Глава 1

Слуга сатаны

 

Ты в наших руках, и твой Бог тебе не поможет. Ты веришь в Бога, а я верю и служу сатане. Да, да, я действительно служу сатане. Посмотри вокруг, посмотри, что делается в мире, везде и во всем ты увидишь победу сатаны. Понятия зло и добро - понятия относительные, это с какой стороны смотреть. То, что ты считаешь добром, в действительной жизни оказывается злом, и наоборот. Поэтому, за кем, победа, за тем, и истина, и понятие истины будет за победителем. Где ты видел, чтобы добро, в том виде как ты его понимаешь, победило в мире зло? Да и зло в твоем представлении неверно, в жизни зло всегда становится добром и правдой. Посмотри на карту, и он показал мне на карту мира, висящую на стене напротив меня, - не очень давно мы были маленькой точкой на карте, а сейчас пол мира красного, и мы движемся, и никакой Бог нас остановить не может. А если бы мы были неправы, если бы сатана не был с нами, имели бы мы такой успех? Он взял ручку и, как учитель географии, стал показывать мне:

- Смотри, как мы двигались и изгоняли Бога, - его ручка заскользила по карте, - везде, где мы прошли, мы изгнали Бога, так что сатана сильнее Бога, и я служу этой силе. Во время разговора он вставал, садился, и его гипнотизирующие глаза ни на секунду не отрывались от меня.

Я посмотрел в глаза следователю и подумал, что сам сатана говорит со мной.

- Кто вы? - спросил я.

 

- Полковник Истомин, следователь по особо важным делам, политический отдел КГБ. Да, кстати, я вел дела Сергея Ковалева (ученый-генетик, осужденный в 1975 году за правозащитную деятельность. После падения коммунизма был председателем Комитета по правам человека Парламента России - Государственной Думы), Александра Гинзбурга (Один из первых диссидентов в Советском Союзе, трижды осужденный за антисоветскую деятельность. В 1979 году, Гинзбург и баптистский пастор Георгий Вине были обменены на советских шпионов Энгера и Черняева. После обмена работал редактором парижской газеты «Русская мысль»). И многих других твоих единомышленников. Надеюсь, ты обо мне слышал и понимаешь, что я приехал из Москвы не просто на тебя посмотреть.

Я, конечно, слышал, кто такой полковник Истомин и не ожидал, что КГБ придает моему делу такое значение, но понял, что ломать меня будут беспощадно.

Два предыдущих месяца следствия под руководством подполковника Кузьмина, две пытки химическим раствором и десятки часов проведенных в «стаканах» -ничто по сравнению с тем, что меня ждет. Истомин прервал мои размышления:

- Ну, а теперь, ближе к делу. Нас интересует, как и через кого ты передавал информацию за границу?

- Я отказываюсь отвечать на этот вопрос.

- Знаком ли тебе американский дипломат Роберт Прингл, которого выслали из СССР как агента ЦРУ?

- С агентами ЦРУ я не знаком, естественно, никакой информации им передавать не мог, да и ЦРУ отношения к религии в СССР не имеет.

- Об информации мы поговорим позже. Я тебе все представлю, что ты передавал за границу, а сейчас меня интересует, как ты познакомился с Принтом, при каких обстоятельствах? Передавал ли через него информацию? Какую информацию и как?

 

- Кого знаю из дипломатов, не считаю нужным объяснять вам.

- Это не ответ. Мне нужен ответ: да или нет.

- Я отказываюсь отвечать на этот вопрос.

-Хорошо, пойдем дальше. Что тебе известно про американских дипломатов - Хадсона и Джо Прэсэла?

- Отвечай быстро, не думай, не думай!

- Отказываюсь отвечать.

- Тогда я тебя загружу еще, чтобы прочистить мозги. Нам известно, что ты вошел в преступный контакт с ответственным работником КГБ и получал от него оперативную информацию государственной важности. При твоих связях с иностранными дипломатами и при той информации, какую ты мог получать и передавать, что за это бывает, тебе объяснять не надо, так что разгружайся. Чистосердечное признание и сотрудничество со следствием смягчает вину. Надеюсь, ты понял, что мы знаем каждый твой шаг, но даем тебе шанс раскаяться и добровольно все рассказать. Имей в виду, от меня много зависит. На сегодня хватит. У тебя есть, о чем подумать.

 

В дверях появился уже знакомый конвой - два прапорщика КГБ. Один молодой, лет двадцати восьми, небольшого роста, но могучего телосложения. Второй, худощавый старик, среднего роста, с лицом болезненного вида, но оба, как будто похожи чем-то. Имен их я так и не узнал - не положено.

- Руки назад, за спину! Не поворачиваться! Не разговаривать! Шаг вправо, шаг влево, считаю побег! Стреляю без предупреждения! - скомандовал старик, и мы двинулись по коридору тюрьмы КГБ города Владивостока.

Мы шли по коридору, в котором направо и налево находились следственные кабинеты. На некоторых из них висели таблички: "Не стучать! Не входить! Ведется дознание иностранного агента!". В этих кабинетах

 

допрашивали китайских перебежчиков. После следственных кабинетов, по правую сторону начинались отсеки с камерами. Пока идешь по коридору нет ощущения, что ты находишься в тюрьме, только присутствие конвоя напоминает об этом и только свернув в отсек начинаешь чувствовать, что ты в тюрьме. По левой стороне, четыре камеры-одиночки. Сколько было отсеков с камерами дальше я так и не узнал. В тюрьме КГБ я был всегда в одном и том же отсеке и в одной и той же камере номер 3.

Это было помещение два на три метра и высотой около двух с половиной метров. Под самым потолком окно такого размера, чтобы в него не мог пролезть человек. Стекло матового цвета, с вплавленной проволочной решеткой. Я всегда удивлялся: зачем вообще нужно такое окно, все равно через него ничего не увидишь и через него почти не проникал свет.

Камеры КГБ отличаются высокой изоляцией от внешнего мира. Тишина такая, что аж в ушах звенит. И ты никогда не знаешь, есть ли кто в соседней камере или нет.

Я лег на нары и стал вспоминать.