в живых, прожив десять, двадцать лет в условиях скотского существования и безудержной эксплуатации рабского труда заключенных, кое-что знали о размахе и методах сталинских   репрессий, но и они не могли разглашать то, что видели и испытали в застенках тюрем  и за колючей проволокой лагерей, из опасения новых, еще более жестоких репрессий. Разглашение   запрещалось.

Поэтому до двадцатого съезда партии газетных сообщений и других сведений о репрессиях не было. Только к середине восьмидесятых годов гласность стала реальной и появились публикации в центральных газетах и журналах. Но большинство свидетелей той поры умерли. Родившиеся же в начале тридцатых годов не могли помнить о происходившем в их детстве и дожили до пожилого возраста людьми, не знающими и не интересующимися далеким для них прошлым.

Именно они, а в особенности те, чьи родственники были причастны к злодеяниям, теперь ратуют за то, чтобы не ворошить прошлое.

Я — из репрессированных. Доживая последние годы своей затянувшейся жизни, хочу напомнить о прошлом. Название «Так было» выбрано потому, что написанное мною, действительно было. Я не пользовался ничьими литературными или разговорными сведениями, ничего не выдумывал, а написал о том, что пережил, что запомнилось. Я себя проверял придирчиво и, если сомневался в достоверности событий, имен, персонажей, то о них не писал.

"Так было" написано в противовес кричащим: "Нет, не было, не было!"

Магнитка, Кузбасс, Турксиб, Беломорканал, Волгодон, Воркута, Колыма, БАМ, Норильск, Игарка, Комсомольск-на-Амуре, Северодвинск и еще многие заводы, стройки и города построены заключенными, на костях заключенных.

В строительстве Комсомольска-на-Амуре участвовали комсомольцы, но все же заключенные были основной рабочей силой. Довоенное строительство БАМа тоже велось заключенными Тайшетлага и лагерей в городе Свободном (какое сочетание — лагеря и свобода).

Вдумчивые люди и тогда понимали многое, но могли ли они противодействовать всесильному жандармскому аппарату НКВД, взлелеянному Сталиным, как оплоту его деспотической единоличной власти? Но никакая ложь и насилие не могли запретить мыслящим людям догадываться о причинах происходящего произвола и насилия.

Возвеличивание подвигами самих себя, якобы совершенными ими в революцию и в гражданскую войну, дотоле неизвестными (малоизвестными) Буденным, Ворошиловым и обязательно Сталиным — вызывали со-   | мнение, а позднее, обвинение невинных людей в преступлениях,  совершенных Сталиным или по его указанию, открывало людям глаза. Примеров тому было  много.                    

Статья Сталина "Головокружение от успехов" многое прояснила о двурушничестве его в сплошной коллективизации сельского хозяйства, приведшей к голоду в 1933 году.

Приписывать себе чужие достижения и сваливать на других вину за свои ошибки и умышленные злодейства, — такова была "генеральная" политика Сталина. "Шахтинское дело", состряпанное для репрессий виднейших ученых того  времени,  будто  бы  виновных  в неперевыполнении заданий первой пятилетки. Могли ли здравомыслящие люди поверить, что какой-то студент Николаев убил Кирова из ревности к своей жене, сопливой девчонке, и вслед за этим — массовым расстрелам в ряде городов бывших дворян и чиновников дореволюционной России, как питательной среды для внутренней контрреволюции?

Или чуть ли не всеобщее уничтожение всех старых революционеров, наиболее талантливых военачальников — всех тех, кто были действительными, а не мифическими участниками и героями всех достижений всего народа.

Наряду с этим, проводимое расслоение общества на партийную аристократию, навечно внесенную в номенклатуру должностей с материальной сверхобеспеченностью (после отмены партмаксимума в зарплате), через особые столовые и распределители— "нолевки", доставлявшие в избыточном количестве изысканные продукты питания и вина на дом. Ограничения одним и вседозволенность другим, элите — персональные усадьбы, курорты, увеселительные места и т. д.

Чтобы запретить размышлять об этом, применялись драконовские меры принуждения. Количество репрессированных было тайным. А было их до сорока миллионов, в том числе миллионы заживо уничтоженных. Эта же обстановка родила многочисленных людей-лакеев, стяжателей, развратников, подхалимов, клеветников, палачей: на крови и страданиях ни в чем не повинных людей себя возвышавших в должностях, в званиях, награждавшихся по любому поводу и без повода по личному желанию "сверху".

При репрессии установился очевидно рекомендованный шаблон — намеченную жертву всячески очерняли в газетах и по месту работы. Затем, партактив выносил о "жертве" (партийной и беспартийной) решение о лишении ее доверия и это служило поводом для ареста (давно запланированного по указанию "сверху" или по местной инициативе).

Особо неправдоподобны были сообщения о внезапных смертях Горького, Гамарника, Орджоникидзе и других лиц, об арестах тех, чья биография была до мелочей известна и никакая ложь не могла очернить их во мнении родственников и друзей.

Не модой бросать камень в Сталина и не желанием убеждать молящихся на него прокуроров в прошлом — Абрамовых, Куско, Пикинских и других, тоскующих по Сталину лиц, а нравственной потребностью свидетеля подтвердить всю мерзость прошлых "деяний великого" написаны эти мемуары.