МЕРТВЫЕ ВОСКРЕСАЮТ

— Война уже закончилась, но наша лагерная жизнь продолжалась, как и прежде. Рано утром мы начинали работу, заканчивали ее поздно вечером, — в общем, все было так, как и все эти годы. Наступала весна, за ней — лето, осень, зима. Менялись времена года. Снега и льды таяли, летнее цветение сменялось холодами и темнотой. Души наши были окутаны холодом и мраком. Может быть, кто-то еще и надеялся на чудо, на то, что вместе с окончанием войны придет и долгожданное освобождение, однако для меня оно уже не имело совершенно никакого значения. Да и куда мне было идти, как я мог начать жизнь с самого начала?

И вдруг разом все переменилось.

Как-то вечером — это было зимой — тетя Ээва снова поджидала меня рядом с управлением, и я сразу заметил, что она хочет сказать мне что-то важное.

— Эй, Йоханнес, а у меня для тебя новости! — крикнула она, завидев меня издалека. — Я тут получила письмо от родных. Немцы во время войны отправили финнов из Ингерманландии в Финляндию, и теперь они вернулись оттуда, — возбужденно говорила она.

Значит, ее родные живы! Тетя Ээва тоже писала им, и неоднократно, однако ответов так и не получила. А теперь вот пришла первая весточка. Такие хорошие новости очень обрадовали ее. Я разделял ее чувства, хотя у самого было горе. Безутешность его даже усилилась при виде ее радости.

— Советский Союз потребовал, чтобы Финляндия возвратила назад ингерманландских финнов, — продолжала тетя Ээва. — Им было обещано, что они вернутся в свои дома.

Однако произошло совсем по-другому. Немцы оставляли за собой жуткий след, ведя наступление на русском фронте. Многие дома были уничтожены — сожжены, либо полностью разграблены. И так было не только в Ингерманландии. Но из ингерманландцев никто — даже те, чьи дома сохранились, — не попал в родные места: они были разосланы по разным уголкам СССР, как нам известно из истории.

Я внимательно ее слушал, надеясь, что она скажет что-нибудь и о моей семье.

 

Тете Ээве было известно, что мои жили в Тихковице — ведь мы с ней не один раз вместе вспоминали о своей жизни, стараясь поддерживать друг друга, пока наконец я не узнал страшную весть, которая к тому же еще и подтвердилась вроде бы. Однако тетя Ээва не знала, как зовут мою жену по имени, поскольку, рассказывая о Карттуненах, своих называл только женой и дочкой; но она, наверное, решила все-таки, что фамилия у них такая же, как и у меня. Родные тети Ээвы нашлись, они были в городе Демянске, который находится неподалеку от Новгорода.

— В Демянске сейчас много ингерманландцев, есть и люди с фамилией Карттунен, — продолжала тетя Ээва рассказывать. И тогда у меня возникла догадка: «Теперь мне понятно, почему на мои письма не было ответов: Лиина погибла, остальные были в Финляндии. А другие не хотели огорчать меня этими грустными вестями».

— Ладно, тетя Ээва, спокойной ночи, — сказал я и уже собрался идти к себе, как вдруг внутри у меня будто кто-то произнес: «Почему это ты такой невнимательный? Ведь твоя Лиина носила фамилию Карттунен, а ее сестры и сейчас должны носить эту фамилию».

Я как-то упустил эту деталь из виду, поскольку, как мне было известно, в Тихковице, да и в других местах Ингерманландии многие имели фамилию Карттунен, очень многие.

Я тут же снова повернулся к тете Ээве:

— Тетя Э-эва-а, подожди минутку! — крикнул я ей. И когда она снова подошла, я попросил:— Когда будешь писать своим, спроси у них, кто из Карттуненов находится в Демянске.

Я продолжал работать на швейной фабрике. Нормы оставались такими же высокими; мне было жаль своих работников. Собственное же здоровье постоянно ухудшалось, и я чувствовал, что силы вот-вот оставят меня. Я начал подумывать о том, чтобы попроситься на какую-нибудь работу полегче. В суете будней я уже как-то свыкся с той мыслью, что свою Лиину я уже больше никогда не увижу.

Прошел месяц, за ним второй, третий. Я хоть и просил тетю Ээву справиться в письме поподробнее о Карттуненах, которые проживали в Демянске, однако уже почти совсем забыл об этой своей просьбе.

Но вот как-то под вечер я увидел, что тетя Ээва снова поджидает меня у дверей управления.

— Ну как дела? — спрашивает она.

— Спасибо, неважно, я очень устал, — отвечаю я, но она меня не слушает.

— Знаешь, я вот получила от своих второе письмо, и они сообщают о Карттуненах, — радостно продолжает она. — Эти Карттунены родом из деревни Тихковица, их три сестры: Анна, Мари и Лиина, а у Лиины девочка Тайми.

