А. Н. Козырев^*

 

КАК ЭТО БЫЛО^*

 

Материалы следственного дела

Л. Н. Гумилева и Н. Н. Пунина 1935 года

и комментарии к нему

ВВЕДЕНИЕ

 

Жить стало лучше, жить стало веселее.

И. Сталин

 

Хронология важных событий внутренней жизни в СССР

 

1934 год

Январь Семнадцатый съезд партии — «Съезд победителей».

8 июня Принят закон «Об измене родине». Он предусматривал единственное наказание — смертную казнь. Была введена также коллективная ответственность членов семьи.

Август Первый съезд советских писателей.

1 декабря Убийство С. М. Кирова.

 

1935 год

1 января Отмена продовольственных карточек, введенных в 1930 году.

 

1 февраля Начинается «обмен партийных билетов» — продолжение чистки партии, которая началась в 1931 году.

Июль Первый физкультурный парад на Красной площади.

30 августа Бригада Стаханова добывает 102 тонны угля вместо 7 тонн. Начало «стахановского движения».

 

«Успешно осуществив первую пятилетку, советский народ приступил к выполнению нового, еще более грандиозного плана второй пятилетки — на 1933-1937 годы. Этот план в январе 1934 года был утвержден XVII съездом ВКП(б).

Во второй пятилетке предстояло решить следующие основные задачи: полностью преодолеть многоукладность советской экономики, до конца ликвидировать капиталистические элементы и причины, их порождающие, завершить техническую реконструкцию всего народного хозяйства, обеспечить дальнейший, еще более мощный подъем крупной, прежде всего тяжелой, промышленности (за вторую пятилетку намечалось ввести в строй новых и реконструированных предприятий в 3,5 раза больше, чем за первую пятилетку), осуществить механизацию сельского хозяйства, провести техническую реконструкцию транспорта; завершить коллективизацию сельского хозяйства и добиться организационно-хозяйственного укрепления колхозов, повысить их производительность и доходность; решить в основном историческую задачу преодоления фактического неравенства между народами, обеспечить быстрый подъем экономики и культуры всех народов СССР, обеспечить решающие успехи культурной революции, на основе мощного подъема экономики повысить жизненный уровень народа.

Осуществление этих задач должно было обеспечить построение в основном социализма в СССР» (И. Б, Берхин. История СССР. Учебное пособие для 9 класса. М., 1970).

 

XVII съезд партии проходил в Москве с 26 января по 10 февраля 1934 года. Несмотря на то, что этот съезд называли «съездом

 

победителей», теперь понятно, что это название можно было применять лишь с многочисленными и серьезными оговорками. Положение в деревне действительно несколько улучшилось, но поставленные в первой пятилетке задачи развития промышленности полностью решены не были. Жизненный уровень рабочих непрерывно снижался, а с жилищным вопросом дело обстояло катастрофически плохо. Кроме того, была введена жестокая дисциплина на предприятиях. Но в то же время в самой партии появились тенденции значительно мягче реагировать на всевозможные отклонения от «генеральной линии». На фоне безудержного восхваления Сталина и осуждения правой и левой оппозиции, главным оппозиционерам Бухарину, Рыкову, Зиновьеву и другим была предоставлена возможность выступить на съезде и признать свои ошибки. В избранный на съезде ЦК партии вошел Пятаков, а кандидатами в члены ЦК стали оппозиционеры Бухарин, Рыков и Томский. Сразу после съезда состоялся пленум ЦК, на котором были избраны члены Политбюро. В его состав вошли: Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов, Калинин, Орджоникидзе, Куйбышев, Киров, Андреев, Косиор. Кандидатами стали: Микоян, Чубарь, Петровский, Постышев и Рудзутак. В новом составе Политбюро, по крайней мере, трое — Орджоникидзе, Киров и Косиор — занимали достаточно сдержанную позицию и, по-видимому, воспрепятствовали бы Сталину ужесточить внутрипартийную дисциплину. Авторы, знакомые со стенограммами съезда и рассказами участников, утверждают, что избрание Кирова сопровождалось такими же овациями и аплодисментами, как и избрание Сталина. Ходили слухи, что «умеренные» готовят Кирова в преемники Сталину.

Однако влияние «умеренных» было ограниченным, и 8 июня 1934 года был принят закон «Об измене родине», по которому такие преступления наказывались смертной казнью. Кроме того, закон предусматривал коллективную ответственность членов семьи за такие преступления. Они также приговаривались к различным срокам тюремного заключения или к исправительно-трудовым работам в лагерях. Этот закон дополнил закон,

 

принятый 7 августа 1932 года, который в народе называли «закон семь-восемь». Он был направлен на укрепление дисциплины на предприятиях и защиту государственной собственности. Этот закон назывался «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и коопераций и укреплении общественной социалистической собственности». Наказание было лишь одно: «высшая мера социальной защиты — расстрел с конфискацией всего имущества». При наличии смягчающих обстоятельств законом предусматривалось лишение свободы на срок не менее 10 лет с конфискацией всего имущества. Вскоре этот закон был распространен по аналогии и на «обширный круг преступлений... в том числе спекуляцию, саботаж сельскохозяйственных работ, кражу семян и так далее» (История советского государства и права. Т. 2. С. 494).

 

Поскольку национализация промышленности была проведена уже давно, а коллективизация сельского хозяйства была практически закончена, то наступило время национализации «надстройки».

Первый съезд советских писателей открылся 17 августа 1934 года. Со вступительной речью на нем выступил А. М. Горький («по праву председателя Оргкомитета Союза писателей»). Он объявил, что значение съезда «в том, что разноплеменная, разноязычная литература всех наших республик выступает как единое целое перед лицом пролетариата Страны Советов, перед лицом революционного пролетариата всех стран и перед лицом дружественных нам литераторов всего мира.

Мы выступаем... демонстрируя единство нашей цели, которая, конечно, не отрицает, не стесняет разнообразия наших творческих приемов и стремлений.

Мы выступаем в эпоху всеобщего одичания, озверения и отчаяния буржуазии, отчаяния, вызванного ощущением ее идеологического бессилия, ее социального банкротства, в эпоху ее кровавых попыток возвратиться путем фашизма, к изуверству феодального средневековья.

 

Мы выступаем как судьи мира, обреченного на гибель, и как люди, утверждающие подлинный гуманизм — революционного пролетариата...

Мы выступаем в стране, освященной гением Владимира Ленина, в стране, где неутомимо и чудодейственно работает железная воля Иосифа Сталина...

