- 164 -

СВИДАНИЯ

 

После объявления срока появилась надежда на свидание. И действительно, в апреле вызывают и меня. После путешествия по коридорам помещают в одиночный бокс. Жду. Вывели из бокса. Предупреждают: на свидании запрещается говорить о деле, сокамерниках, условиях содержания. Разговаривать только по-русски. Подвели к двери, за ней очень узкий тупиковый проход, метра четыре длиной. Справа глухая стена, слева шесть ячеек с общим барьером, загорожены солидной решеткой.

Вводят заключенных по одному, ставят лицом к решетке, и входящий следующим видит только спины. Перегородки не позволяют видеть соседей. Вдоль решетки проход с метр шириной. По другой его стороне еще барьер, от которого до потолка идет густая проволочная сетка. За ней небольшая комната. По концам прохода, под потолком, рефлекторы с лампами-пятисотками. Под рефлекторами стоят две надзирательницы, здоровенные бабы в форме, с пристальными глазами - совершенно, как у служебных собак-овчарок. Все продумано и отработано.

Завели нас, расставили. Ждем. В комнату за сеткой впускают шестерых женщин. А мы все изменились за месяцы тюрьмы. И они мечутся вдоль сетки, не сразу находят своего. Нашла и меня жена. По ее лицу понял, на что сейчас похож. Надзирательницы ловят каждое слово, то и дело обрывают разговор.

А говорить-то, оказывается, уже не о чем. Теперь и строй мыслей у нас уже. разный, другие и понятия, и ценности. «Как здоровье, настроение?» - у обоих, оказывается, все отлично. Узнал, что дочка здорова (а она именно в это время тяжело болела), что мать из Киева приехала и добивается свидания.

 

- 165 -

Хотелось мне только одного: чтобы скорее кончилась эта встреча через две решетки.

А через несколько дней пришла мать. Она уже знала о приговоре. Сказал ей, что нечего бояться, конечно, не буду 8 лет сидеть: не за что, дело пересмотрят. Мы весело улыбались друг другу, потом она стала делать какие-то знаки, я не сразу и понял. Оказывается, чтобы вытер слезы, я не замечал, что катились они у меня по щекам.

Больше я ее не увидел, хотя она прожила после этого еще 26 лет.

Говорить с матерью было мне еще труднее, чем с женой. Я тяжко томился и снова хотел, чтобы скорее окончились эти 20 минут.