 

Я стоял как остолбенелый. Мне показалось, будто молния сверкнула. Казалось, время остановилось, я чувствовал, что и сердце готово вот-вот остановиться. Может, мне послышалось? Может, все это просто сон? Я был в таком состоянии, будто бы чувство реальности куда-то исчезло, улетело в недосягаемую даль.

Я молчал, будучи не в силах что-либо вымолвить. Как будто бы меня ударило сильным разрядом тока и я потерял дар речи, мгновенно онемев. Сердце сильно билось и готово было выскочить из груди. Внутренне я не мог поверить в то, что только что услышал, казалось, я пребывал в мире грез. Я хотел предохранить себя от нового разочарования, поэтому решил, что все рассказанное тетей Ээвой — неправда.

Тетя Ээва заметила мое потрясенное состояние.

— Что с тобой? — удивленно посмотрела она на меня. — Может, у тебя что с сердцем?

— Нет-нет, — поспешно выдавил я из себя. Ведь совсем недавно желал поскорее окончательно избавиться от этой боли в душе. — Значит, мертвые все-таки воскресли.

— О чем ты? — теперь и она тоже удивилась.

— Моя жена, значит, воскресла, вот я о чем, и дочурка снова со

Поняв, в чем дело, тетя Ээва тоже обрадовалась. Ведь я совсем уже похоронил своих, а теперь узнал, что они живы. Здоровье мое от этого сразу, конечно же, не улучшилось, но настроение поднялось, я оправился от потрясения и почувствовал себя таким счастливым; я просто не верил, что это правда. Значит, Молитвы наши были услышаны! Ко мне вернулась вера в жизнь, и я снова как бы воскрес из небытия. Лед у меня внутри растаял, врата смерти так и не растворились.

Родственники тети Ээвы рассказали ей в письме, что Лиина с Тайми, а также сестры Лиины — Анна и Мари — находились в Финляндии, откуда возвратились после войны. Когда началась война, они еще некоторое время жили в Тихковице, откуда их осенью 1943 года отправили в Финляндию. Тетя Ээва воодушевлено говорила о том, что ее родные хорошо были знакомы с ними со всеми.

Семейство тети Ээвы тоже было эвакуировано во время войны в Финляндию, поэтому обе эти семьи знали друг друга и проживали в настоящее время в Демянске, куда их отправили, после того как они возвратились из Финляндии. Там они жили почти по соседству, даже не ведая, что тетя Ээва и я тоже встретились в далеком уральском лагере для заключенных.

Вот так, незаметно для нас, пересеклись наши жизненные пути и сплелись судьбы.

 

Радостная новость о моей семье, которую тетя Ээва прочитала в письме, полностью перевернула мой внутренний мир.

— Тетя Ээва, давай напиши своим сегодня же вечером, а я тоже напишу своим весточку, и мы отправим оба письма в одном конверте.

Тетя Ээва кивнула, и я бегом бросился в свою комнату. В тот же вечер я начал писать письмо. «Дорогие мои Лиина и Тайми», — начал я. Чувства переполняли меня. Я хотел так много рассказать о себе. Будто какой-то скрытый до поры до времени сосуд открылся внезапно. Однако слова все равно не могли передать всего того, что я чувствовал. Я черкнул привет также семье тети Ээвы и попросил их передать письмо, адресованное Лиине.

На следующее утро наше совместное послание было готово к отправке в Демянск. Я не стал отдавать его в лагерное почтовое отделение, а отнес прямо на городской почтамт — ведь у меня все-таки был пропуск, который давал мне право ходить и туда.

На душе у меня стало совсем легко, чего не было за все эти годы.

Тетя Ээва тоже радовалась тому, что я нашел свою семью. Я, правда, не знал, как Лиине удалось избежать того ужаса, который произошел в сиворицкой больнице, но теперь это уже не имело значения. Главное было в том, что Лиина и Тайми живы. Ведь сколько времени уже прошло с тех пор, когда я совсем уж «похоронил» Лиину, — и вот на тебе: семья нашлась!

Мне вспомнились первые годы моего заключения. Письма из дому перестали приходить. Я долго ждал, когда придет весточка от Лиины, но все напрасно. Однажды, когда поздний вечер уже становился ночью, на душе у меня было особенно тоскливо и одиноко; я чувствовал себя всеми забытым в этой уральской глуши. И тут я увидел какие-то лучи света, как бы прорезающие все небо и пересекающиеся далеко, в небесной выси в одной точке. Будто самолеты-разведчики рыскали там, светя прожекторами в темноте. Быстрые световые строчки, казалось, играли в небе, а когда они соединялись в вышине, ночь тотчас же становилась светлой, и тьма отступала.

Видение это поддерживало во мне надежду и силы долгие годы, в течение которых мне суждено было пробыть на Урале; мне не сообщили, что семьи у меня больше нет.

Однако весть о том, что семья моя все-таки жива, вновь возродила надежду, как тогда, когда много лет назад мне привиделся ослепительный свет, заливший ночную темноту.