Наша цель — организовать литературу как единую, культурно-революционную силу» (Вступительная речь на открытии Первого Всесоюзного съезда советских писателей 17 августа 1934 года // М. Горький. Собр. соч.: В 30 т. Т. 27. С. 296).

В своих выступлениях во время работы съезда Горький также говорил:

«Партийное руководство литературой должно быть строго очищено от всяких влияний мещанства. Партийцы в литературе обязаны явиться не только учителями идеологии, организующей энергию пролетариата всех стран на последний бой за его свободу, — партийное руководство должно явить всем своим поведением морально авторитетную силу» (Доклад на Первом Всесоюзном съезде советских писателей 17 августа 1934 года//Там же. С. 328).

«...Союз должен поставить своей целью не только профессиональные интересы литераторов, но интересы литературы в ее целом. Союз должен в какой-то мере взять на себя руководство армией начинающих писателей, должен организовать ее, распределить ее силы по различным работам и учить работать с материалом прошлого и настоящего <...>.

Нам необходимо знать все, что было в прошлом, но не так, как об этом уже рассказано, а так, как все это освещается учением Маркса-Ленина-Сталина» (Там же. С. 332,333).

«Я имею смелость думать, что именно метод коллективной работы с материалом поможет нам лучше всего понять, чем должен быть социалистический реализм» (Заключительная речь на Первом Всесоюзном съезде советских писателей 1 сентября 1934 года//Там же. С. 344).

«Мы должны просить правительство разрешить союзу литераторов поставить памятник герою-пионеру Павлу Морозову, ко-

 

торый был убит своими родственниками за то, что поняв вредительскую деятельность родных по крови, он предпочел родству с ними интересы трудового народа» (Там же. С. 354).

«Да здравствует партия Ленина — вождь пролетариата, да здравствует вождь партии Иосиф Сталин!» (Бурные, долго не смолкающие аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают и поют «Интернационал» — Там же. С. 354).

«На Первом съезде советских писателей... Горький, назначенный Сталиным в вожди советской культуры, великолепно справляется со своей задачей. Обязательным методом советской литературы — затем и всей культуры — становится «социалистический реализм», метод «утешительной лжи», необходимый — по Горькому — для создания «новой действительности» (М. Геллер, А. Некриг. Утопия у власти. История Советского Союза с 1917 года до наших дней. Лондон, 1986. С. 289).

 

«Первый съезд советских писателей завершает процесс национализации литературы, начавшийся после Октябрьской революции. Съезд утверждает принятое ЦК постановление о создании единого писательского союза — Союза советских писателей, фактическое руководство которого поручается представителю ЦК Александру Щербакову. На пальцах одной руки можно пересчитать писателей, которые не выступали на съезде с присягой верности партии: М. Булгаков, А. Платонов, О. Мандельштам, А. Ахматова. Все другие — присягнули. По образцу съезда писателей собираются съезды представителей других видов культуры. Они также создают свои единые союзы, и также приносят присягу. В январе 1935 года к присяге приводятся кинематографисты. Кинематографии, которую еще Ленин назвал самым важным из искусств, Сталин уделяет особое личное внимание. Еще в 1928 году «группа режиссеров» — Эйзенштейн, Пудовкин, Козинцев, Трауберг и другие — обратилась с просьбой «проводить твердую идеологическую диктатуру... на участке кино». В январе 1935-го они приветствуют идеологическую диктатуру. А. Довженко заявляет: художники СССР создают искус-

 

ство, которое основывается на «да», на утверждении: «поднимаю, вдохновляю, учу...».

...Духовная жизнь страны, при активной помощи «творческой интеллигенции», «властителей дум», была целиком поставлена на службу государству, на службу Сталину <...>.

Еще не оценена по достоинству поистине гигантская деятельность М. Горького в последнее десятилетие его жизни. С его, прежде всего, помощью было осуществлено духовное закабаление страны. Горький требует следовать за «руководящей единой идеей, которой нет нигде в мире, идеей крепко сформулированной в шести условиях Сталина». Горький не перестает вдалбливать в головы советских граждан, опираясь на свой престиж великого писателя и великого человеколюбца, что «органы» являются важнейшей культурной силой в стране. Он утверждает: «Работой чекистов в лагерях наглядно демонстрируется гуманизм пролетариата» (М. Горький. Т. 27. С. 509). Он мечтает в январе 1936 года: «Лет этак через пятьдесят, когда жизнь несколько остынет и людям конца 20-го столетия первая половина его покажется великолепной трагедией, эпосом пролетариата, — вероятно, тогда будет достойно освещена искусством, а также историей, удивительная культурная работа рядовых чекистов в лагерях». Мечта Горького исполнилась чуть раньше. Через каких-нибудь 40 лет Александр Солженицын «осветил», как художник и историк, «культурную работу чекистов» в «Архипелаге ГУЛаг». Среди самых позорных страниц горьковской прозы почетное место занимает его послание «Ударницам на стройке канала Москва-Волга». Защитник женщин, десятилетиями плакавший над их судьбой в царской России, М. Горький, обращаясь к женщинам-заключенным, умиравшим от непосильной работы, пишет: «Ваша работа еще раз показывает миру, как прекрасно действует на человека труд, осмысленный великой правдой большевизма, как чудесно организует женщин дело Ленина-Сталина».

Благодаря «духовным учителям» Сталин смог к 1935 году утвердить свою безраздельную власть над страной и населением. Сталин был прав, когда говорил Эмилю Людвигу, что од-

 

ним страхом нельзя было бы удержать власть. Она была удержана и ложью. «Духовные учителя» создавали мираж, в который заставляли верить, утверждая, что мираж — реальнее действительности. Что он и есть действительность» (М. Геллер, А. Некриг. Указ. соч. С. 290-291).

