- 215 -

Проводы

 

Через два дня после ареста Максима мама отправилась в районный центр - Марьевку. То, что она рассказала, возвратись домой, не могло забыться в течение всей жизни.

К начальнику НКВД ее не пропустили и никто из работников милиции, к кому она обращалась, ничего не мог сказать ни о Максиме, ни о Силантии. Поздно вечером один милиционер сказал:

— Гражданка, не спрашивай о своем муже, никто ничего тебе не скажет, зря ты здесь сидишь.

Хозяйка, у которой она ночевала, под большим секретом сообщила, что в тюрьме много арестованных и их завтра должны увезти в Петропавловск, а также сказала, что обычно увозят арестованных рано утром.

На второй день мама встала до рассвета и пошла к воротам, откуда должны были вывозить арестованных. Одна половина их была немного приоткрыта. Заглянула во двор. В дальнем углу его стояло какое-то здание, огороженное высокой стеной, из-за которой виднелась крыша и часть стены. Мама перешла на противоположную сторону улицы и присела на скамейке.

Рассвело. К зданию НКВД стали подходить военные, а вскоре подъехала полуторка. Ворота открылись и сразу за кузовом машины закрылись. У ворот никого не было. Мама подошла к тому месту, где недавно стояла. В расщелину ворот увидела, как из глубины двора выводили заключенных.

В кузове уже сидело несколько человек. Около машины с винтовками стояли охранники. Два милиционера вели еще одного заключенного, он шел с заложенными за спину руками. Это был отец. Подходя к машине, он взглянул в сторону ворот и тут же стал взбираться в машину.

Слезы слепили глаза. Мама, среди сидевших на машине, искала Максима и не заметила, как его подвели к машине. Подойдя к кузову, он легко вскочил в него и тут же остановился: перед ним стоял отец. Они обняли друг друга и по их спинам было видно, как плакали сын и отец.

Мама только и слышала:

— Тату!

— Сынок, сынок мой!

 

- 216 -

"Голос Максима, - говорила мама, - я сразу узнала, а Силантий выкрикнул эти слова каким-то хриплым и совсем чужим голосом. Я хотела броситься в ворота, но что-то меня остановило, я осталась на месте".

Кузов машины закрыли. Сели в машину и охранники с винтовками. Мама немного отошла в сторону, но как только открыли ворота и вышла машина, она бросилась к машине:

— Максим, сынок мой, Силантий!

Узелок, который мама держала в руке, был уже около кузова машины (машина из ворот выходила тихо), но в тот момент, когда маме надо было сделать шаг, чтобы бросить этот узелок в машину, кто-то сбил ее с ног. Падая, она еще раз крикнула:

— Сыночек, Силантий, родные мои, прощайте.

А когда она поднялась, то перед нею стояло по всей дороге, до самого поворота улицы, облако пыли. Узелок лежал рядом. Подняв его с земли, она еще раз посмотрела в ту сторону, куда ушла машина.

— Убирайся отседова, пока сама туда ж не загремела, — услышала она чей-то гневный голос.

Не оглядываясь и не заходя в дом, где ночевала, мама пошла домой.

В какие времена в России творился такой произвол?! Сейчас мы об этом замолчали и не любим, когда кто-нибудь громко хочет напомнить об этом. А почему? Разве пророческие слова Ленина о том, что нельзя Сталина допускать к власти, не могут быть пророческими и для других времен?! Единовластие, неограниченная власть никогда не были венцом свободы. Нельзя об этих жестоких временах забывать. Кого это не коснулось, тот и не знал, и не хочет знать ничего об этой людской трагедии. Подумаешь: "Культ Сталина!". Да, что-то, говорят, было.