ГЛАВА XVII

 

1953 год встретил на прииске «Комсомолец». Ранней весной среди зэков, вольнонаемных и охраны неожиданно заговорили о тяжелой болезни И. В. Сталина. Сначала шепотом, потом в полный голос. Как только медицинские светила, отбывавшие в колымских лагерях различные сроки наказания, услышали по радио бюллетени о состоянии здоровья вождя народов, уверенно сказали: кровоизлияние в мозг означает, что не сможет выжить.

Кто с тревогой за будущее, кто с откровенной радостью ждал конца. Все понимали, что вместе с кровавым тираном кончается целая эпоха.

Наконец однажды услышали, как за пределами лагеря заголосила какая-то женщина:

— Ой, на кого же ты оставил нас? Как теперь жить без тебя? Что же будет с Россией?

Свершилось!

Несколько дней заключенные варили чихирь, доставали спирт и, ни от кого не таясь, пили за упокой души своего палача.

Через несколько месяцев лагерь вновь загудел, услышав сообщение из Москвы об аресте и расстреле Л. П. Берия. Правда, никто из заключенных не верил, что он был иностранным разведчиком, агентом империализма и прочее. Бывшие соратники, можно сказать, избавились от создателя чудовищной машины уничтожения инакомыслящих в борьбе за власть, боясь его. Сам Л. П. Берия не мог превратить страну в один огромный ГУЛАГ. Он был правой рукой И. В. Сталина, его первым сообщником.

Надеялись, что, после устранения от власти Л. П. Берия, волна покатится дальше по всей стране и полетят головы наших тюремщиков и палачей. И в Алма-Ате, думал я, доберутся до Хасбулатовых, Бызовых, Сакеновых. Но не скоро сказка сказывается.

В то время на Колыме находилось много немецких и японских военнопленных. Никто не ведал, как сложится их судьба, пока из ФРГ в Москву не прилетел Адэнауэр. Говорят, будто до прибытия он в категорической форме потребовал пересмотреть вопрос о военнопленных в духе Женевской конвенции 1949 года, которую подписали все члены ООН, в том числе и Советский Союз. Отрицал вину рядовых военнопленных в развязывании второй миро-

 

вой войны и говорил, что во всем виноваты политики, а не народы.

Так или иначе, после его визита в Москву, началось освобождение немецких военнопленных. Их отправляли в Германию организованно, быстро, находя при этом и транспорт, и обмундирование, и продовольствие.

— Ауффидерзейн!

В 1955 дошел черед и до советских. Председатель Президиума Верховного Совета СССР К. Е. Ворошилов подписал Указ «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны 1941—1945 гг». К нему прилагалось постановление, разъясняющее применение указа к военнослужащим Советской Армии и Флота, сдавшимся в плен врагу.

Бывшие военнослужащие, осужденные за сдачу в плен по статьям 193²² и 58-16 уголовного кодекса РСФСР и соответствующих статей уголовных кодексов других союзных республик подлежали освобождению от дальнейшего отбытия наказания со снятием судимости и поражения в правах. Все следственные дела, даже еще не рассмотренные, подлежали прекращению.

Многое в Указе для нас, заключенных, казалось туманным. Не каждую судьбу можно было уложить в строку нового закона. Мучили сомнения.

Но буквально через несколько дней, как К. Е. Ворошилов подписал указ, уже в сентябре 1955 года, заключенных стали потихоньку освобождать. Для меня месяц, с 15 сентября до 15 октября, пока рассматривали дела заключенных, показался вечностью. Уезжали на материк один, другой, целая группа. А обо мне, конечно, забыли или не хотят вспоминать.

Вдруг слышу:

— Толганбаев, на выход! Вызывают на вахту!

— Зачем?

— Наверное, освобождают.

Я еще не верил. О каком освобождении может идти речь, если у меня 58-статья и дали двадцать лет строгого режима с поражением в правах. Считая меня англоамериканским шпионом, врагом народа, зэком, категорически отказавшимся работать на КГБ, наверняка, подстроили какую-нибудь провокацию!

В общем, в тот день никуда не пошел. Но на следую-

 

 

щеё утро снова вызвали. Начальник лагеря капитан Коледов зачитал такой текст:

— Справка № 0003280. Выдана гражданину Толганбаеву Айткешу, 1922 года рождения, уроженцу села Караул Абаевского района Семипалатинской области, гражданину СССР, казаху, осужденному Военным трибуналом Туркестанского военного округа 18 апреля 1947 года по статьям 58-16, 58-10 часть вторая, 58-11 УК РСФСР к лишению свободы на двадцать лет с поражением в правах на пять лет, в том, что он отбывал наказание в местах заключения по 16 октября 1955 года, со снятием судимости и следует к избранному месту жительства.

Начальник лагеря вручил эту справку вместе с временным военным билетом, в котором были какие-то специальные отметки.

В тот момент ничего не соображал. Верить — не верить, боялся, что вдруг передумают. Сколько было таких случаев! Выпустят человека, а через какое-то время, будто, спохватившись, вызывают его, заставляют подписать бумагу и по-старому обвинению отправляют назад за колючую проволоку. Бывало, и без всякой причины. Мы кто для них? Бесправные каторжники, дешевая рабская сила, которая добывает стране уголь, золото и алмазы. Кто, кроме нас, будет бесплатно работать в этих нечеловеческих условиях? Признаюсь, эти мысли на всю жизнь въелись в мое сознание, и до 1992 года, до полной реабилитации, опасался за свою жизнь. Тридцать семь лет ждал, что однажды они снова придут и скажут:

— Толганбаев! На выход, с вещами!

В связи с этим до сих пор вспоминаю бывшего заведующего баянаульским райздравотделом Кундакпая. Отсидев в одном из лагерей положенные по приговору десять лет, он получил по старому обвинению вторую десятку. Побывав в лагерях, боялся, что дадут третий, а в 1955 году за шесть дней до освобождения скоропостижно скончался от инфаркта.

В лагерь из центра в сопровождении свиты прибыл полковник КГБ в новенькой форме с золотыми погонами и орденскими колодками. Собрали всех, кто по Указу должен был ехать на материк.

Полковник прочитал такой текст:

— Товарищи! Партия и правительство приняли гуманное решение простить вам вашу вину и выпустить на

 

свободу! Будьте достойны этого высокого Доверии, которое вам оказывают.

Вот так! Нам, видите ли, оказывали доверие, прощали, и мы должны были благодарить своих палачей за содеянное над нами. Ловко? Конечно же, нашлись такие, в том числе и мои дорогие земляки — казахи, которые аплодировали полковнику и лезли на трибуну.

— Мы, патриоты Советского Союза, преданные партии и Родине, хотим от всего сердца... Отдадим жизнь... До последнего дыхания!

Стоя в толпе, слушал и думал:

— Что же делаете, товарищи мои? Опомнитесь! Кого благодарите? Тех, кто ни за что ни про что отнял у вас многие лучшие годы жизни, силу, здоровье, честь. А как же быть с друзьями, которые уже никогда не встанут из вечной мерзлоты и никуда не уедут отсюда?

Как и многих, меня душили слезы. Никто не скрывал их в эту минуту.