 

1 декабря 1934 года в Смольном был убит С. М. Киров, «любимец партии». Благодаря, в частности, Н. С. Хрущеву нам сейчас хорошо известно как было совершено это преступление и кто был его заказчик. Существует еще много других людей, свидетельства которых проливают свет на детали этого события. Так, нарком внутренних дел Ягода на своем процессе 1938 года, как известно, подробно рассказал о том, как все происходило в день убийства. Однако он не назвал имени заказчика. После событий XVII съезда Сталин вполне мог видеть в Кирове своего конкурента. В день убийства Кирова, вечером, «Сталин без разрешения Политбюро и без ведома Президиума ЦИК СССР предложил своему личному другу Авелю Енукидзе, секретарю Президиума ЦИК СССР подписать следующий секретный «закон»: 1) Следовательским отделам предписывается ускорить дела обвиняемых в подготовке и проведении террористических актов. 2) Судебным органам предписывается не задерживать исполнение смертных приговоров, касающихся преступлений этой категории в порядке рассмотрения возможности помилования, так как Президиум Центрального Исполнительного Комитета СССР считает получение подобного рода прошений неприемлемым. 3) Органам Комиссариата внутренних дел (НКВД) предписывается приводить в исполнение смертные приговоры преступникам упомянутой категории немедленно после вынесения этих приговоров» (Я. С. Хрущев. XXII съезд КПСС. Стенографический отчет. С. 17). Политбюро утвердило этот декрет, и он был опубликован в газете «Правда» 5 декабря 1934 года.

«Дело Кирова» дает толчок, который приведет к страшному землетрясению «большого террора» (М. Геллер, А. Некриг. Указ, соч. С. 294).

 

Сначала убийство Кирова широко использовалось органами НКВД для обвинения различных групп населения в организации этого преступления. Принятый закон давал возможность не перегружать тюрьмы. Проходившая по делу Кирова и, возможно, единственный свидетель событий, которому удалось попасть на Запад, Е. Лермоло писала, что в Ленинградском управлении НКВД расстреливали целыми ночами и по утрам в подвалах там скапливалось до 200 трупов (Там же).

Сталин использует им самим организованное убийство Кирова для создания в стране напряжения, при котором многие вопросы решались с помощью силы, решались с помощью НКВД. Это было началом террора.

С 1 февраля 1935 года начался обмен партийных билетов. Но уже с 1933 года, когда началась чистка, партия была под психологическим давлением. «Молодые члены партии учились, как нужно себя вести, чтобы не попасть в число исключенных, учились льстить начальству, быть сверхосторожными в высказываниях, быть бдительными по отношению к товарищам, быть чрезвычайно разборчивыми в выборе знакомых» (Там же. С. 294-295). Практически все исключенные становились объектами внимания со стороны «органов».

Позднее, «когда начались массовые аресты и почти каждому "врагу народа" предъявлялось обвинение в подготовке террористического акта против центральных или местных вождей (знаменитая ст. 58, пункт 2), а обвиняемые отказывались признавать себя "террористами", Сталин издал (в 1937 году. — А. К.) другой секретный "закон": следователи НКВД имеют право подвергать подследственных различным видом пыток до тех пор, пока они не подпишут "чистосердечное признание"» (А. Авторханов. Происхождение автократии. С. 495).

«В 1939 году Сталин разъяснил недоумение местных органов по поводу продолжавшегося применения методов физического воздействия, несмотря на то, что Ежова (на которого свалили организацию и практику пыток) уже не было. Была отправлена шифрованная телеграмма: «ЦК ВКПб поясняет, что применение мето-

 

дов физического воздействия в практике НКВД, начиная с 1937 года, было разрешено ЦК ВКПб... ЦК ВКПб считает, что методы физического воздействия должны, как исключение, и впредь применяться по отношению к известным и отъявленным врагам народа и рассматриваться в этом случае, как допустимый и правильный метод» (Я. С. Хрущев. Указ. соч. С. 27).

Но это было позднее. А в 1935 году принятое ЦИК в день убийства Кирова постановление фактически лишало лиц, обвинявшихся в террористических актах, всякого права на защиту, и приговор к расстрелу должен был приводиться в исполнение немедленно. В то же время, обвинение в терроризме могло быть выдвинуто против кого угодно, и это создавало обстановку, в которой любой человек не мог чувствовать себя уверенно и спокойно, если только он не славил партию и ее вождя, создавая себе репутацию человека, абсолютно преданного делу партии и делу построения социализма в нашей стране.

«1 января 1935 года были отменены карточки на продовольственные товары», и 1935 год, год решительного наступления на партию, был годом «поворота к человеку». «Человек — самый ценный капитал», «Кадры решают все» — лозунги дня. Это подлинный «социализм с человеческим лицом». Но это лицо — Сталина. В связи с «поворотом» Сталин «очеловечивается». К стандартным эпитетам, сопровождавшим его имя: мудрый, гениальный, стальной, железный, прибавляются: «дорогой», «родной», «обожаемый», «добрый», «отзывчивый», «великий человеколюбец». Во время майского шествия 1935 года демонстранты несли «тысячи портретов Сталина, и были еще рельефы и статуи вождя, и имя его, повторенное в это утро миллионнократно, то было вылито из металла, то написано на нежных и прозрачных газовых тканях, то было обвито хризантемами, розами, астрами». Реабилитированы цветы, фокстрот и танго, открываются парки культуры и отдыха. В 1935 году в московском Центральном парке культуры и отдыха организуется для жителей столицы социалистического государства карнавал. В июле 1935 года Сталин организует в Москве на Красной площа-

 

ди гигантское зрелище — физкультурный парад. Образцом служат зрелища, организуемые в гитлеровской Германии. Но там — военные марши, под которые шагают штурмовики и эсесовцы. Здесь — спорт, улыбки, дети. Это они открывают парад. 5 тысяч пионеров несут вытканный из живых цветов лозунг: «Привет лучшему другу пионеров товарищу Сталину». «Спасибо товарищу Сталину за счастливую жизнь» — реет лозунг над колонной пионеров Дзержинского района» (М. Геллер, А. Пек-риг. Указ. соч. С. 295,296).

Горький писал о параде физкультурников:

«С каждым годом наши парады физкультуры являются все более веселыми, яркими и богатыми. Все более уверенно тверд шаг молодежи, и ярче горит в глазах ее радость жить в стране, где так быстро и красиво воспитывается тело и так огненно, победоносно цветет в нем боевой, героический дух, ежедневно выявляя себя в работе на обогащение народа, на оборону родины, против врагов, почти ежедневно сверкая смелыми подвигами на благо своей страны.

Видя эти десятки тысяч юношей и девушек, стройными рядами идущих к великому будущему, чувствуешь волнение, от которого сердце готово разорваться. Чувствуешь и печаль — оттого, что у тебя нет места в рядах этой могучей армии, что ты уже не в силах идти в ногу с ней и, поравнявшись с мавзолеем, крикнуть искреннее «ура!»

