- 9 -

Из Азии - в Европу

 

Я решила перейти на работу взрывника. Недели через две я закончу специальные курсы, после экзамена получу звание мастера буровзрывных работ. Я твердо решила показать высокий класс, даже рискуя навлечь на себя гнев всего взрывцеха.

Понятно, работа моя опасна: смерть всегда рядом. Такова доля шахтера. Но есть и почет, причитающийся шахтеру.

Я продолжала плыть по очень опасному фарватеру, не подозревая, как много омутов подстерегают меня на пути. Могло показаться, что я выплыла на свободу. Хотя бурный поток по-прежнему изобиловал неожиданными рифами и омутами, но руки у меня были развязаны, и я могла грести. С гордостью могу сказать, что я никогда не цеплялась, ища спа-

 

- 10 -

сения, но и никогда не отдавалась на волю волн. Я боролась. И признаюсь, меня пугала перспектива очутиться в тихой, спокойной и вполне безопасной заводи. Особенно на столь непродолжительный срок, как отпуск. Ведь льготный отпуск мне не полагался. Так стоит ли терять темп, чтобы потом опять втягиваться в лямку? Может, не стоит ехать?

- Евфросиния Антоновна, хватит капризничать! Алевтина Ивановна вас так приглашает провести отпуск у нее в Ессентуках. И мы с ребятами будем там. Она поручила мне уговорить вас...

И уговорила. Вере Ивановне Грязневой это не составило труда - я всей душой рвалась хоть краем глаза посмотреть на «Большую Землю», пожить в семье, как говорится, погреться у чужого костра...

И вот я лечу. Маленький самолет, всего на 24 места. Я на 25-м. Это откидное сиденье в самом хвосте возле дверей. В хвосте сильно треплет, зато крыло не мешает смотреть. И я смотрю.

Тундра всегда неприглядна. Непригляднее всего - ранней весной, то есть в середине июня, да еще если на нее смотришь сверху. Снег, изрезанный ручьями, проталинами и испещренный озерками. Озера - темные, черные (сверху видно дно; вода не блестит, не отражает неба). Уныло. Дико. Не менее диким, зато впечатляющим оказался Урал. Низкие облака лежали в долинах, и из этого белоснежного моря выступали, как утесы, вершины Урала - плос-

 

- 11 -

кие, но с крутыми склонами. И ярко-голубое небо! Невольно вспомнилось, как 15 лет тому назад, почти день в день, я пересекала Урал с запада на восток в телячьем вагоне. Это было куда южнее, и в той части Урала уже стояло лето. Обелиск «Европа-Азия»... Где теперь эта черта, разделяющая два континента и две полосы времени? Должно быть, возле той высокой, с двойной вершиной, плоской горы.

Садимся в Ухте. Это уже Европа, но очень похожая на Сибирь где-нибудь неподалеку от Нарыма: чахлый лес, болота... Самолет заправлялся около получаса; пассажиры также ринулись «заправляться» в столовку. Я тоже не прочь разговеться чем-нибудь, присущим материку, но толчея очереди мне противна. Я постояла у ограды, с любопытством разглядывая всамделишных, живых коров, пасущихся в поскотине и позванивающих боталами. Пахло навозом и чем-то давным-давно забытым. Пусть это была Европа, но Европа пока для меня совсем незнакомая, хотя уже не чужая, не враждебная.

 

Сыктывкар - столица «комиков»

 

Сык-тык... Нет, не сразу справишься с названием столицы Коми АССР - Сыктывкар. Вот уж не назвала бы столицей этот заштатный уездный городок,

 

- 12 -

даже если это столица «комиков». Любопытно, как прежде их звали - зыряне? С виду - русские, а язык совсем непонятен!

Городок мне понравился. Одноэтажные (редко двухэтажные) деревянные домишки, некоторые -с довольно красивой резьбой. Наличники, ставни, крылечки, коньки... Дощатые тротуары, поросшие травой улицы...

Местоположение городка очень авантажное - на слиянии двух рек.

Над каким-то полуразвалившимся подвалом висела потемневшая бронзовая табличка с надписью (старой орфографией), гласившая, что там находится художественный музей. К сожалению, он был закрыт. А жаль! Пейзажисту здесь есть что изобразить. Обе реки глубокие, извилистые; кругом хвойные леса, много зелени. К сожалению, много и комаров - моих безжалостных врагов. Зато воздух!.. Чистый, ароматный, особенно после Норильска.

Солнце долго не заходило, ведь был период белых ночей. Кроме того, мы летели на запад и выгадали у солнца четыре часа. Спать не хотелось, и всю ночь я бродила по берегам рек. Воспоминания буквально навалились на меня. Но я думала не о родном для меня прошлом в Бессарабии. Нет! Я вспоминала хвойные леса Сибири - болота Нарыма и истоки Оби, где сливаются Бия и Катунь;

 

- 13 -

Горную Шорию и Алтай. Много красивых мест попадалось мне и там. Все это - мое прошлое, но пока что еще чужое. Все это не Бессарабия!

