ЗАБОТА О ЛЮДЯХ В ДЕРЕВНЕ ВЯЯРЯОЯ

— В деревне Вяяряоя многие поступали так же, как мои родители, — продолжает Иоханнес, рассказывая, как действовало тогда социальное обеспечение. Основанной на законодательстве системы соцобеспечения в те годы не было. Не существовало, например, государственных домов престарелых, и состарившиеся люди находились на попечении родственников. Однако родственники были не у всех, и тогда люди полагались на любовь к ближнему. Необходимость заботы о слабых диктовалась традицией и законом совести.

Врач был далеко, до него от дома Йоханнеса надо было ехать около десяти километров. На огромной территории полуострова Сой-ккола был только один врач.

В Вяяряоя общий сход жителей засвидетельствовал, что «велик будет позор, если какой-нибудь бедняк, хворый, немощный или же бессемейный человек из нашей деревни будет вынужден идти просить хлеба в соседнюю». Было принято общее решение о том, что жители деревни будут сами заботиться о своих бедных, больных и одиноких людях, нуждающихся в помощи.

В деревне помощь нуждающимся оказывали все по мере своих возможностей. Например, если какому-нибудь одинокому человеку нужен был врач, то в сопровождающие отправляли того, у кого была лошадь и свободное время, если, конечно, заболевшего не мог отвезти кто-либо из родственников. Тем, у кого не было своего картофельного поля, давали картошку. Делились также зерном, яблоками. Рыбаки часто свой первый улов отвозили беднякам. Для них иногда ставили свои снасти. Бывало и так, что бедные и больные люди иногда имели рыбы больше, нежели те, кто ловил. Некоторые специально торопились поделиться уловом, дабы Господь благословил рыбака на удачную ловлю. «Люди понимали, что Бог не останется в долгу перед теми, кто помогает бедным», — подчеркивает Иоханнес.

Итак, социальное обеспечение действовало, и эта совместная работа велась постоянно. Деревенский сход выбирал старосту — доверенное лицо, на которого возлагалось принятие решений по тому или иному вопросу. Поскольку в деревне было сорок домов, староста держал у себя такое же количество деревянных палочек, связанных веревочкой; для каждого дома — своя, на которой был вырезан знак этого

 

дома — буква или рисунок. Ножом на палочке делались отметки о вкладе семьи в дело заботы о немощных. Карманных калькуляторов тогда, конечно же, не было, так что деревянные палочки заменяли нынешние приборы.

Когда, например, надо было везти больного к врачу, староста «читал» по своим палочкам, выясняя, чья сегодня очередь. «Ваша очередь», — объявлял он хозяину дома, на палочке которого было отметок меньше, чем у других.

Обязанности распределялись с учетом возможностей людей и очередности. Если дом, чья очередь подошла, не в состоянии был обеспечить извоз, хозяин был обязан найти того, кто мог бы это сделать. За выполнение поручения на палочке ставилась отметка о том, насколько ответственным оно было и сколько заняло времени.

Когда больного везли из Вяяряоя в Сойккола (Сойкино. — Прим. перев.) к врачу, дорога на лошади туда и обратно составляла в общей сложности двадцать километров. Но если же врача надо было доставить к больному, то приходилось ехать уже сорок километров, поскольку врача Предстояло везти обратно. За выполнение такого поручения на палочке появлялась особая отметка. Следующим должен был ехать кто-то другой. За мелкое поручение ставилась отметка помельче. Случалось, что некоторые оплачивали поездку деньгами, платили тому, кто вызывался отвезти больного к врачу.

Так люди вносили каждый свою долю.

Когда на палочке уже не оставалось места для отметок, она зачищалась ножом, и ее можно было опять использовать. Весь процесс заполнения начинался заново.

Система работала прекрасно, поскольку деревенский староста пользовался доверием жителей, и его слово было законом.

По палочкам распределялись также и все другие общие надобности — например, обязанности и заработная плата пастуха, уборка хлеба и поездки на мельницу, заготовка дров, а также кому быть сторожем в деревне.

Пастбища были в совместном пользовании, и в деревне Вяяряоя было три пастуха. Один пас овец и телят — на особом пастбище. Для коров, которых в деревне насчитывалось примерно шестьдесят голов, был свой пастух, как и для лошадей. Деревенский сход и староста решали, кого нанять в пастухи. Дети тоже пасли скотину или были подпасками. Пастух искал подходящие луга для скота, и хозяева, не волнуясь за своих животных, могли спокойно заниматься другими работами по хозяйству.

