- 88 -

АСЯ ПОТОЦКАЯ

В разгар работы над «Лиром», летом 1934 года, театр поехал на гастроли в Ленинград. Репетиции «Лира» продолжались с той же интенсивностью, что и в Москве.

Однажды после спектакля отец зашел поужинать в ресторан «Европейской» гостиницы и случайно встретил там своего старого приятеля Михаила Левидова, писателя, историка, критика, автора нашумевшей монографии о Свифте.

Левидов был человеком острого, желчного ума, вечный оппозиционер, принимавший в штыки эпоху, современников, весь мир. Вследствие особенностей левидовского характера собеседник, вступивший с ним в самый невинный разговор, незаметно для себя оказывался втянутым в отчаянный спор. Словом, такого человека, как Левидов, невозможно было не арестовать.

В первые дни войны, летом 1941 года, население Советского Союза получило неожиданный приказ сдать свои радиоприемники в ближайшее почтовое отделение. Как видно, Сталин боялся, что народ может узнать правду об истинном положении на фронтах. За отклонение от приказа полагался, как водится, арест.

Приемника у Левидова не было, но арестовали его на второй день войны.

В 1958 году его дочь Майя Левидова, та самая, что помогала Фальку прятать папин портрет, получила посмертную справку о реабилитации отца. В графе «причина смерти» — прочерк. Один из его сокамерников, вышедший в 1956 году, нашел Майю и рассказал ей, что Левидов умер от голода в 1942 году в саратовской тюрьме.

А в 1934 году Левидов частенько наезжал в Ленинград и встречался со своей знакомой Анастасией Павловной Потоцкой, дочерью Варвары Васильевны Во-

 

- 89 -

ейковой-Потоцкой, основательницы известной прогрессивной гимназии, которую закончили, кстати, сестры Марина и Анастасия Цветаевы и знаменитая Галя Дьяконова, будущая жена Сальвадора Дали.

Ася не была красавицей, но в ее прозрачных зеленых глазах таилась такая загадочная и насмешливая прелесть, что невозможно было оторваться от живого и выразительного Асиного лица. Пользовалась она безумным успехом, и чарующим женским умом, которым отнюдь не по-женски владела, она кружила головы многим достойным мужьям.

С ней-то и сидел за столиком Михаил Левидов, когда отец поздней осенью зашел в ресторан «Европейской» гостиницы. С первой же минуты Ася, как она потом рассказывала, была покорена обаянием и незаурядностью Михоэлса и немедленно направила на него свои чары. Однако прошло больше года, прежде чем ей удалось завоевать его — слишком свежи еще были раны от недавних потерь.

Молодая, на семнадцать лет моложе отца, капризная, требовательная, избалованная вниманием и поклонением интереснейших людей своего круга, Ася действительно «без памяти», по ее выражению, влюбилась в Михоэлса, но завоевала его умно и тактично.

В 1935 году мы переехали с улицы Станкевича на Тверской бульвар, опять-таки неподалеку от Малой Бронной, где в одном доме получили трехкомнатную квартиру на третьем этаже и большую комнату в общей квартире на первом. Нам точно на роду была написана эта беготня вверх и вниз; для папы же переезд как бы символизировал ту вечную раздвоенность, в которой ему приходилось существовать.

Практически дело заключалось в том, что отдельных четырехкомнатных квартир поблизости от театра не было, а удаляться от Малой Бронной на расстояние большее, чем пять минут, папа категорически отказывался.

До Асиного переезда в Москву он жил вместе с нами, а в конце 1936 года поселился с Асей внизу, в огромной комнате с высокими потолками, тяжелыми шторами и книжными полками. Комнату эту мы уважительно, с папиной легкой руки, прозвали «кабинет».

 

- 90 -

Ася, как большинство женщин ее поколения и круга, хозяйством не занималась. Дом по-прежнему оставался наверху, а в кабинете принимались новые знакомые, Асины друзья — ученые. Ася была талантливым биологом и блестяще начала свою научную карьеру. Мои воспоминания, несомненно, приобрели бы некоторую скандальность, если бы я позволила себе коснуться причин, помешавших Асе в дальнейшем стать настоящим ученым.

физик Петр Капица, хирург Александр Вишневский, биолог Лина Штерн стали частыми посетителями кабинета. Отец, при всем своем артистизме, человек абсолютно научного склада ума — он и к роли подходил «научно», — сразу занял особое место среди этих людей. У него вообще был огромный интерес к наукам, связанным так или иначе с человеческой природой, будь то психология, биология или медицина.

В застольных беседах с новыми друзьями он поражал их ясным умом, пониманием и проникновением в самую суть фактически незнакомых ему вопросов. На высоченных полках и стеллажах, которые так удобно располагались в углублениях и нишах кабинета, стали расти новые ряды книг по физике, биологии, медицине. Книг было такое количество, что постепенно они начали теснить хозяев дома, и с Асиной легкой руки кабинет приобрел еще одно прозвище — «книгоплощадь». Конечно, прочесть всего отец не успевал и не мог, но, как всякий талантливый человек, он был талантлив не только в своей области и с легкостью схватывал суть прочитанного им сложного научного труда.

Все дальнейшие годы Михоэлса связывала крепкая дружба и с Капицей, и с Вишневским. Как-то Вишневский пригласил отца поприсутствовать на двух операциях. «Я, Соломон, твою работу видел, а ты мою нет». Отец, мнительный, как большинство актеров, нервничал и смущался, но согласился — взял верх постоянный жгучий интерес ко всему, что незнакомо и талантливо.

Отец мужественно выдержал обе операции до конца. Работа Вишневского потрясла его — на операциях почти не видно крови, больной под местным наркозом спокойно беседовал с хирургом, Вишневский терпеливо объяснял больному все этапы операции. Отец, прислушиваясь к их тихому разговору, попеременно ощущал себя

 

 

- 91 -

то хирургом, то больным. Я могу только пожалеть лишний раз, что не вела дневников и поэтому не способна воспроизвести здесь многочисленные папины рассказы то от имени врача, то от лица больного на операционном столе. Впечатлениями об увиденном отец делился и с актерами, каждый раз неожиданно и по-новому переосмысливая это событие.

Нам же, вернувшись с операций, он принялся клясться, чуть ли не крестясь, что «у Вишневского-то пальцы, ей-Богу, видят!».