ИЗ ЗАПИСОК ЧЕЛОВЕКА,

ПРОБЫВШЕГО ТРИ ДНЯ У СУДА

(Фрагменты)

Рябоватый гражданин, лет за 50, отозвал меня в сторону и рассказал, что его сын сам видел, как взрывались ручки в руках у покупателей. Он пытался даже назвать адрес магазина культтоваров, или канцелярских, или школьно-письменных принадлежностей, но так и не назвал. О том, что его сын был свидетелем взрыва, он повторял настойчиво. Я заметил, что гражданин этот слегка пьян, но, если бы не запах, я бы не усомнился, что разговаривал с больным. Рассказывал он, что служил в 20-30-е годы в войсках ГПУ-НКВД, и мне делалось яснее, что алкоголь лишь частично повинен в странностях его логики. Неким усилием мысли он пытался связать культтоварные диверсии с людьми, пришедшими 25 августа к Лобному месту.

Другой гражданин, приблизительно того же возраста, тоже был слегка пьян, но не производил впечатления ненормального, хотя бы потому, что умалчивал о роде занятий своих в течение последних 23 лет. По его словам, до 45-го года он был солдатом, но не уточнял, был ли на фронте, и не говорил о роде войск, в которых служил, — а по темпераменту, по всему складу он явно относился к тем пенсионерам, которые всегда не прочь бы напомнить о сво-

их заслугах, об участии в войне, тем более — «под булдой». Но он только сказал, что служил до 45-го года, а с тех пор на пенсии, но все время выполняет различную общественную работу. «Какую?» — «Ну, не буду же я каждому отчитываться».

В 37-м году ему было 27 лет, он был тогда беспартийным, потом вступил в партию. «В 37-м мы не могли всего знать и во всем разобраться».

Моего «неразобравшегося пенсионера» видели выходящим из здания суда. Я сказал ему об этом — он сначала отрицал, потом сказал, что в здании был, а в зале не был. Вход в здание охраняла милиция.

Вместе с другими он громко возмущался, что люди простаивают у суда, когда все в это время работают. На третий день суда пожилая женщина с пустой сумкой в руках — «я сюда не специально пришла, по дороге из магазина» — остановилась лицом к нам, спиной к оперативникам, и возмутилась: рабочее время, а она здесь третий день видит одних и тех же людей — «я не специально замечаю, поневоле в глаза бросаются». В отличие от вчерашней пьяной бабы (громогласно называвшей себя «честной б...»), она совершенно трезва, спокойна, рассудительна. Ей предлагают обернуться и обратить внимание на целую роту здоровых молодцов, тоже не пенсионного возраста и тоже здесь три дня неотлучно. Она не оборачивается и все тем же назидательным тоном корит несознательных интеллигентов.

Несколько раньше в группе автозаводских оперативников раздавался возмущенный голос краснолицего полного человека: «Он выучился за мой счет, получал образование, пока я вкалывал, а теперь не хочет со мной разговаривать!» Злоба на хладнокров-

ного, не вступившего в ненужный спор человека изливалась в форме пролетарской бдительной патетики в адрес обобщенного интеллигента, «образованного». А прекрасно одетый руководитель оперативников с холеной бородкой гидальго стоял рядом и не вызывал нареканий относительно образования (назвался инженером), галстука, бороды.

А одна моя знакомая, врач, из старой интеллигентной семьи, была по вызову в ближнем от суда здании и видела из окна, как прятали украденные цветы где-то на задворках, в каком-то сарае. Она рассказала это, но, убедившись, что я этим интересуюсь чересчур активно, немедленно перестала отвечать на мои расспросы. «А какое это имеет значение? — повторяла она. — Зачем это всё вам нужно?» Наш разговор кончился после ее фразы:

— Ну, осудили несколько человек за нетактичное поведение, а какое это имеет значение?