ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

ОПОЗНАНИЕ

 

К концу 1967 года получил повестку явиться в полицию. Надо же, и здесь нашли меня. С волнением и любопытством открываю конверт. Нет, непохоже. Указано по какой причине и в каком отделении. Просят прибыть с удостоверением личности в следственный отдел по делу нацистских преступников. В назначенный день и время явился и сразу был приглашен. Оказывается, это по просьбе немецкой полиции Гамбурга. Искали меня в Риге, но уже после моего отъезда. Начальник отделения, капитан полиции, держа в руках запечатанный пакет, объясняет:

- Германское правосудие просит предъявить вам снимки для опознания гебитскомиссара Эррена. На каждом есть порядковый номер.

Тут же при мне раскрыл пакет и разложил фотографии на столе.

- Не торопитесь. Если узнаете, позовите меня и составим соответствующий акт.

Поставив на столик питье и бейгелах, оставили одного.

Бросил взгляд на фото. Как распознать?! Все в военной форме. С ума сойти! Уже прошло более - 26-ти лет и видел я его лично только два раза - первый, рядом со мной, когда наши взгляды на несколько секунд встретились. Второй раз - во время акции 29.06.1942 г., когда застрелил мою бабушку - "горящую ведьму".

Быстро беру одну за другой, всматриваюсь - не узнаю. Понял, какая ответственность легла на мои плечи. Значит, арестован. Если не будет свидетелей, и

 

если ошибусь - пойдет на волю. Стало жарко, хоть в комнате было прохладно. Напился воды. И вдруг мелькнула мысль: брось смотреть на лица, смотри на окружающую среду, ведь снимок сделан в твоем городе, где тебе знаком каждый уголок, парк, улицы, дом, крыльцо. И начал медленно перебирать. Есть - узнал! Ведь это крыльцо дома на ул. Замковой, где жила еврейская семья и там поселился немецкий гебитскомиссар. Еще один снимок нашел на фоне этого крыльца. Ошибки быть не могло! А теперь - где он? Ну, конечно, он самый важный, на переднем плане. Досмотрел все. На остальных его не оказалось. Вызвал офицера и предъявил снимки, на которых он был под номерами такими-то. Составили акт и прикрепили к нему отобранные снимки. Подписал.

- Спасибо. Большое спасибо. Вы свободны, - сказал он.

Перед выходом обращаюсь к офицеру:

- Скажи, пожалуйста, ведь мы свои люди, не ошибся ли я?

А он в ответ:

- Ведь ты сам видел, при тебе открыл запечатанный пакет. Понятия не имею. Сегодня мы высылаем и когда получим ответ, сообщим.

Пришел домой и рассказал Риве. На работе все сослуживцы собрались. Спрашивают, что и как. Никогда не рассказывал, а тут начал и пошел вспоминать. Вижу, все серьезные, "ушки на макушке". Как-то очнулся и остановился. Хватит на сегодня. Был зол на себя - разболтался.

Это был период уже после процесса Эйхмана в Израиле. И люди, особенно молодежь, начали интересоваться, задавать вопросы и т.д. До этого многие уцелевшие стыдились вслух вспоминать о пережитом. Их обвиняли, что не сопротивлялись, шли как скот на убой... Как малый ребенок радовался, когда через некоторое время из полиции мне позвонили и сообщили: - "Буль", значит попал в самую точку. Правильно опознал из сорока двух снимков.

Жизнь продолжается, дочь уже заканчивает второй

 

класс. Поправляет мои ошибки на иврите. Состояние Ривы ухудшается, болезнь не поддается лечению. Диагноз, поставленный в Союзе, верен: "Воспаление соединительной ткани". Живет на кортизоне, опухла, почти потеряла зрение - беда! Когда в больнице -просится домой.

Март 1969 года. Офицер полиции лично пришел домой. Принес приглашение на поездку в Германию с целью опознания личности. Объяснил, что это очень важно. Если там его опознаешь - от суда не уйдет.

Что же делать? Советуюсь с командиром на работе. Все говорят: должен, обязан. Рива тоже говорит:

- Коль начал - доведи до конца.