Коров выводили пастись обычно к морскому берегу; в летнюю жару они с удовольствием заходили в воду, принимая одновременно и солнечные ванны. Им это нравилось, и они давали много молока. Коров доили три раза в день. В полдень — прямо на берегу, а утром

 

и вечером — каждую в своем коровнике. Когда пастух пригонял скотину под вечер в деревню, каждая корова шла в свой двор и подгонять их не надо было.

Каждое утро на .всю деревню звучала пастушья дудка. Шагая от дома к дому, пастух снова собирал стадо, чтобы гнать пастись. Открывались ворота коровников, и животные привычно и послушно вереницей следовали за пастухом до самого пастбища. Машин в то время было очень мало, так что коровам, как правило, пугаться на дороге не приходилось. В общем-то работа пастуха была несложной.

У лошадей, а также у овец и телят были свои пастбища. Если животных оставляли под открытым небом на ночь, второй пастух охранял их, не мыкая глаз.

( Овчару дудка была не нужна, ибо овца — животное стадное, всегда следующее за пастухом; она сама идет за ним, поскольку ищет защиты, и ее легко приманить хлебом.

За лошадью хозяева могли прийти на пастбище среди дня, если надо было пахать или сеять.

«Йоханнес, приведи-ка лошадь домой», — просил меня отец, и я знал, что надо делать. Сначала следовало найти пастуха. Это было нетрудно, так как пастух всегда давал знать, где находится, посвистывая в свирель или дудя в дудку. Поймать лошадь было легко: они сами подходили, когда им протягивали хлеб. Сходить привести лошадь было моим любимым делом, так как я люблю животных.

О своих пастухах жители тоже заботились сообща. Договаривались между собой, в каком доме ему будет выделена комната для проживания. В каком-нибудь другом доме давали продукты. В условиях фактически натурального хозяйства размер заработка пастуха определялся главным образом тем, сколько скотины он выводил на пастбище. Если хозяева отправляли в стадо, скажем, пять овец и теленка, для пастуха это означало питание в течение шести дней. Часть заработка выплачивали деньгами, но большую все же давали осенью зерном, когда собирали урожай.

Каждому хозяйству принадлежало свое поле. В общей риге, где молотили зерно, для трех пастухов было отведено по одному углу, а четвертый предназначался, так сказать, для выражения любви к ближнему. Он был выделен для бедных, хворых, стариков и одиноких людей. В назначенный день жители деревни приходили в ригу с мешками, и каждый отсыпал из своего во все четыре угла. Это была плата пастухам, а также помощь нуждающимся, — чтобы никому не надо было нищенствовать и выпрашивать хлеб.

И так было в действительности. Что такое «любовь к ближнему» — об этом не договаривались, но каждый давал столько, сколько велела совесть и позволяли возможности. Необходимое количество

 

собирали легко, причем все делалось добровольно. Случалось даже, что малообеспеченные получали уж слишком много, поскольку люди сначала помогали ближнему, а потому уже оставляли что-то себе.

Общий хлебный амбар служил также и складом для хранения семенного запаса. Если с наступлением весны у кого-то не оказывалось семян, этот человек мог взять их из общего закрома. Там была рожь, пшеница и овес. Взятое количество записывалось, а осенью долг возвращался.

Лес вокруг деревни также был в совместном пользовании, частных владений не было ни у кого. Весной в определенный день жители деревни, неся с собой топоры и пилы, во главе со старостой шли в лес распределять участки для заготовки дров на зиму. Каждое хозяйство получало свой надел, и после этого жители начинали валить березы. Дрова складывали в поленницы. И здесь также в первую очередь заготавливали для тех, кто был не в состоянии обеспечить себя. Заготовленные на год дрова оставляли в поленницах подсохнуть на солнце, а когда наступала осень и выпадал первый снег, отвозили на лошадях под крышу.

Отец первым делом вез дрова тете Ульяне, а потом уже домой, такой был у него порядок. Этим он подавал пример и другим, поэтому общественная совесть жителей не позволяла им думать только о себе.

Охраняли деревню тоже сообща. Двери в домах никогда не закрывали на замок. Палка или метла, приставленные к двери, означали, что хозяев сейчас нет.

