ВОЛОДЯ ИДЭШАК

Фамилия такая — Идэшак. Сам он поляк. Молодой. Румяный. Сразу обращает на себя внимание. В кармане всегда суконочка. Чуть запылились носочки ботинок или бурки, Володя все дела оставит, но потрет. Пусть блестят. Это был 1948 год. У меня еще только червонец был сроку.

Обычно в каждой зоне господствовала группа спевшихся. Кухня в их руках. Лучший кусок им. А Володя с колыбели покушать любил вкусно. В каждом лагере предлагал себя на кухню. (Тогда разрешали вольные шмотки носить). А одеваться этот румяный полячок любил. Ему предложили, чтоб он все свое тряпье отдал «на лапу». Он жить спокойно не сможет в лагерном. Поругались они. Дня через три к нему пришли двое — завбаней при шахте Щепкин и бывший вор по кличке Копейка. Поставили под нож и раздели. Заскулил Вова, самолюбие заговорило. Часто стал повторять: «Убью гада!» Трудное дело. Это матерые волки, а Володя и ножа не умеет, как следует держать в руке. Спали мы на одних нарах с ним. Стал со мной советоваться. А что я... Мне тоже не приходилось ходить в атаку. Одно я ему сказал: «Я бы не рискнул...» Решился Володя... Стал просить у меня топор. Топор я получал в инструменталке на шахте. Мы трое били шурф в тайге, около километра от шахты. Нас пускали без конвоя как малосрочников. (10 лет считался маленьким сроком). Мы должны были обнаружить залегающий пласт, угля. Работа не из легких: один внизу, двое воротом таскали бадью с грунтом. Топор тупой, как ребро ладони. Да острый нам и не нужен. Конечно, спустя много лет я не дал бы. За это можно пойти по делу: соучастие. Была зима. Володя назначил день убийства. Я отлично понимал всю сложность. Сказал Володе, что бить надо только обухом. Оглушишь, а потом добьешь. Лезвие пробьет кожу головы и скользнет.

И если Щепкин не потеряет сознание, он сразу зарежет. За голенищем сапога у него тесак.

Обстановка такова: по приходе на шахту в одном помещении раздеваемся, все шмотки заворачиваем в бушлат, веревочкой перепоясываем и несем в кладовую. У каждого своя полка. Потом надеваем грязное — и на рабочие места. При входе в кладовую с левой стороны стол, на котором как часовой сидит Щепкин. (У меня даже сейчас начинает колотиться сердце). Мы разделись. Шепнул Володе: «Не забудь, бей обухом...» Про себя подумал: в случае чего помочь Володьке. Володя обхватил свои вещи: правая рука внизу, под бушлатом, в ней топор-тупарь. Я пошел за ним, в трех шагах. Никто ничего не почуял. Не доходя одного шага до Щепкина, Володя отбросил вещи и ударил его лезвием топора по голове. Голова банщика откинулась, он поднял левую руку для защиты от нового удара, а правой выхватил нож. Соскочил со стола на ноги, но второй удар, опять лезвием, свалил Щепкина на пол. Володя ударил лезвием по открытой шее... Голова подкинулась и перевернулась другой стороной кверху. Еще удар по шее. Опять перевернулась. Еще раз по шее. Кожа не прорубалась. Тогда Володя ударил по боку один раз и один раз по ноге, выше колена. Шахтеры, за исключением двоих верующих, повыскакивали в окна и двери. Рамы выбили. Даже угроза в лагерях такая есть: «Ты у меня вынесешь раму на шее». Володя быстро дрожащими руками оделся, попрощался со мной и пошел отдавать себя в руки конвоя. Так было принято. Приходит убийца и говорит: 2Заберите труп!»

По приходе в зону меня побили однокашники Щепкина. Через двадцать один день Щепкин выписался из больницы. Володе дали десять лет ИТЛ.