Но это личная печаль, и она сгорает быстро, как вспышка спички. Побеждает радость жить среди людей, призванных историей освободить весь мир трудящихся. В этой радости сгорают все печали, легко переживаются все несчастия, даже и не личные. Радость и гордость успехами труда и культурного роста — когда и кем испытывалось это в той силе, как мы имеем право испытывать возвышающее влияние этих сил?

Да здравствует простая, ясная мудрость наших вождей, первых и единственных в мире вождей, которые не пошлют, никогда не пошлют народ свой порабощать маньчжуров, абиссинцев, китайцев, индусов!

 

Да здравствует Иосиф Сталин, человек огромного сердца и ума, человек, которого вчера так трогательно поблагодарила молодежь за то, что он дал ей «радостную юность»!

Да здравствует молодежь, счастливая тем, что она имеет возможность свободно развивать все свои способности, все таланты, счастливая тем, что имеет возможность свободно учиться великой и действительно неоспоримой истине!» (М. Горький. Т. 27. С. 451).

Правительство идет навстречу человеку: все, что запрещается, запрещается по просьбе трудящихся, а все, что разрешается, разрешается по указанию партии, то есть Сталина.

На этом фоне, на фоне начинающегося «большого террора», театральных представлений и пропагандистских деклараций о том, что человек — это самое важное в государстве, поведение людей стало изменяться тоже. Разумеется, изменялось поведение тех, кто понимал, что происходит, понимал, какая опасность грозит тому, кто попадет в этот поток. Круг знакомых ограничивался. Относительно свободные разговоры на политические темы можно было вести только с теми, кого хорошо и давно знал, кому можно было доверять. Даже при детях в некоторых семьях родители говорили сдержанно или вообще не говорили на политические темы. Они опасались, что дети по неосторожности или по непониманию расскажут кому-нибудь о том, что говорили при них их родители. Государство стремилось присутствовать в каждой семье, стать членом семьи, распространяя и пропагандируя историю Павлика Морозова. Павлику пели дифирамбы за то, что он оказался настолько сознательным, что донес на своего отца. Пример его поведения официально считался образцовым и заслуживал с официальной точки зрения не только одобрения, но и полного подражания. Государство стремилось внушить своим гражданам, что отношения с ним важнее семейных отношений.

В это время в семье Н. Н. Лунина, А. А. Ахматовой и ее сына от первого брака Левы Гумилева разыгрались трагические события. Их описание, копии документов, относящихся к этим событиям, а также комментарии к ним, приведены ниже. Эти документы публикуются впервые.

 

ДЕЛО

 

Работой чекистов в лагерях наглядно демонстрируется гуманизм пролетариата, — гуманизм, который, развиваясь, объединит трудовой народ всей земли в единую, братскую семью, в единую творческую силу.

М. Горький

 

Приведенные ниже документы переписывались нами от руки в архиве ФСБ, а затем сам документ восстанавливался по сделанным записям. При этом мы стремились воспроизвести вид документа, а также ту орфографию и тот синтаксис, которые были в оригинале. Никаких исправлений не вносилось. Кроме того, мы просили также редакторов настоящего сборника не вносить в документы никаких исправлений. Разумеется, при этом мы старались сами не делать ошибок и тщательно проверяли текст. Но полностью избежать ошибок, возможно, не удалось.

Доступ к архивным документам был разрешен на основании доверенности, которую предоставила вдова Льва Николаевича Гумилева — Наталья Викторовна Гумилева. Это произошло, в частности, потому, что Лев Николаевич был близок нашей семье. Он познакомился с моим отцом — астрономом Козыревым Николаем Александровичем — в лагере под Норильском, где оба отбывали свой срок. И после того, как Гумилев в середине 50-х годов оказался на свободе, он жил в Ленинграде, на Московском проспекте, достаточно близко от нас и поэтому бывал у нас часто, а временами почти каждый день.

Разумеется, все документы публикуются с разрешения Н. В. Гумилевой.

Кроме этих документов, ниже приводятся также наши комментарии к ним, цитаты, взятые из различных источников, и делается попытка восстановить события, происходившие вокруг этого дела. Для того чтобы у читателя не возникало сомнений в том, что представляет собой тот или иной текст, текст документов отделяется горизонтальной чертой, которая ставится в начале и в конце текста документа или группы документов.

 

СССР

Народный Комиссариат Внутренних Дел

Архив ВЧК - ОГПУ - УНКВД СССР

по Ленинградской области

год производства 1935

 

УЧТЕНО

в 1962 году

СЛЕДСТВЕННОЕ ДЕЛО

№ 3764

по обвинению ЛУНИНА Николая Николаевича и других

 

Архивный № Л 6970

Полученное из архива дело должно

быть возвращено через 10 дней с момента

получения его.

Передача полученного из архива дела

в другие отделы или органы производится

исключительно через 1 спецотдел

УНКВД ЛО

 

Арх. №1673

Переплетено в 1940 году

ТОМ № 1

Дело в 1 томе

Типография им. Урицкого

зак. 1845 86/1188 16/1684

 

Приговор

и архивный № отмен.

1/IV-43

ОПИСЬДЕЛА

 

№ Наименование /содержание бумаг/ № страницы дела Примечание

1.  Постановление на арест Лунина Н. Н.................... 1

2.  Ордер на арест Лунина Н. Н..................................... 2

3.  Протокол обыска......................................................... 3

4.  Квитанция...................................................................... 4

5.  Анкета арестованного................................................ 5

6.  Протоколы допросов Лунина Н. Н......................... 6-17

7.  Постановление на арест Гумилева Л. Н................ 18

8.  Ордер на арест Гумилева Л. Н................................. 19

9.  Расписка в приеме...................................................... 20

10.  Докладная записка.................................................... 21

11.  Протокол обыска....................................................... 22

12.  Квитанция.................................................................... 23

13.  Анкета арестованного Гумилева Л. Н................. 24

14.  Протокол допросов Гумилева Л. Н...................... 25-38

15.  Постановление на арест Махаева В. Н................. 39

16.  Ордер на арест Махаева В. Н.................................. 40

17.  Квитанция.................................................................... 41

18.  Анкета арестованного.............................................. 42

19.  Протоколы допроса Махаева В. Н......................... 43-45

(Оборот титульного листа)

20.  Постановление на арест Барина А. П................... 46

21.  Ордер на арест Барина А. П.................................... 47

22.  Квитанция.................................................................... 48

23.  Анкета арестованного Барина А. П...................... 49

24.  Протокол допроса Барина А. П............................. 50-59

25.  Протокол допроса Кричевского............................ 60-62

26.  Ордер на арест Полякова И. В................................ 63

27.  Квитанция.................................................................... 64

28.  Анкета арестованного Полякова И. В.................. 65

 

20.  Расписка............................................................................. 66

21.  Протокол обыска............................................................. 67-68

22.  Протокол допроса Полякова И. В................................ 69-78

23.  Постановление о немедленном освобождении

Лунина и Гумилева........................................................ 79

24.  Постановление об освобождении остальных

и сдачи дела в архив........................................................ 80-82

34.  Извещение к ордеру и талоны...................................... 83-92

35.  Справка по архивно-следственному делу.................. 93

 

Прежде, чем перейти к публикации самих документов дела, необходимо сделать еще несколько замечаний.

