Следователь Захаров

 

В тридцатые годы я была парторгом МК по шахтам - по подмосковным угольным бассейнам. Тогда в Московскую область входили Тула, Тверь, Огромная Московская область. Сто сорок четыре района. Поскольку угля было мало, этот бассейн имел значение. Я туда приезжала и спускалась в самые шахты. Разрабатывали пласты толщиной до одного метра, и кое-где приходилось пробираться ползком. Работали отбойными молотками и

 

кирками. Врубные комбайны только-только появились, и им еще не было разворота. Однажды я пришла в забой. Там работало несколько человек, и это всегда было опасно, когда работали широким фронтом, потому что может обвалиться кровля.

Они, рабочие, и говорят: - Уже крепи трещат, уходите.

А я им говорю: - Пока вы здесь работаете, я буду с вами.

Им, конечно, приятно, что товарищ из московского комитета партии находится здесь с ними. Но вот уже крепи начали ломаться, и мы ушли из забоя.

После того, как я вернулась из бассейна, решали, как поднять производительность? И я внесла предложение, устроить для шахтеров прогрессивку, заинтересовать их и другим тоже.

А в тридцать седьмом году первым моим следователем был Захаров, такой рыжий человек. И когда мы остались с ним одни, он спрашивает.

- Вы меня не узнаете?

- Нет.

- А я был тогда в забое, в Подмосковном угольном бассейне. Когда вы приезжали к нам, и мы все вами восхищались, что вот вы с нами. Неужели, вы - враг народа?

Я ему отвечаю: - Я такой же враг народа, как и тогда. Я ни в чем не изменилась.

Он схватился за голову и вышел из кабинета.

Входят другие: - А! С такой сволочью, с таким закоренелым врагом народа даже следователь отказался работать.

И меня передали другому следователю.

В конце пятидесятых годов ко мне приходили из московской военной прокуратуры два прокурора и сказали, что Захаров работает сейчас главным прокурором московского военного округа и что он хочет ко мне придти, но ему очень стыдно, что он был моим следователем.

Я спросила: - Какой? Рыжий?

- Да, да, рыжий.

- Ну что же, он ведь отказался, он ничего мне не сделал, пусть придет.

Но он не пришел.