Положили ее в больницу Тельха-Шомер. Дочь у соседей. И я - на самолет. Встретили меня психологи, социальные работники и в гостиницу. Не нажимают, мол, отдохни несколько дней. Нет, - говорю им, - завтра, мне некогда, должен вернуться домой как можно быстрее. Согласились.

После завтрака входим в помещение прокуратуры. Проверка паспорта - я или не я. Спрашивают, нуждаюсь ли я в переводчике. Отвечаю, что "да". Пришла симпатичная молодая женщина. Объясняют: сейчас введут меня в зал, передо мной будет стоять ряд мужчин. Задавать вопросы нельзя. Только смотреть. Когда узнаю кто - указать на него, что это - Эррен, гебитскомиссар города Слоним. «Понятно?» «Да».

С двух сторон меня сопровождают двое в гражданском. Передо мной девять немцев. Все смотрят на меня нагло, как будто хотят сказать - это я. Смотрю. В отчаянии я. Ведь люди меняются, правда, видел его на снимке и лично встретил на какое-то мгновение, но прошло почти 28 лет. За такой промежуток времени люди полнеют, худеют, лысеют, и если ты с ним не в контакте, как можно узнать? Но я обязан, стараюсь вспомнить его глаза, но вдруг меня осенило: ведь он стоял рядом со мной и был немного ниже меня ростом. Значит, кто выше, вровень со мной или намного ниже - не он. Ведь, наверное, его рост за это время не изменился. Прошу разрешения подойти ближе и к каждому

 

отдельно. Разрешили. Подхожу, сопровождающий со мной. Присматриваюсь, но на самом деле, сравниваю рост. Из девяти остались трое, которые подходят по росту. Прошу, чтобы смотрели мне прямо в глаза, мол, помню цвет глаз. От одного к другому, третьему, жду. Дай мне сигнал, что это ты, - прошу мысленно. В зале тишина, чувствуется напряжение всех. А я подхожу и прошу повторно:

- Посмотрите мне прямо в глаза.

Одна пара глаз на долю секунды отвела взгляд. Всем своим нутром чувствую - он! Мысленно одел его в форму. Нет сомнений. Еще раз подошел к нему вплотную. Указал и захлопал в ладони:

- Браво, литовец!

Это были те самые слова, которые он сказал, аплодируя литовцу за точный выстрел, убивший моего двоюродного брата во время акции в гетто 29.06.1942 года.

Мои спутники, подхватив меня под руки, отвели назад. Ко мне официально обратился прокурор:

- Господин Шепетинский, прошу еще раз указать на подозреваемое вами лицо, которое, по вашему мнению, является гебитскомиссаром города Слонима.

Указал. Все, кончилась пытка. Вывели всех: Составили еще протокол, подписал. Подошли медики, спросили, как себя чувствую. От волнения не ответил. Дали стакан воды с каким-то успокоительным сиропом. Придя в гостиницу, даже не спросил сопровождающих, ошибся ли я. До вечера спал. Когда проснулся - ужин. Сопровождающие меня лица предлагают прогулку по ночному городу. Отвечаю:

- Большое спасибо! Домой хочу и быстрее.

Вернулся домой к тяжело больной супруге и тоскующей дочери. Состояние Ривы требует беспрерывной госпитализации. Ее родная сестра Мирьям и сиделка около нее бессменно. Я разрываюсь между больницей, работой и уходом за ребенком. Врачи сделали все возможное, но исход был предрешен. 14 июня 1969 года утром мне сообщили, что Рива потеряла сознание.

 

Быстро в больницу. К полудню скончалась. Медсестра Эдна, ухаживающая за ней, с плачем меня обняла и сказала:

- Знаете, это не женщина умерла, это погиб воин. Целеустремленная, сильная, столько перетерпевшая женщина-мать и жена, скончалась.

15 июня 1969 года, ровно три года спустя после

 

прибытия на родину в Израиль, провожали мы ее в последний путь.

После "шивы" - семидневного траура, где масса людей - родные, друзья, соседи, знакомые, приходят выразить соболезнование и посидеть с нами - тишина. Ты - отец и мать, а жизнь сильнее всего - она продолжается.