Вокруг Вяяряоя были и русские деревни, и уже тогда ходили разговоры о ворах. Каждое хозяйство, когда подходила очередь, выставляло сторожа, который ночью ходил по деревне и следил за тем, чтобы не произошло чего-нибудь неожиданного. Очередь сторожить назначалась по «сторожевой» доске: она выпадала хозяйству, у дверей которого эта доска появлялась. Очередь выпадала на всякую 40-ю ночь — по числу домов в деревне.

Сторож имел при себе свисток, которым при необходимости давал знак. Звук этот поднимал тревогу в деревне. Дома стояли близко друг от друга, до соседей было около ста метров. Но часто свистеть не приходилось, потому что в основном люди были честными.

Иногда староста ходил ночью проверять, не спит ли сторож и как он справляется с порученным делом. Он подходил к общественному амбару с зерном, ходил по деревне и ждал: засвистит ли сторож?

Отдежурив ночь, сторож передавал очередь на дежурство соседям, относя сторожевую доску к двери следующего дома, — так происходило чередование смен.

Мы, дети, тоже участвовали в деревенских делах и были пропитаны тем же духом сплоченности. Мы носили соседям, а также одиноким, больным и старикам свежевыпеченный хлеб, рыбу и мясо. Виде-

 

ли, с какой радостью они нас встречали. Мы собирали на болотах белокрыльник, из которого приготовляли корм для свиней. Помогали варить и консервировать яблоки, собирали в лесу ягоды и грибы. За осень надо было набрать мешок грибов, которые засаливали и засушивали на зиму.

В нашей деревне радости и печали переживались всеми вместе. Свадьбы и похороны считались событиями общими, поэтому люди оказывали друг другу помощь, в том числе и материальную.

Угощение большого числа людей требовало значительных расходов как на свадьбе, так и на похоронах. Молодые, чтобы начать свою семейную жизнь, получали некоторую сумму денег. Вечером накануне свадьбы друзья молодых собирались в доме жениха, где организовывалось небольшое угощение.

А вот если в день свадьбы лошадь заленилась и не хочет подвезти невесту?

По такому случаю собирали деньги для молодых, причем иногда такую сумму, которая покрывала все расходы на свадьбу. Подчас денег собирали столько, что у молодых их оставалось даже впрок. Вот так люди старались помочь молодоженам начать свою семейную жизнь.

Если в дом приходило горе, то семью, которая потеряла близкого человека, не оставляли без поддержки, стремились утешить и как-то поддержать. Помогали и материально, — например, приносили продукты.

В один из летних дней нашу деревню постигло страшное несчастье.

В Финский залив почти ежедневно выходили ловить рыбу, и в тот трагический день в море вышли несколько лодок. Внезапно поднялся сильный шторм, и разразившаяся буря долго не утихала. К вечеру рыбаки с трудом сумели добраться до берега, но одна лодка, в которой было пять человек, еще оставалась в море. Люди отчаянно боролись с волнами, хотя до берега было совсем недалеко. Те, кто был на берегу, затаив дыхание, смотрели, как те пытаются спастись. Доберутся ли они до земли?

Но вот люди с ужасом увидели, как шторм опрокинул лодку. Все стоявшие на берегу начали плакать и звать Бога на помощь. Послышался крик: «Мужчины, помогите!» И в ту же минуту несколько мужчин из тех, кто был на берегу, прыгнули в лодку и стали грести к тонущим.

Приблизившись, они увидели, что один уже ушел под воду, а остальные еще барахтались в волнах. Троих удалось затащить в лодку. Но когда уже почти втащили в лодку четвертого, набежала новая штормовая волна и опрокинула лодку спасателей.

 

На берегу снова раздались крики и плач. Многие молились вслух. «Люди, на помощь, на помощь!» — слышались крики, и с берега снова отплыла лодка — самая большая из всех. Но когда эта лодка подоспела к месту трагедии, пять человек уже успели захлебнуться в волнах, из них — двое спасателей.

Это было большое горе для семей погибших и для всей деревни! Через несколько дней тела четверых утонувших рыбаков выбросило волнами на берег. Одного не нашли и решили, что он застрял на морском дне между камнями. Но через пару дней и его далеко отнесенный от берега труп тоже нашли.