Так, в архиве нам не было разрешено копировать и переписывать материалы дел Махаева, Борина, Полякова и Кричевского. Поэтому ниже приводятся только копии документов, относящихся к делу Гумилева и к делу Лунина.

Документы, как это следует из архивной описи, в деле расположены так, что легко выделяются бумаги, относящиеся к каждому из подследственных. Эти бумаги расположены рядом. Например, страницы 1-17 — это дело Пунина, страницы 18-38 — дело Гумилева, 39-45 — дело Махаева и т. д.

В нашей публикации мы решили расположить копии документов по-другому — в хронологическом порядке. В той последовательности, в которой реально велись допросы. В этом случае более отчетливо видна сама логика ведения следствия. Наш список документов приведен ниже. Там же указано, на каких страницах эти документы находятся в архивном деле.

Далее. В описи дела под номером 6 (с. 6-17) собраны протоколы допросов Пунина от 24.10,25.10,30.10 и 31.10, а под номером 14 (с. 25-38) — протоколы допросов Гумилева от 24.10, 25.10, 26.10,27.10 и 2.11. Каждый протокол состоит из двух частей, одна из которых написана от руки, а вторая — представляет собой тот же самый текст, но отпечатанный на пишущей машинке. Совершенно естественно то, что мы решили не повторяться и публике-

 

вать только одну часть протоколов допросов. Поэтому количество страниц протоколов в нашем списке меньше, чем в списке описи дела.

Кроме того, мы решили, что между материалами дела полезно иногда вставлять комментарии, цитаты и информацию из других, в частности, литературных источников. При этом, разумеется, как уже упоминалось, эти документы будут отделены от остального текста горизонтальной чертой, для того, чтобы читателю было понятно, что относится к делу, а что добавлено нами.

Итак, по делу проходят шесть человек — Пунин, Гумилев, Бо-рин, Махаев, Поляков и Кричевский.

 

Последовательность документов в нашей статье:

№ / Наименование (содержание) бумаг / № листа в описи дела/ Дата

1.  Постановление на арест Гумилева Л. Н....................... 18 22.10.35

2.  Ордер на арест Гумилева Л. Н....................................... 19 22.10.35

3.  Ордер на арест Лунина Н.Н............................................ 2 22.10.35

4.  Протокол обыска (Лунина)............................................. 3 ?

5.  Протокол обыска (Гумилева)......................................... 22 ?

6.  Докладная записка (о Гумилеве)................................... 21 23.10.35

7.  Постановление на арест Лунина Н. Н........................... 1 23.10.35

8.  Расписка в приеме (Гумилева)....................................... 20 23.10.35

9.  Квитанция (Гумилева)...................................................... 23 24.10.35

10.  Квитанция (Лунина)........................................................ 4 24.10.35

11.  Анкета арестованного Гумилева Л. Н....................... 24 24.10.35

12.  Анкета арестованного Лунина Н. Н........................... 5 24.10.35

13.  Протокол допроса Гумилева Л. Н............................... из 25-38 24.10.35

14.  Протокол допроса Лунина Н. Н................................... из 6-17 24.10.35

15.  Протокол допроса Лунина Н. Н................................... из 6-17 25.10.35

16.  Протокол допроса Гумилева Л. Н............................... из 25-38 25.10.35

17.  Протокол допроса Гумилева Л. Н............................... из 25-38 26.10.35

18.  Протокол допроса Гумилева Л. Н............................... из 25-38 27.10.35

19.  Медицинское освидетельствование

Гумилева........................................................................... 32 28.10.35

 

20.   Протокол допроса Лунина Н. Н. ................................ из 6-17             30.10.35

21.   Протокол допроса Лунина Н. Н.................................. из 6-17             31.10.35

22.   Протокол допроса Гумилева Л. Н.............................. из 25-38           2.11.35

23.   Постановление о немедленном освобождении

Лунина и Гумилева........................................................ 79                     3.11.35

24.   Начальнику ДПЗ.............................................................3.11.35

25.   Извещение к ордеру и талон (Гумилева).................. 83-92                4.11.35

26.   Постановление об освобождении остальных

и сдачи дела в архив........................................................ 80-82                4.11.35

27. Справка по архивно-следственному делу............ 93                     ? 10.54

 

ПРИМЕЧАНИЕ 1: В этом списке документы расположены в хронологическом порядке. Однако, если допросы Лунина и Гумилева происходили в один тот же день, то, к сожалению, у нас не было возможности установить, который из них был раньше, а который позже.

ПРИМЕЧАНИЕ 2: Обращает на себя внимание то, что ордер на арест и обыск Лунина выписан 22.10, и на основании этого ордера проведены и обыск, и арест, а постановление об аресте, т. е. об «избрании меры пресечения», было принято 23.10. (см. документы).

ПРИМЕЧАНИЕ 3: В приведенных ниже протоколах допросов, в самих документах, есть отдельные фразы и целые места, подчеркнутые и выделенные красным карандашом. Около некоторых из них, на полях поставлена отметка #, сделанная тоже красным карандашом.

По-видимому, эти места представляли особый интерес для следователей и эти отметки были сделаны не во время допросов, а позднее, при изучении протоколов. В наших текстах мы те же самые места и те же самые фразы подчеркнули для того, чтобы особый интерес следователей был понятен читателю.

ПРИМЕЧАНИЕ 4: Части документов, выделенные курсивом, в самих документах написаны от руки.

 

ПРИМЕЧАНИЕ 5: Страницы дела от 39 (включительно) до 78 (включительно) копировать и дословно переписывать разрешено не было.

