ПРОМЫВКА

 

1954 год. Коба ушел пиратничать в другие миры. Нам разрешили отращивать волосы. Деньги стали давать на руки. И в ларьке лагерном, что на воле. Для зэков настала благодать. И меня стали выпускать на работу за зону. Даже в ночную пускали — вот ведь каких дней дождался я. В ночную возили на бортовой машине. Два конвоира и нас трое. Американский прибор. Лебедчик, второй человек на верхнем бункере, а третий внизу, возле бункера, в который бульдозер гонит золотые пески. Я стоял внизу, звеньевой. Горняк придет с вечера, поговорим, покурим, пачку чая нам даст и спокойно уходит домой. А утром самая обильная съемка. Улыбается, подмигивает. На полном доверии жили. Конвой, конечно, знал «груз» каждого из нас, но ни разу не напомнил. Бывают же такие люди. От такого и в побег не пойдешь — совесть заест. Ночью я заварираю чаек через каждые два часа на отвале, у начальника конвоя на костре. Подпускает, даже не отходит. Карабин на коленях. Я отмечал мысленно его халатность, но чтоб подумать — Боже меня упаси! У гада — дело другое. Как-то заварил я чай, а конвой сидел рядом с краюхой хлеба и прихлебывал из большой кружки что-то... Ну, я заварил и в знак вежливости предложил:

— Пивнешь?

— А во… я чихерю.

— Как понять?.. С хлебом?

— А я отварил вторяк... Замолодил пачкой чая...

— Да ты с ума сошел, старшой. Сердце не выдержит.

— Да ничаво. Только спина мокнет. Зато спать не хочу.

Вот вам и вологодский. А он точно с Вологды. Даже улицу называл, где жил до армии.

Мне тогда шел двадцать восьмой годик. Большущий. Жениться бы надо, но невеста моя невидимкой жила.

Я к тому клоню свой рассказ: мне наплевать на это золото, суть в том, что вечером, когда мы ездили к прибору, мы заезжали в поселок. Время — начало двенадцатого. Почти все спят в этот час. Начальник конвоя первый раз показал мне домик хозяйки магазина, а потом я ходил к ней один. Сентябрь. Темно. Подойдешь... Три

 

раза: тук-тук-тук в окошечко. А чувство-то какое, будто к любовнице пришел. Подскочит к окну в одной рубашонке, стройненькая такая... Жестом покажет: „Я сейчас..." И через минуту, кутаясь в пальто и ежась, выходит. Я заметил, что пальто она надевала прямо на нижнюю рубашку. Можно чокнуться от волнения. Сердце хоть в клетку сажай. Открывает магазин, заходим. Конвой берет водку и чай. И мы иногда брали водку, но чаще чай. Что нам пачка горняка на троих! Благодарим. Велит приходить и завтра. Такое не понять тем людям, которые чуть ли не с колыбели в папки-мамки играть начали. Мы все трое боготворили хозяйку... Глаз не спускали, пока она отпускает нам товар. И она понимала... Тихо-тихо улыбалась сама себе... и нам. Мы с шевелюрами были, на людей похожие.

Я всю жизнь восторгаюсь женщиной... До чего же складно устроена... Постоянно действующее существо! Волнует. Зовет... И всегда каким-то движением обещает тепло и отдых.

Храни чистоту Души Своей, Женщина!

Пусть не покидает тебя тихая радость жизни на земле.