гимны

Гимном греки называли торжественную песню. Гимны существуют разные: государственные, религиозные, революционные.

Гимн является символом, как и знамя, и отражает в своем содержании самую сущность общественно-политической жизни. Гимны были и есть важное средство политической агитации и играют значительную организующую и мобилизующую роль.

Известно, что гимны исполняются в особо торжественных случаях, но трудно поверить, чтобы торжественные, призывные гимны распевались полуживыми существами в самой преисподней человеческого бытия.

В данном случае исключением явились сталинские концлагеря (номерные), где истощенные голодом, изнуренные непосильным каторжным трудом, угнетенные абсолютным бесправием люди распевали ими же сочиненные или импровизированные гимны, в которых в своеобразной форме выражали протест против жестокого угнетения, против рабского труда, против коммунистического "рая".

В бараках, где жили преимущественно украинцы, распевали такой гимн:

 

Встань, Тарасе, встань, Богдане,

Закували нас в кайданы,

Ци кайданы треба рваты,

Украини долю даты.

Дайте волю и свободу

Украинскому народу

 

Заключенные из Прибалтики - литовцы, латыши, эстонцы насмехались над украинцами. Они говорили: "Ваш народ никогда не будет самостоятельным. Сотни лет вы были под различным игом: польским, царским, а теперь коммунистическим. Вы большой народ. Вас более 60 миллионов, а кого-то просите: "Дайте волю и свободу украинскому народу..." Кто же вам преподнесет на блюде эту волю и свободу? Сами берите, своей кровью, своими жизнями добивайтесь воли и свободы, а вы хотите, чтобы кто-то снес яичко, сварил его, очистил и тогда вы его только разжуете и проглотите. Нет, так никогда не будет. Вот посмотрите на нас. Мы маленькие народы. Население всей Литвы менее 3-х миллионов человек, но одна четвертая часть нашего населения живет не в своих домах, а в лесах. Мы боремся с двухсотмиллионным народом, ему не легко с нами справиться. С тех пор, как "они" нас "освободили", у коммунистов под ногами горит наша земля. Мы их уничтожаем, где только можем. Они боятся пить воду из наших колодцев, даже днем они боятся в одиночку проходить по нашим хуторам, а ходят группами. Мы их облекли всеобщим презрением и ненавистью, как способен только свободолюбивый народ. Мы наше презрение и вражду к ним не скрываем. Латыши от нас не отстают, хотя население их на целую треть меньше нашего. Ну, а об эстонцах и говорить нечего. Миллион с хвостиком, а почти половина в тюрьмах, да лесах. Их больше в сибирских концлагерях, чем в своей Эстонии. Мы не знаем исхода нашей борьбы, ибо борьба неравная, но предпочитаем смерть рабству". Украинцы отбивались, как могли.

Больше других спорил украинский писатель из Закарпатья автор украинского гимна Василий Тарасович Ванченко. Несколько лет назад он написал книгу о трагедии украинского народа и озаглавил ее: "Украина во мгле", позаимствовав название у Герберта Уэлса. Разумеется, издать ее ему не удалось, переправить за границу тоже. При аресте у него конфисковали рукопись. Эта злосчастная рукопись явилась "доказательством его преступления" и "основанием" приговорить его к высшей мере наказания — расстрелу.

Около месяца Василий Тарасович сидел в камере смертников в ожидании казни, но как-то в полночь в камеру вошли несколько тюремщиков в больших чинах и объявили ему, что, "руководствуясь высшим принципом гуманности", в Советском Союзе отменена смертная казнь и, что ему, Ванченко, смертный приговор

 

заменен 25 годами, с отбыванием в спецлагерях, с поражением в правах на пять лет и ссылкой в отдаленные места СССР на пять лет после отбытия наказания.

Короче говоря, Ванченко был осужден, "руководствуясь высшим принципом советской гуманности" на тридцать пять лет каторги за то, что посмел написать книгу и скорбеть о несчастной доле своего народа.

Рассказывали его однодельцы, что на закрытом процессе (Ванченко проходил по процессу так называемых украинских националистов) на вопрос председательствующего, признает ли он себя виновным - громко крикнул на весь зал: "ГЕТЬ 3 НАШОИ ЗЕМЛИ!", и после на все вопросы суда неизменно отвечал:

"ГЕТЬ 3 НАШОИ ЗЕМЛИ!".

