ГЛАВА 1

ЕДИНСТВЕННЫЙ ПУТЬ НА СВОБОДУ

 

Лицемерие большевиков — Пожизненные узники — Побег студента Николаева — Провал других попыток.

 

Группам иностранных рабочих, которые приезжают в Москву, Советское правительство дает понять, что само оно, конечно же, против существования Соловков и охотно допускает, что Соловки заставляют усомниться в «гуманности» народной власти. «Но, — вопрошают советские руководители, — что же делать?» Контрреволюционеры продолжают борьбу с народной властью, поэтому ГПУ в свою очередь настаивает на необходимости концлагерей и при этом перекладывает всю ответственность на Совет Народных Комиссаров. Пока все это говорится, Совет Народных Комиссаров и ГПУ пожизненно заточают своих узников на Соловках и их подобиях. С осени 1924 года по специальному приказу ГПУ, переданному на рассмотрение ВЦИК и им утвержденному, каждый заключенный, отбывший свой срок на Соловках. высылается еще на три года на «вольное поселение» в Нарымский край, затем еще на три года в Печерский район, и в итоге получается 12 лет. Для тех, кто каким-то образом ухитрился не умереть в течение этого времени, припасена окончательная «награда» — ссылка на вечное поселение в Восточную Сибирь.

Так что в каком бы преступлении вас ни обвинили, как бы вы ни вели себя на Соловках, вас никогда не освободят. Любой сосланный советскими властями обречен на гибель во время своих странствий из тюрьмы

 

 

в тюрьму, из одного места насильственной ссылки в другое.

Ужасное осознание того, что он осужден пожизненно, что после Соловков его повезут на новые страдания, отдадут во власть новому Ногтеву, новому Кириловскому, назначат худший паек, заставят выполнять еще более тяжелую работу, бросят в «каменный мешок», сгноят в другой «Секирке», приводит несчастного узника к убеждению, что это нескончаемое, безнадежное хождение по мукам должно быть раз и навсегда прекращено при помощи побега. Но успешное бегство с Соловков — сущее чудо, невероятный жест, ниспосланный благосклонной судьбой всего лишь нескольким счастливчикам из десятков тысяч простых смертных.

В мою бытность на Соловках я слышал только об одном случае, когда заключенному удалось бежать с острова, причем он бежал не за границу, а в глубь России. Это был студент-медик по фамилии Николаев («контрреволюционер»). Каким-то образом ему удалось устроиться на службу в комендантскую контору и войти в доверие к чекистам, изобразив ненависть к контрреволюционерам. Он стал управляющим всеми делами лагеря, имел в собственном распоряжении образцы официальных бумаг, и даже иногда по вопросам конторы без охраны ездил в Кемь. Студент подделал для себя необходимые документы на вымышленное имя: бесплатный железнодорожный билет и даже удостоверение члена Компартии. Затем Николаев отправился в Кемь якобы по делам и более уже не вернулся. Много недель спустя мы получили письмо, в котором сообщалось, что Николаев находится в Москве, шлет нам теплый привет и желает наискорейшего выезда на юг.

Все прочие попытки неизменно заканчивались поимкой беглецов и преданием их мучительной смерти. Так было с финном, пытавшимся бежать в марте 1925 года, так стало с группой Цхиртладзе.

Шестеро контрреволюционеров во главе с капитаном Цхиртладзе совершили побег из Соловецкого монастыря в лодке, захваченной после убийства часового. Пять дней их носило по бурному морю. Они старались пристать к берегу близ Кеми, у них не было пищи, иссякли последние силы, и несколько раз закрадывалась мысль о совершении самоубийства (опрокинув лодку). Но в конце концов один из несчастных «колумбов» вдруг восклик-

 

 

нул: «Земля!» Они причалили к берегу и высадились поздней ночью. Беглецы были настолько слабы и истощены, что, разведя в лесу костер, полумертвыми пали на землю, забыв обо всем. Там их и обнаружил соловецкий патруль. Чекисты швырнули в огонь ручные гранаты. Четверо из беглецов были тут же убиты, а двое (один из них капитан Цхиртладзе) захвачены. Капитану взрывом оторвало руку и перебило обе ноги. Пленников отвезли в больницу, немного подлечили, а потом после жестокой пытки расстреляли.

Благодаря одному чуду, прямому Божьему промыслу, смогли совершить невозможное — побег — я и четверо моих товарищей. Только об одном, о спасении, просили мы Бога, который вел нас 35 дней через Карельские болота и пограничные леса, а на 36-й день вывел к Кусамо в Финляндию.