В день похорон вся деревня горевала об утрате, боль была общей. Утонувших, благословив, похоронили в общей могиле. Рядом стояли также и спасшиеся мужчины, находившиеся в первой лодке. В слезах они говорили: «Вы погибли ради нас, чтобы мы остались жить», «Они пожертвовали жизнью, спасая других». У могилы люди дали обещание заботиться о семьях погибших — ведь шторм унес мужа, отца, сына.

Отец мой умер в двадцать четвертом году. Мне тогда было десять лет, и я плохо помню его смерть. Может, потому, что человек он был тихий, о своих болячках не говорил никому. Наверное, тяжелая работа преждевременно подорвала его силы. А ведь ему было всего-то сорок пять лет. Умер он дома, тогда людей не отвозили умирать в больницу, но в день его смерти меня дома не было. Помню только, что на кладбище Вяяряоя вокруг могилы собрались жители деревни, и староста, встав перед ними, начал говорить: «Смерть Адама — большое горе для всей нашей деревни, с его уходом из жизни мы очень многое потеряли. Адам всегда помогал другим во всем, он способен был видеть то, что другие не замечали, и делал то, чего другие не догадывались сделать. Он помогал одиноким, больным, старикам, он для всех нас был примером. И Господь воздаст ему за его труды». Закончив речь, староста бросил в могилу три горсти земли.

После смерти отца мы остались втроем — мама, мой брат Пиетари и я. Смерть отца лишила нас многого, однако хлеба у нас все же было достаточно, и размеренная жизнь в деревне продолжалась. Утраты воспринимались как воля Господа, у Него просили силы и Ему были благодарны, если в чем-то был успех.

В этом была прямая связь с первоистоками жизни.

Я храню прекрасные впечатления об этой жизни, которая оставила во мне глубокую и святую память. Представление о чистоте помыслов и дел я не утратил и сегодня. Любовь к ближнему у наших людей проявлялась даже в большей мере, чем это было сказано в Библии. А в Библии говорится: «Возлюби ближнего твоего как себя самого».

 

То есть люди делали ради ближнего даже больше, чем для себя, исполняли ту работу, которая в своем хозяйстве тем временем стояла.

(Деревни Вяяряоя, где прошли детские годы Йоханнеса, больше нет. Целая деревня исчезла, снесенная революцией и войнами, деревня, где жили люди, преисполненные любовью к ближнему, где закон совести настолько глубоко впитался в их» души, что даже самые что ни на есть малоимущие имели возможность жить достойной человека жизнью и даже самые что ни на есть бедные не были вынуждены идти просить милостыню.)

Это было время до революции и сразу после нее — в 1917 году на месте царской России начал создаваться Советский Союз. Мы пока что имели возможность собираться нашей общиной, и никто не запрещал нам служить Богу.

Свободы вероисповедания при Ленине стало поначалу даже еще больше. Говорили, что если бы Ленин прожил дольше, то сталинского террора, возможно, и не было бы. Ленин больше доверял силе просвещения и культуры и считал, что не надо преследовать верующих.

«Время мучеников показывает, что гонения только увеличивают их число; не надо покупать порох, чтобы стрелять в ворон. Грамотностью мы их скорее одолеем», — сказал как-то Ленин.

Но ведь и Сталин тоже не сразу начал террор.

«Мы можем разрушить церкви у крестьян, но они снова построят их у себя в сердцах», — сказал Сталин. Сильное христианское влияние на него оказала мать, усердная поборница православной веры, которая хотела, чтобы ее сын стал священником. Когда Сталин был юношей, он действительно посещал духовную семинарию, но священником так никогда и не стал — это сильно огорчало его мать всю ее жизнь.

В 1924 году Ленина не стало, и в том же году умер отец Йоханнеса. Если бы они оба пожили еще лет десять, кто знает, может, жизнь Йоханнеса сложилась бы по-другому. Сталинские меры, предпринятые как по отношению к верующим, так и к простым крестьянам, со временем становились все более непонятными и все более жестокими. Это было великим несчастьем для тех миллионов людей, которые погибли во времена сталинского террора, а также для тех, кто на долгие годы оказался либо в тюрьмах, либо в лагерях для заключенных. События происходили так, что остановить их было уже нельзя.

Почему?!

На этот вопрос ответ могут дать только история и Бог, который направляет ее ход.