ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

ПРОЩАНИЕ С РОДИТЕЛЯМИ

 

Спустя дней пять отряд двинулся на восток. Наша 51-я замыкающая, под командованием начальника штаба Мерзлякова. Пронягин и Дудко с авангардом - группы 52-я, 54-я, 55-я.

Группу 53-ю Бобкова оставили на месте. Там все партизаны местные, жители окольных сел. Когда пришла наша очередь строиться, вызвал нас Мерзляков и приказом оставляет наших родителей, брата Рувена (заику) и двух маленьких. Объясняет: впереди ждут нас тяжелые бои при переходе Брест-Московской железной дороги. Как только удачно перейдем, пошлем за ними.

Действительно, мы не знали, что нас ждет впереди. Опасность, конечно, была, но не больше, чем здесь. Все просьбы оказались бесполезны, а командира Пронягина и комиссара Дудко уже здесь нет. Итак, втроем - брат, сестра и я вместе с группой тронулись на восток. Родители, Рувен и двое маленьких - Ехиэль и Ури остались.

Помню прощание.

- Мама, как только перейдем опасную полосу железной дороги и шоссе, вернемся за вами.

Мать в ответ:

- Дети мои, идите с Богом, пусть он вас хранит! Мы уже больше не увидимся.

- Мама, перестань, что ты...

А она опять:

- Дети мои, храни вас Господь! Мы уже больше не увидимся.

 

Эти слова на нас очень подействовали, грызли душу. Слова матери все время звучали в ушах. Отец был более оптимистичен.

Между тем наше стремительное передвижение действительно оказалось нелегким. Постоянные атаки, с боями и потерями форсировали железную дорогу и шоссе, охраняемое немцами, полицаями.

Весь отряд соединился. Разведка доложила, что в деревне Гавиновичи немцы открыли пулеметную школу для полицаев-добровольцев и мобилизованных. Пронягин понял эту опасность и решил ее уничтожить. Группа 54-я Леонтьева и наша 51-я Федоровича 10.08.1942 года атаковала. После короткого сопротивления помещение школы разбито, есть убитые и много пленных, около 40 человек. По приказу командира всех построили. Отделили добровольцев от мобилизованных. Первых всех на месте расстреляли. Других, после переписи и обращения к ним командира Пронягина, отпустили домой.

- Возвращайтесь домой и расскажите всем, что кто присоединится к нацистам и изменит Родине, поднимет против нас оружие - будет расстрелян!

Это приказ Сталина.

Интересно, как потом стало нам известно, мобилизация прекратилась. Кто получал повестку, удирал в лес или прятался.

Этот бой был нелегкий. Я благодарил судьбу, что мне не пришлось выполнять "приказы Сталина". Когда ты в бою открываешь огонь, берешь на мушку, то лица не видишь, но здесь стоишь перед ним, прямо смотришь в глаза...

События разбивались стремительно, ежедневно бои, стычки. Подходим к деревне Чемелы над Щарой. Там склады сена и корма для лошадей. А над Щарой стратегический мост, сильно охраняемый немцами и ротой украинцев. Приказ уничтожить склады, перейти на другую сторону реки, сжигая за собой мост.

И вот, 4 сентября 1942 года отряд разделили на две части. Наша 51-я атакует комендатуру в деревне Чемелы, а остальные силы - мост. Бой был тяжелый, в

 

нашем отделении погибли трое, в том числе мой второй номер Люстик Метек из Польши. От разрыва связки гранат, брошенной на нас, смертельно ранен Метек, я легко ранен и контужен, взрывной волной из рук выбит пулемет. Помню его слова: "Яша, добей меня!" А у меня нечем, при себе только гранаты.

В разгар боя Герц подполз ко мне и притащил мой пулемет. Этот инцидент чуть не кончился для меня плачевно из-за потери оружия.

Бой кончился, комендатура сожжена, все стоги сена и склад кормов в огне. Мост на Щарой взят. Переправились на другую сторону, сжигая за собой мост и - на восток, в болота Полесья.

Наверное, немцам надоели частые болезненные удары. Так вот разведка доносит, что на всех окольных железнодорожных станциях разгружают войсковые части, двигающиеся на восток. Цель - уничтожить "бандитов", как они нас называли. Им в помощь 18-й латышский полицейский добровольный батальон СС, местные полицаи и украинские роты.

И вот 11 сентября 1942 года наш отряд прижали к реке в районе Добромысль - Волько. Обстрел из минометов, орудий, над нами самолеты, все броды рек и речушек блокированы. Казалось, окружение полное, выхода нет.

Разведка докладывает командиру Протягину: где и что. И тут принято необычное решение. Весь обоз оставить, лошадей отпустить, тяжелое оружие разобрать и спрятать. (Были у нас две 45-миллиметровые пушки и несколько легких минометов, две машины). И в болото. Командир пошел первым и все гуськом за ним. Направление юго-восток. Оказывается, командир решил атаковать самое укрепленное место, где немцы и не надеялись на эту "наглость". Это место обороняла рота из 18-го латышского добровольного полицейского батальона, откуда их на лодках доставили из Телехан Пинской области. А именно - 10-й шлюз, соединяющий реку Щару с рекой Ясельда каналом Огинского.