 

Однако можно констатировать, что:

1. Борин (л. дела 46-59) был арестован раньше всех — 1 сентября 1935 г. Ему было предъявлено обвинение в том, что он хранил у себя дома части боевой гранаты. На вопросы о том, входил ли он в террористическую молодежную группу Гумилева, он отвечал «нет». Но рассказывал, что бывал дома у Гумилева, чинил иногда что-нибудь, например, выключатель, ужинал с водкой. Он рассказал следователю историю о Лунине и фотоаппарате (см. ниже). Он сам присутствовал при этом эпизоде. Он сообщил следователю также и то, что Пунин не мог заниматься философией и считал, что в этом виноват Сталин, и поэтому терпеть его не мог. Все свое раздражение он «сводил на него».

По словам Борина, Ахматова рассказала ему историю о том, как Пунин в присутствии Толстой по поводу убийства Кирова сказал: «Убивали и убивать будем» (см. ниже).

2.  Поляков (л. 63-78) учился на историческом факультете ЛГУ и был арестован 10 октября 1935 г., через 10 дней после Борина и на 13 дней раньше Пунина и Гумилева. Он рассказал, что Гумилев считает, что необходимо реставрировать монархию, а также то, что тот написал на смерть Кирова стихи «Экабатана». Он сообщил также, что Гумилев настаивал, чтобы он убил Лапина или милиционера (см. ниже).

3.  Уместно напомнить, что Гумилев и Пунин были арестованы 23 октября 1935 г.

4.  Махаев (л. 39-45) был арестован позже всех — 26 октября 1935 г. На вопрос о контрреволюционных взглядах Гумилева он сообщил (если судить по протоколу), что Гумилев считал правильным государственным устройством монархию. Однако реставрацию династии Романовых он считал невозможной, так как Романовы себя скомпрометировали. Лучший вариант — это монархия с консультативным советом, состоящим из дворян.

 

Он сообщил также, что по поводу убийства Кирова Гумилев говорил: «Они теперь убивают своих».

5. Кричевский (л. 60-62) допрашивался как свидетель. Следствие интересовало, как появились у Борина части боевой гранаты.

—————

 

(Л. 18)

«УТВЕРЖДАЮ»

22/Х.1935 г.

/подпись/

Арест санкционирую

21/Х /подпись/

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

об избрании меры пресечения, г. Ленинград, 1935 г. октября, 22 дня

 

Я, начальник 4 отд. СПО Штукатуров рассмотрев следственные материалы по делу № 3764 и приняв во внимание, что гр. Гумилев Лев Николаевич, 1912 года рождения, уроженец г. Ленинграда, студент Лен. Гос. Университета, прописан: наб. р. Фонтанка д. 34, кв. 44 достаточно изобличается в том, что является участником контрреволюционной группы, занимается сочинением и распространением антисоветских произведений, высказывает террористические настроения по адресу вождей ВКП(б) и Советского Правительства, постановил:

гр. Гумилева Льва Николаевича привлечь в качестве обвиняемого по ст. 58-10 и 11 УК мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда избрать содержание под стражей в ДПЗ по 2-ой категории.

 

Уполномоченный

«Согласен» Нач. 4 отд. /подпись/

 

(Л. 18 об.)

Копия находится у прокурора /подпись/

 

(Л. 19)

Упр. НКВД по Лен. обл.

Упр. Гос. Безопасности

 

ОРДЕР №11324

от 22 октября 1935 года

 

Выдан сотруднику............................................ (фамилии нет. - А. К.) на производство обыска и ареста у гр. Гумилева Льва Николаевича по адресу: набережная реки Фонтанка д. 34 кв. 44.

 

ПРИМЕЧАНИЕ: Все должностные лица обязаны оказывать указанному сотруднику полное содействие.

 

М П Начальник Упр. НКВД по Лен. области /подпись/

—————

 

(Л. 2)

Упр. НКВД по Лен. обл.

Упр. Гос. Безопасности

 

ОРДЕР №11328

от 22 октября 1935 года

 

Выдан сотруднику.......................................... (фамилии нет. - А. К.) на производство обыска и ареста у гр. Лунина Николая Николаевича по адресу: Набережная реки Фонтанка д. 34 кв. 44

 

ПРИМЕЧАНИЕ: Все должностные лица обязаны оказывать указанному сотруднику полное содействие

 

М П Начальник Упр. НКВД по Лен. области /подпись/

—————

Теперь в литературе достаточно хорошо описана процедура ареста и процедура обыска. Александр Исаевич Солженицын в своей книге «Архипелаг ГУЛаг» писал:

«...У берущих, чья служба и состоит из одних только арестов, для кого ужасы арестованных повторительны и докучны, у них понимание арестной операции гораздо шире. У них — большая теория, не надо думать в простоте, что её нет. Арестознание — это важный раздел курса общего тюрьмоведения, и под него подведена основательная общественная теория. Аресты имеют классификацию по разным признакам: ночные и дневные; домашние, служебные, путевые; первичные и повторные; расчленённые и групповые. Аресты различаются по степени требуемой неожиданности, по степени ожидаемого сопротивления (но в десятках миллионов случаев сопротивления никакого не ожидалось, как и не было его). Аресты различаются по серьёзности заданного обыска, по необходимости делать или не делать опись для конфискации, опечатку комнат или квартиры; по необходимости арестовывать вслед за мужем также и жену, а детей отправлять в детдом, либо весь остаток семьи в ссылку, либо еще и стариков в лагерь...

...И еще отдельно есть целая Наука Обыска (и мне удалось прочесть брошюру для юристов-заочников Алма-Аты). Там очень хвалят тех юристов, которые при обыске не поленились переворошить 2 тонны навоза, 6 кубов дров, 2 воза сена, очистили от снега целый приусадебный участок, вынимали кирпичи из печей, разгребали выгребные ямы, проверяли унитазы, искали в собачьих будках, курятниках, скворечниках, прокалывали матрасы, срывали с тел пластырные наклейки и даже рвали металлические зубы, чтобы найти в них микродокументы. Студентам очень рекомендуется, начав с личного обыска, им же и закончить (вдруг человек подхватил что-либо из обысканного); и еще раз потом прийти в то же место, но в новое время суток — и снова сделать обыск...»

 

(Л.З)

ПРОТОКОЛ

 

На основании ордера Упр. НКВД СССР по Лен. области /УГБ/ за № 11328 от 22 октября 1935 г. произведен обыск в доме № 34 кв. 44 по наб. реки Фонтанка у гр. Лунина Николая Николаевича.