 

Непривлекательная «вдова»

 

Признаться, я ожидала от знакомства с «порфироносной вдовой», сделавшей мезальянс с Совнаркомом, очень многого. Но, откровенно говоря, была разочарована: у города нет своего собственного лица - чего-то характерного. И нет ощущения стройного целого.

В Москве очень трудно ориентироваться. Если не считать Кремля и трех «буйков» возле него: храма Василия Блаженного, Манежа и кинотеатра «Ударник» - глазу не за что зацепиться!

По Москве можно бродить очень долго, но глазу не на чем отдохнуть. Лишь с Ленинских гор видна панорама города, очень условно - столичного.

Зато метро меня очаровало! Московское метро -это не только пути сообщения, это произведение искусства. В нем много выдумки, богатства, несколько кричащего, и, что я больше всего ценю, разнообразия.

С тех пор, то есть с 1956 года, я не раз побывала в Москве, подробно осмотрела все, что заслуживает быть увиденным, но не могу сказать, что хорошо ее знаю. Как в первый раз, я лучше всего ориентиру-

 

- 14 -

юсь, прибегая к помощи метро. И то, что при первой встрече меня больше всего поразило: нелюбезность самих москвичей, которые будто все без исключения опаздывают на поезд, - с каждым разом лишь больше и больше находит свое подтверждение.

 

По музеям Москвы

 

Я побывала всюду, где положено. Кремль с его запущенными соборами мне не понравился, Оружейная палата меня утомила - я объелась впечатлениями.

Иное дело Третьяковка! Там я могла провести весь день, правда, досадуя на то, что освещение очень неудачное. Картины «блестят», и, отыскивая удобный угол зрения, я наступала на ноги экскурсантам, бредущим целыми стадами.

Досадно, что настоящие произведения искусства впритык, одно к одному, громоздятся до самого потолка, а добрая половина залов отведена под пропагандистскую героику революции, колхозов и Второй мировой войны. Слащавые идиллии со стерильно чистыми доярками и хорошо отмытыми коровами, которые умильно таращат глаза, будто говорят: «Мы выполнили пятилетку в четыре года!» Блеск мартеновских печей и оголтелые комсомольцы, воплощение трудового энтузиазма, ничем не уступающие вышеупомянутым коровам: у них бы-

 

- 15 -

чьи шеи и горы мускулов, каждая рука толще ляжки. И все это - в багрово-фиолетовом, неправдоподобном освещении.

Не то беда, что это вообще имеет очень мало общего с искусством, ведь и портреты святых, царей и вельмож тоже далеки от жизненной правды, но они красивы, выполнены со вкусом и из хорошего материала. А что можно сказать о больших полотнах, на которых жухлыми красками нарисованы иллюстрации к сводкам Информбюро, или о бесконечных рядах газетных карикатур? В свое время и на своем месте они были уместны. Но отвести им лучшие залы в художественном музее?! В этих десяти или одиннадцати залах мне понравилась одна картина: «Письмо с фронта» Лактионова, и то потому, что очень хорошо передан солнечный луч, пробившийся сквозь щель и падающий на доски крыльца.

В величественном здании - Пушкинская Аудитория*. Больше всего понравился мне там отдел скульптуры. Одна фигура кондотьера - огромная, на еще более огромном коне - чего стоит!

Вообще я могу часами любоваться скульптурами, будь то миниатюры Паоло Трубецкого, резьба по дереву Антокольского или скульптуры Родена. Только, избави Бог, не топорные уроды в плащ-палатках или в спортивных футболках!

 


* Государственный музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина.

- 16 -

Нищенка и мороженое

 

Самым приятным районом Москвы мне с самого начала показался Старый Арбат. Там, на третьем этаже дома №45 я встретила одного из «друзей-однополчан» - бывшего норильчана, сотрудника морга Дмоховского. Убежденный патриот Арбата, он, наверное, как-то повлиял на меня. Несмотря на то что сильно болел астмой, Дмоховский ознакомил меня с Москвой. Где мог, сам меня сопровождал, а если не мог, то помогал советом.

Первая из «достопримечательностей», им показанных, была старушка нищенка.

- Взгляните на эту дряхлую старушку!

Я посмотрела по направлению его руки. Там, наискосок от Театра имени Вахтангова, в переулке сидела, сгорбившись, старая-престарая фигурка, чем-то напоминавшая высохший мухомор, сильно посыпанный пылью.

- Целый день она сидит, выпрашивая копеечки. Но как только сумма копеечек достигнет девяноста, она, не теряя ни мгновения, покупает мороженое! И так весь день.

