ДОРОГА В МАГАДАН

 

Осенью я перевозил свою семью в Магадан. Делал я это в два приема. Сам вместе со старшей дочкой Валей уехал на попутной грузовой машине. Жена и младшая Таня должны были приехать днем позже рейсовым автобусом. Март, особенно в начале, это еще зима. Морозы 50-55° могли быть не только ночью. Временами даже в относительно тихой тайге вдруг начинала крутить снежная пурга, заносить перевалы, прижимы, «Дедушкину лысину» и особенно «Донышко». Любая из этих причин путала расчеты водителей и расписание автобусов.

Были случаи, когда на участке «Донышко» попадали, как в ловушку десятки машин и их заносило там. Ветер в этом месте так спрессовывал снег, что мощная техника с трудом справлялась с расчисткой дороги. Часто на это уходило несколько дней. В таких случаях попавшим в беду людям доставляли еду, горючее и теплую одежду на вертолете.

Поселок, откуда мы уезжали, официально назывался Дебин, но называли его часто Левый берег. Второе название существовало давно, еще с берзинских времен, когда здесь строили самый большой на Колыме деревянный мост.

Через мост проходило все: продовольствие, техника, горючее, люди. Мост соединял собой две части Колымской трассы.

О значении моста для края можно судить хотя бы по такому случаю. В 1940 году в августе месяце случилось невиданное для Колымы наводнение. Маленькие, с чистой студеной водой ключи, проходящие в многочисленных распадках среди сопок, превратились в шумные горные реки. Снесло многие мосты, кое-где размыло трассу. Все ключи впадали в главную реку края - Колыму. Из всех поселков, расположенных на берегах Колымы, полетели в Магадан тревожные радиограммы: воды поднялась выше нормы на два, три, четыре метра. Затопила большую часть поселков. Сносятся дома, продовольственные склады, бочки с горючим. Остановлена работа обогатительной фабрики. Люди эвакуируются на склоны сопок. Запрашивали разрешения на выдачу населению теплой одежды, дополнительного продовольствия, спирта.

Естественно, что посыпались тревожные сообщения и относительно моста. В Магадане была срочно создана чуть ли не правительственная комиссия, уполномоченная принять все возможные меры для его спасения. Говорят, что когда комиссия приехала на место, мост уже ходил ходуном. Высота моста над нормальным уровнем воды в реке была огромная, но и этой высоты

 

оказалось недостаточно. Вода подходила уже под настил проезжей части. Начался создаваться затор из коряг и целых деревьев, вырванных с корнем.

И вот здесь была дана команда срочно разгружать машины, а их собиралось сотни. Машины были разгружены в считанные минуты. Но и это время казалось долгим в сравнении со скоростью бесновавшейся реки и с тем, как она поднималась на глазах. Машины загрузили камнем и затем в два ряда, в притык друг к другу установили по всему мосту. Водители покинули кабины. Оставалось одно: стоять и наблюдать. А река злобно шумела и хотела подняться до самого неба. И это ей не так уж трудно было сделать. Северное небо было низким и клочковатым. Оно давно уже покрыло собой все сопки, так что вокруг были только это небо да вода. Спасать мост ценой нескольких десятков машин был большой риск, но ничего другого сделать было нельзя.

На колымском мосту всегда была установлена военизированная охрана. Все машины останавливались и пропускались через мост только по одной то в одну, то в другую сторону. Здесь, возле моста и должны были сесть на автобус Галя и с дочкой.

Дойти до моста помог наш старый, ныне покойный друг - Валентин Португалов. Он нес дочку, закутанную в одеяло, а Галя вещи, собранные в сетку, в том числе и ночной горшок. Был поздний вечер, когда подошел автобус, он был переполнен, но с помощью охраны их все-таки посадили.

При слабом освещении внутри автобуса Галя убедилась, что сесть ей некуда, все места заняты, в проходе тоже сидели на чемоданах, узлах, а то и просто на корточках. Почти все спали.

Только на передних местах, над которыми была надпись «для женщин с детьми», сидело несколько офицеров свободно, по-домашнему и играли в карты. Вместо стола был приспособлен чемодан. Здесь же стояли бутылки со спиртом, консервные банки, кружки,

Галя опустила на пол дочку и сетку с ночным горшком. Дочка начала сонно хныкать. Игравшие офицеры не пытались скрыть своего холодного безразличия к тому, что в автобус села женщина с ребенком. Один из них сказал, глядя прямо в лицо Гале:

— Вы думаете, мы вам место уступим? Не ждите. Нечего по ночам с детьми ездить.