По пути в одном столкновении был тяжело ранен комиссар Дудко и партизанка Голда Герцовская. Их

 

заносят глубже в кусты и оставляют. Мы думали, что они погибнут, но они выжили. Благодаря партизанке Герцовской, ухаживающей за тяжело раненым комиссаром. Спустя некоторое время проходящие партизаны наткнулись на них.

И вот на рассвете, в густом тумане, приближаемся к 10-му шлюзу. Видны два узких мостика над каналом, вдали деревянное здание, где ночуют каратели. Один латыш с удочкой рыбачил, другой стоит с пулеметом на страже. Группа тихо подбирается, ждет зеленой ракеты.

Весь отряд подтянулся. Помню, за минуту до атаки ко мне обратился молодой партизан Малах и сказал:

- Знаешь, Яша, я еще в жизни девушку не поцеловал.

- Только это в голове у тебя сейчас?

Вот и выстрел зеленой ракеты. В этой же атаке Малах погиб.

Открыт ураганный огонь со всех сторон. Бежим гуськом через соединительные узкие мостики. Внезапность полная. Оба латыша - один у лодки, другой за пулеметом - наповал. Большинство атакующих переходит вброд, выходит на другой берег и сразу открывает

 

огонь. Завязывается тяжелый бой. В результате полный разгром карателей. И у нас большие потери - 13 убитых и больше 40 раненых. Среди тяжелораненых и наш командир, старший лейтенант Федорович. В нашей группе убиты Грингауз Яков, младший Малах и Инберг Ицхак. Федорович, тяжелораненый, в полном сознании, отдает последний приказ добить его. Все бойцы около него, слезы на глазах. Последнее обращение Федоровича к врачу:

- Скажи им, что спасения нет.

Врач в ответ молчит. Решает жребий. Выпало на Розмарина. Но он категорически отказался. Тогда лучший его друг, наш партизан, сказал:

- Оставьте нас вдвоем.

Мы отдаляемся. Выстрел догнал нас. Быстро возвращаемся собрать убитых товарищей и как-нибудь их похоронить. В результате этого тяжелого боя мы вышли из окружения. Легкораненых вынесли, оставили на излечении, в так называемом больничном лагере. Настроение тяжелое, унылое, быстро удаляемся от места боя. Командование отряда имени Щорса (уже без Дудко) решает продолжать движение на восток. Больных, раненых оставить "временно". Среди них я и моя сестра Рая. Герц присоединился к нам, не хотел на сей раз нас оставить.

Прошло много лет. Павла Васильевича Пронягина уже нет. Но задумываясь об этом периоде и обо всех этих операциях, предпринятых по его личной инициативе, надо понять это время. Середина 1942 года, враг под Москвой, Ленинград окружен, нацистские дивизии рвутся к Сталинграду, и тут, в глубоком тылу, разгромлены и уничтожены гарнизоны, железнодорожные объекты и мосты, охраняемые местными полицаями.

Вот и для них это был предупреждающий урок. За сотрудничество с врагом с наказанием долго ждать не пришлось. И оно беспощадное.

После войны мы с ним встречались. В 1960 году Павел Васильевич гостил у меня в Риге. Интересно, что

 

он не хотел вспоминать о прошлом. В 1993 году я гостил у него в Бресте, объехали и обошли все боевые места и дороги. В 1996 году Павел Васильевич гостил у меня в Израиле. Вспоминали, говорили, и когда я хотел подчеркнуть его личные заслуги, смелость, решительность, стремление к цели, инициативность в принятии самостоятельных решений, он только рукой махнул:

- Оставь, Яша. Это все было "решение партии"...

В его ответе слышались обида и горечь.

Может, к месту здесь рассказать и о личной трагедии Павла Васильевича.

В 1942 году в 26-летнем возрасте Павел Пронягин подружился с новой партизанкой, беженкой из Варшавы. Оказалось, это обратилось во взаимную и глубокую любовь. Интимные связи в партизанах обычно оказывались временными и непрочными. У рядовых в этом отношении не было проблем - не было времени и возможностей. А тут отношения оказались взаимными и честными. Не всему командованию это понравилось, а когда она забеременела и намеки на ее "перевод" не подействовали, зародилась идея (особый отдел и начальник штаба), чтобы ее попросту убрать. Этот план дошел до ушей Павла Васильевича, и он сразу принял предохранительные меры. Тайком, под предлогом перевода, поместил ее в надежную крестьянскую семью, где она и родила сына. Долго оставаться там не могла и опять тайком отправлена в отдаленный семейный лагерь, оставив грудного сына. До сих пор неизвестна причина смерти ребенка, но на молодую мать это ужасно подействовало и в 1944 году, с приходом Советской Армии, она уехала в Польшу.

Павел Васильевич тоже не мог докопаться до истины, и так они расстались с глубокой раной в душе. Он не перестал ее любить и вспоминать, также и она.

В начале 90-х годов она навестила его, встретились, многое вспомнили. Тайна не расшифровалась, хоть они были уверены, что чья-то рука была в том замешана. Их связь не прекращалась до самой его смерти, хотя она жила далеко за границей...