Старушка пересчитывала свои копеечки, передвигая их высохшим пальчиком по ладошке. Мы с Владимиром Николаевичем пошарили по карманам и дали ей горсть мелочи. Торопливо поблагодарив, она отсчитала необходимую ей сумму и, зажав в ку-

 

- 17 -

лачке, спотыкаясь и постукивая клюкой, чуть ли не бегом поспешила к мороженщику, стоявшему в том же переулке на тротуаре.

Надо было видеть, с какой жадностью разворачивала она дрожащими руками обертку мороженого, с каким вожделением впивалась в брикет своими беззубыми деснами и как, урча и облизывая пальцу, она наслаждалась!

Покончив с мороженым, старушка вновь стала подсчитывать свои ресурсы, предвкушая будущий миг наслаждения. Каждая порция мороженого доставляла ей радость. В промежутках она жила в ожидании этой радости.

Тема для размышления: могут ли мелкие огорчения, каждое из которых пустяк, но следующие друг за другом, превратить жизнь в страдание? И могут ли такие радости, как мороженое этой нищенки, сделать ее счастливой?

 

Дары земли на алтаре исчезнувшего божества

 

Съездили мы с Дмоховским на ВДНХ. Поразил меня лишь один павильон - грузинский.

После выступления Хрущева, «разоблачившего» Сталина и его культ, началась подвижка льдов, сопутствовавшая наступившей оттепели. Как известно, таяние льдов идет неравномерно. Кое-где идо-

 

- 18 -

лища Сталина были убраны, кое-где они еще оставались. Но как быть здесь, в Москве, на выставке, где столько народа - и приезжих, и москвичей?

Здание - с огромным куполом. В центре купола - сам «Бог-Саваоф» с усами и трубкой. А с двух сторон - толпы народа, представители всех республик, приносящие дары своему обожаемому кумиру и отцу. Все они едят глазами своего кумира. Во всех позах и выражениях лиц такая безграничная преданность и любовь, какую только мог изобразить холоп-художник на лицах холопов-верноподданных для культурно-воспитательного воздействия на толпы рядовых холопов.

Вдруг приказ: «Убрать божество!» И убрали. Вернее, закрасили розовой краской. Но толпы верноподданных, приносящих дары, остались. По-прежнему смотрят они и справа, и слева, со всех сторон, с безграничной любовью и преданностью... на пустое место!

 

Нелегальная Мира и отварная капуста

 

Мои «мемуары» просто отображают злоключения человека неглупого (я надеюсь!), но доверчивого и наивного, попавшего в водоворот событий, характерных для того времени. Я описываю подробно, точно и, по мере возможного, беспристрастно то,

 

- 19 -

что я пережила и что пережили люди, встречавшиеся мне на пути. О том, что я переживала после 1940 года, у меня осталось мало приятных воспоминаний. Толстой говорил, что все счастливые семьи счастливы на один лад; несчастные же - каждая по-своему. Но боюсь, что в те годы было так много несчастья, что получалось наоборот: все были одинаково несчастны, кто по причине войны, кто по вине Сталина. Но еще чаще - по той и другой причине одновременно.

Так могу ли я отказать себе в удовольствии мысленно вновь пройти через эти месяцы, когда я была по-настоящему счастлива?

Мне казалось, что все это сон. Вот я проснусь и пойду в шахту, и там будет «настоящее». А здесь...

Я не могла покинуть Москву, не повидав Миру Александровну. Она уехала в отпуск месяц тому назад, когда я еще не думала ехать на материк. Мира дала мне свой адрес: я должна была писать на адрес ее бывшей домработницы Ольги, проживавшей на Большой Якиманке, на шестом этаже того дома, где на седьмом этаже жил Юрий Гагарин -будущий космонавт. Мне и в голову не пришло, что Мира проживает там нелегально! Она бывшая заключенная, бывшая жена расстрелянного в 1937 году бывшего соратника Тухачевского, и у нее в паспорте параграф 39, как, впрочем, и у меня. Лица с этим параграфом не имели права проживать

 

- 20 -

не только в Москве, но и вообще во всех городах, кроме самых захолустных. Когда я наивно обратилась к дворничихе с вопросом: «Где мне можно повидать Барскую?» - то в ответ последовала такая буря негодования, что я поспешно ретировалась.

Впрочем, Мира Александровна, щедрая натура, раздавала такие чаевые, что дворничиха меня догнала и объяснила что к чему. Тайком она доставила меня куда надо, и мы поговорили в мирной обстановке, поминая минувшие дни.

- Чем вас угостить, Фросинька, родная? Тут все есть! Ветчина? Торт? Тут я знаю кондитерскую - подвальчик возле МХАТа... Пирожные с кремом там умопомрачительные - язык проглотишь!

- Если можно, отварите капусту с солью и маслом.

И я съела целый кочан! Никогда, кажется, я не ела ничего вкуснее.