— А я и не жду, ответила Галя, у которой в кармане не было никаких документов, кроме справки, что она ссыльная.

— Давай, давай, твой ход, - торопили не в меру «внимательного» офи цера его товарищи.

Проехав мост, водитель несколько раз посмотрел через стекло в салон автобуса и, убедившись, что там ничего не изменилось, остановил машину. Выйдя из кабины, открыл дверь и сказал жене:

 

— Выходите. Пойдемте в кабину, я вас на капоте мотора посажу.

Он взял у Гали дочку, а потом помог выбраться ей самой. Вдоль трассы гулял ночной ветер, было темно и холодно. Офицеры продолжали играть, как ни в чем не бывало. Только один из них крикнул:

— Скорее закрывайте дверь. Холоду напустите.

Мотор автобуса был покрыт теплым стеганым капотом. В кабине было тепло и уютно. Есть такие водители, которые, кажется, из ничего умеют создавать уют в своем походном жилье. Поверх капота водитель расстелил одеяло, аккуратно подвернув концы, и водрузил полусонную Татьяну.

— Ну, а теперь сами залезайте, - сказал жене, - там вам будет хорошо.

Приоткрыв дверь кабины, и снова хлопнув ею так, что она плотно закрылась, он включил сцепление. Автобус, набирая скорость, покатился по ночной колымской трассе.

Было видно, что водитель большим усилием воли сдерживает бешенство. На скулах его перекатывались тяжелые желваки, а с губ его вот-вот сорвется лучший в мире набор колымского мата.

— Господа офицеры. Как завоеватели, туды их мать... Извините, что при мальчике.

— У меня девочка, - поправила Галя.

— Тем более. Всю дорогу пьянствуют, матерятся, стучат в кабину, требуют остановить автобус. Прямо злости не хватает. А сказать ничего нельзя. Вы далеко едете?

— До Магадана.

— Ничего, не переживайте, я вас довезу в полном порядке.

— Да мне здесь хорошо, спасибо. Тепло, как на печке.

— Печка? Здесь одни бочки из-под солянки.

— Это я знаю. Восемь лет в бараке на Эльгене жила.

Водитель внимательно посмотрел на Галю и убедился, что ему нечего бояться за непочтительные слова в адрес офицеров.

Да и разговор принял совсем другой, доверительный характер. А хороший разговор в пути - необходимая вещь. Пассажиру надо говорить и говорить, отвлекая водителя от сна и усталости. Жена моя умеет быстро находить общий язык с самыми разными людьми. Водителю в этом смысле просто повезло. Зимой у водителей на Колыме тяжелый труд. Глушить мотор нельзя, иначе заморозишь машину, а пока приедет помощь из автобазы, ее разуют и разденут. Поэтому водители пьют знаменитый колымский чифир. Это крепкий, терпкий и тягучий чай, его можно пить только маленькими глотками, закусывая куском соленой кеты. Чифир помогает не спать долгие северные ночи, но убийственно разрушает сердце.

 

Вскоре после Дебина была первая остановка на пос. Спорная. Здесь у трассы была развилка. Основная дорога на Магадан заворачивала направо. Налево через перевал шло ответвление трассы длиной в 43 километра на прииск Стан Утиный и поселок Усгь-Утиная. Здесь трасса кончалась, упираясь в правый берег Колымы. За поселком Усть-Утиная простиралась на многие десятки километров глухая тайга.

Еще долго длилась ночь после пос. Спорный. Гале, конечно, хотелось спать в теплой кабине, но она заставляла себя бодрствовать. А за стенками автобуса, по обе трассы, как и по всему северному краю, были сопки, сопки и сопки. Покрыты они глубоким снегом, на котором была тонкая, путаная вязь следов куропаток, зайцев, лисиц. Кусты стланика с вечно зелеными иглами обладил свойством с первым осенним снегом ложиться на землю и так лежать всю зиму под толстой шубой снега. В небе мигали неяркие северные звезды.

Всего этого нельзя было видеть через лобовое стекло автобуса. Фары освещали только гладкую, укатанную трассу, крутые повороты, мосты, прижимы. Но мы, северяне, могли видеть свой однообразный и суровый пейзаж с закрытыми глазами внутренним зрением. Мы долго привыкали к нему, ненавидели его, проклинали, тосковали по совсем другому. Но удивительная вещь, когда мы потом получили возможность уехать из этих мест в свои родные края, как же мы долго скучали по Северу, по его неброской природе, с неповторимыми красками, белыми ночами летом и сполохами северного сияния зимой.

16 февраля 1981 г.