Бухта Нагаево

 

Когда к бухте Нагаево подходили, мне жутко стало, черные зубчатые скалы по всему берегу, словно ворота ада - как предзнаменование всего, что ждет там.

Первое время как приехали, нам разрешали писать и получать письма. Потом нельзя стало - письмо в год. А первое время можно, и мы все сразу писать стали.

У меня шаль кружевная розовая была, я ее за сто рублей продала, и мы на эти деньги телеграммы посылали. У Лены Лебецкой дочка трехлетняя прямо в гостинице осталась, когда ее забирали. Она хотела знать, где она, в каком детском доме? Мы посылали телеграммы по всем адресам, я на это денег не жалела. В конце концов узнали. Потом дочку брат забрал.

Я послала телеграмму маме и Юрию.

Я не знала, что когда Юрий год был без работы, мама продавала свои вещи, и на это жили.

К нам приходила еще до моего ареста Таня Борисова. Сергея Борисова арестовали, и она осталась одна, детей не было. Юрий говорит, чего она ходит, не надо ей ходить к нам. А я говорю, стыдись, Юрий, как это можно, пусть ходит. Мама говорила, что после моего ареста он сошелся с ней, но потом отстранил. Я, когда приехала, говорила, лучше бы ты уж с Таней сошелся, дети были бы присмотрены, как у Христа за пазухой, Таня так их любила.

Секретари московского городского и областного комитетов в то время перед моим арестом были: Корытный, Демьян Коротченко, Евгения Коган, Каганович, потом Хрущев.