Согласно данным задержаны: Пунин Николай Николаевых Взято для доставления в Упр. НКВД СССР по Лен области следующее /подробная опись/:

1. Портрет Ницше

2. Ницше — «По ту сторону добра и зла»

3. Дневник Н. Н. Лунина — 24 тетради

4. Газет — 4 номера

5. Рукописей — 4, блокнотов — 2

6. Книжек 0. Мандельштама — 3

7. Переписка

Опечатано ...........................

Сотрудник упр. НКВД по Ленобласти: /подпись: М. Аксельрод/

 

(Л. 3 об.)

1.  Заявлений на неправильные действия, допущенные при обыске не поступило.

2.  Все заявления, не отмеченные при составлении протокола, а сделанные после Упр. НКВД СССР по Лен. области во внимание приниматься не будут.

Все, указанное в протоколе удостоверяю:_______ /Пунин/

Сотрудник, проводивший обыск_____________ /М. Аксельрод/

Присутствующие при обыске:

Управдом или представитель ЖАКТа:_________ /подпись/

 

ПРИМЕЧАНИЕ: Протокол составлен в двух экземплярах, один экземпляр должен быть оставлен под расписку управдому.

Копию протокола получил: /подпись/

—————

 

После того, как обыск был проведен, арестованных увели.

Стихи А. А. Ахматовой («Реквием»), написанные после того, как арестовали Лунина:

Уводили тебя на рассвете,

За тобой, как на выносе, шла,

В темной горнице плакали дети,

У божницы свеча оплыла.

На губах твоих холод иконки,

Смертный пот на челе... Не забыть!

Буду я, как стрелецкие женки,

Под кремлевскими башнями выть.

—————

 

(Л. 22)

ПРОТОКОЛ

 

На основании ордера Упр. НКВД по Лен. области /УГБ/ за № 11324 от 22 октября 1935 года произведен обыск в доме № 34 кв. 44 по ул. Фонтанка у гр. Гумилева Льва Николаевича

Согласно данным задержаны: Гумилев Лев Николаевич

Взято для доставления в Упр. НКВД СССР по Ленобласти следующее /подробная запись/:

1.  Фридрих Ницше «Так говорил Заратустра»

2.  Почтовых открыток — 4

3.  Записная тетрадь — 1

4.  Записная книжка — 1

Опечатано:

Сотрудник Упр. НКВД СССР по Лен. области: /подпись М. Аксельрод/

 

(Л. 22 об.)

1. Заявлений на неправильные действия, допущенные при обыске не поступило.

2. Все заявления, не отмеченные при составлении протокола, а сделанные после Упр. НКВД СССР по Лен. области во внимание приниматься не будут.

Все, указанное в протоколе удостоверяю: /Гумилев/

Сотрудник, проводивший обыск_____________ /Аксельрод/

Присутствовавшие при обыске:

Управдом или представитель ЖАКТа_________ /подпись/

 

ПРИМЕЧАНИЕ: Протокол составлен в двух экземплярах, один экземпляр должен быть оставлен под расписку управдому.

Копию протокола получил:_______________ /подпись/

—————

 

У Солженицына в той же книге описано то, что испытывает человек, когда ему говорят:

«—Вы — арестованы!

И нич-ч-чего вы не находитесь на это ответить, кроме ягнячьего блеяния:

— Я-а?? За что??..

Вот что такое арест: это ослепляющая вспышка и удар, от которых настоящее разом сдвигается в прошедшее, а невозможное становится полноправным настоящим.

И всё. И ничего больше вы не способны усвоить ни в первый час, ни в первые даже сутки.

Еще померцает вам в вашем отчаянии цирковая игрушечная луна: «Это ошибка! Разберутся!»

Всё же остальное, что сложилось теперь в традиционное и даже литературное представление об аресте, накопится и состроится уже не в вашей смятенной памяти, а в памяти вашей семьи и соседей по квартире.

Это — резкий ночной звонок или грубый стук в дверь. Это — бравый вход невытираемых сапог бодрствующих оперативников. Это — за спинами их напуганный прибитый понятой. (А зачем этот понятой? — думать не смеют жертвы, не помнят оперативники, но положено так по инструкции, и надо ему всю ночь просидеть,

 

а к утру расписаться. И для выхваченного из постели понятого это тоже мука: ночь за ночью ходить и помогать арестовывать своих соседей и знакомых.)

Традиционный арест — это еще сборы дрожащими руками для уводимого: смены белья, куска мыла, какой-то еды, и никто не знает, что надо, что можно и как лучше одеть, а оперативники торопят и обрывают: «Ничего не надо. Там накормят. Там тепло». (Всё лгут. А торопят — для страху.)

Традиционный арест — это еще потом, после увода взятого бедняги, многочасовое хозяйничанье в квартире жесткой чужой подавляющей силы. Это — взламывание, вскрывание, сброс и срыв со стен, выброс на пол из шкафов и столов, вытряхивание, рассыпание, разрывание — и нахламление горами на полу, и хруст под сапогами. И ничего святого нет во время обыска...

Интеллигентным языком это долго всё описывать, а народ говорит об обыске так: ищут, чего не клали.

Так представляем мы себе арест.

И верно, ночной арест описанного типа у нас излюблен, потому что в нём есть важные преимущества. Все живущие в квартире ущемлены ужасом от первого же стука в дверь. Арестуемый вырван из тепла постели, он еще весь в полусонной беспомощности, рассудок его мутен. При ночном аресте оперативники имеют перевес в силах: их приезжает несколько вооруженных против одного, не достегнувшего брюк; за время сборов и обыска наверняка не соберётся у подъезда толпа возможных сторонников жертвы. Неторопливая постепенность прихода в одну квартиру, потом в другую, завтра в третью и в четвертую, даёт возможность правильно использовать оперативные штаты и посадить в тюрьму многократно больше жителей города, чем эти штаты составляют...

...И еще то достоинство у ночных арестов, что ни соседние дома, ни городские улицы не видят, скольких увезли за ночь. Напугав самых ближних соседей, они для дальних не событие. Их как бы и не было. По той самой асфальтной ленте, по которой ночью сновали воронки, — днём шагает молодое племя со знаменами и цветами и поёт неомрачённые песни».

 

(Л. 21)

ОТВЕТСТВЕННОМУ ДЕЖУРНОМУ УПР НКВД СССР

по Ленинградской области

 

сотрудника Упр. НКВД по ЛО

СПО 4 отдела тов. Аксельрод

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА

 

Сообщаю для сведения, что мною 23 октября 1935 года по ордеру № 11324 был произведен обыск - арест по ул. Фонтанка д. 34 кв. 44 у гр. Гумилев Лев Николаевич

1. Задержаны нижеследующие лица: Гумилев Лев Николаевич

 

(Л. 21 об.)