После вынесения ему смертного приговора его заковали в  наручники. Начальник конвоя с усмешкой сказал:

— Видишь, Ванченко, какой наш суд добрый. Ты требовал "геть з нашои земли" и твою просьбу удовлетворили. Вот ты и пойдешь геть з нашои земли.

Этот выродок в золотых погонах, с партийным билетом коммуниста нашел возможность потешаться над приговоренным к смерти украинским патриотом.

В других бараках пели другие гимны. Например, в нашем бараке пели гимн на мотив "Интернационала":

Вставай, проклятый заключенный,

С чекистами на смертный бой.

Вставай, во всех правах лишенный,

Чтоб отомстить своей рукой.

Мы не грабители, не воры,

Мы люди честного труда,

Смелей ломайте же запоры,

И сокрушите палача...

Пели и другие гимны.

Однажды я случайно зашел в один из бараков, где жили уголовники, которых сделали "политическими" и услышал мелодию Гимна СССР, но слова были совсем другие:

Союз нерушимый,

Голодных и вшивых...

а дальше слова были такие, что на бумаге их изложить невозможно.

 

Так заключенные, озлобленные безысходностью своего положения, выражали протест каждый по-своему, но всех объединял гнев против угнетателей, превративших их из свободных людей в бессловесных рабов, лишенных не только самых элементарных прав человека, но и человеческого достоинства и даже облика.

Были и потерявшие всякую надежду на избавление от беспросветного мрака, впавшие в уныние. Но даже и эти пессимисты-нытики, как их называли, тоже имели свой гимн:

...Никто не даст нам избавленья,

Ни прокурор, ни кум-дурак,

Добьемся мы освобожденья,

Когда на море свистнет рак...

А наиболее интеллигентная часть   этих "нытиков" придумала свой аполитичный гимн и распевала его даже в присутствии представителей лагерной администрации.

...День пройдет, настанет вечер,

Пройдет вечер - будет ночь,

Ночь пройдет - настанет утро,

Пройдет утро —  будет день.

А день пройдет —  настанет вечер

Таких сочинителей заключенные называли политическими онанистами, угодниками и т.п. Никто не знал, кому принадлежит авторство этих гимнов, да и это мало кого интересовало, разве только стукачей.

Чтобы закончить об этом скажу, что когда распевались гимны, призывающие на борьбу с коммунистическими тиранами, лица заключенных становились суровыми, глаза наливались кровью, они поднимались с мест, потрясали в воздухе кулаками и предрекали мучителям суровую кару и всенародное мщение. Но это были лишь бессильная злоба и угрозы, в которые сами заключенные слабо верили.

Был и такой случай. Вызвал "кум" чечена Исмаилова и посулами хотел выудить из него, кто сочиняет антисоветские гимны. Исмаилов сказал, что ни о каких гимнах не знает и никогда их не слышал. Тогда "кум" перешел к угрозам и, не добившись желаемого результата, отправил его в карцер на семь суток. Отбыв свой карцерный срок, Исмаилов вышел в зону. В полдень он отправился с котелком на кухню получить обед. По дороге он встретился с

 

кумом и тот, не говоря ни слова, отправил его снова в карцер и опять на семь суток. Отбыв и вторые семь суток, он уже не выходил из барака, чтобы снова не встретиться с "кумом", но тот пришел в барак и приказал ему выйти. Доведенный до состояния безразличия и отчаяния двухнедельным голодом в карцере, холодом и беспричинным преследованием, Исмаилов, как рысь, набросился на своего преследователя и начал его душить. Здесь же рядом и вокруг стояли заключенные, но никто и бровью не пошевелил, чтобы воспрепятствовать Исмаилову. Только дневальный выбежал из барака и начал кричать. Прибежали два надзирателя, набросились на Исмаилова и с трудом разжали пальцы, охватившие горло "кума". Одного унесли, а другого увели. Больше мы не видели ни того, ни другого.

Спустя два месяца по лагерному радио несколько раз передавали, что за террористический акт против представителя лагерной администрации Исмаилов приговорен к высшей мере наказания - расстрелу, и что приговор приведен в исполнение.