2. При обыске найдены и доставлены в ДПЗ или в Управление НКВД по Лен. области:

1.  Фридрих Ницше «Так говорил Заратустра»

2.  Почтовых открыток — 4

3.  Записная тетрадь — 1

4.  Записная книжка — 1

Подпись: Аксельрод

—————

 

(Л.1)

«УТВЕРЖДАЮ» Арест санкционирую

Зам начальника УНКВД ЛО 23/Х подпись

/Николаев/

23.10.35

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

Об избрании меры пресечения и предъявления обвинения,

гор. Ленинград 1935 г. октябрь «23» дня

 

Я, начальник Штукатуров 4-ого отделения Секретного Политического Отдела УГБ Управления НКВД ЛО рассмотрев следственные материалы по делу № 3476 и приняв во внимание, что гр. Пунин Николай Николаевич, 1888 года рождения, уроженец гор. Гельсингфорса (Финляндия), профессор Академии Художеств в г. Ленинграде, проживающий набережная реки Фонтанка д. 34 кв. 44 достаточно изобличается в том, что является участником и вдохновителем контрреволюционной террористической группы студентов. В его квартире происходили сборища данной группы, на которых происходили чтения к/р произведений.

Постановил:

Гр. Лунина Николая Николаевича привлечь в качестве обвиняемого по ст. ст. 58-10 и 11 УК, мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда избрать содержание под стражей в ДПЗ по I категории.

«СОГЛАСЕН» Уполномоченный

Зам. Нач. СПО УГБ Начальник 4 отд.

/Коркин/ /Штукатуров/

Настоящее постановление мне объявлено «_____ » 193 г.

Подпись обвиняемого______

 

(Л. 1 об.)

Проходит по групповому делу № 3467

Нач. 4 отд. СПО УГБ:______ /подпись: Штукатуров/

Копия вручена прокурору /подпись/

 

(Л. 20)

СССР

Народный Комиссариат

Внутренних дел

Управление НКВД

по Ленинградской области

Дом Предварительного заключения

23/Х 1935

г. Ленинград, ул. Воинова 25

РАСПИСКА

 

Доставленный при ордере № 11324 арестованный Гумилев Лев Николаевич в Дом предварительного Заключения принят.

ДЕЖУРНЫЙ пом. Начальника ДПЗ /подпись/

МП

—————

 

(Л. 23)

ДПЗ УНКВД СССР по ЛО

24/Х 1935 года

 

Дубликат КВИТАНЦИИ №6402

в принятии вещей

 

Согласно ордеру №

По делу арестованного Гумилева Льва Николаевича

 

НАИМЕНОВАНИЕ ВЕЩЕЙ КОЛИЧЕСТВО

счетом весом

1.  Воротничек руб. 1

2.  Коропка с гильзами папирос 1

 

1.  Мыльница 1

2.  Масленка малиров. 1

3.  Пряжки брюк 2

Документы

Паспорт трех год № 252542

Зданы с анкетой в УСО /подпись/

Указанные в сей квитанции вещи занесены правильно

Квитанцию получил: /Гумилев/

Вещи принял: /подпись/

—————

 

(Л. 4)

ДПЗ УНКВД СССР по Лен. Области

24/Х 1935 г.

Дубликат квитанции № 6411

о принятии вещей

 

Согласно ордеру №........................ от Лунина

по делу арестованного................... Николая Николаевича

 

НАИМЕНОВАНИЕ ВЕЩЕЙ КОЛИЧЕСТВО

счетом весом

1.  Чемодан — 1 шт.

2.  Мыльница — 1 шт.

3.  Банка жестяная — 1 шт.

4.  Банка деревянная — 1 шт.

5.  Воротнички — 2 шт.

6.  Рабочая спецовка — 1 шт.

7.  Резинки от носков — 1 пара

8.  Шнурки от ботинок 1 пара

9.  Пряжки от брюк — 2 шт.

10. Запонки — 4 шт.

11. Фотокарточки — 2 шт.

 

10.  Расческа — 1 шт.

11.  Очки — 1 шт.

Документы

1.  Паспорт № ЛЕ-252535

2.  Переписка состоит из 7 кусков бумаги

/подпись/

Указанные в сей квитанции вещи занесены правильно

/подпись/ /Лунин/

—————

 

(Л. 24)

ДПЗ УНКВД по ЛО 24

ст. 58-10-11

АНКЕТА АРЕСТОВАННОГО

 

Вопросы Ответы

1.  Фамилия______________________ Гумилев

2.  Имя и отчество_________________ Лев Николаевич

3.  Год и место рождения: родился 1 акт. 1912 г./23/, Пен. обл. г. Детское село

4.  Постоянное место жительства: г. Ленинград, ул. Фонтанка 34 кв. 44

5.  Место службы и должность

или род занятий и по день ареста: студент Лен. Гос. Университета с 1934 года

6.  Профессия и профессиональная принадлежность, № билета: колектор член рабпроса п/союза с 1933 года № билета не помнит

7.  Имущественное положение в момент ареста

(перечислить подробно недвижимое и движимое имущество: постройки сложные и простые с. х. орудия, количество обрабатываемой земли, количество скота, лошадей и проч., сумма налога с-х. и индивидуального. Если колхозник, то указать имущественное положение до вступления в колхоз, время вступления в колхоз): имущества не имеет

 

4.  То же до 1929 года то же

5.  То же до 1917 года то же

10.  Социальное положение в момент ареста: то же

11.  Служба в царской армии и чин: нет

12.  Служба в белой армии и чин нет

 

(Л. 24 об.)

13. Служба в Красной Армии а/срок службы

б/ воинская категория не служил

14.  Социальное происхождение из служащих

15.  Политическое прошлое: ни в каких партиях не состоял

16.  Национальность и гражданство: русский СССР

17.  Партийная принадлежность с какого времени и № билета не был

18.  Образование (указать точно что окончил): не законченное высшее

19.  Категория воинского учета: в невойсковом

20.  Состоял ли под судом и следствием нет

21.  Состояние здоровья здоров

22.  Состав семьи: мать, Ахматова Анна, 46, пенсионерка, Ленинград

 

подпись арестованного /Л. Гумилев/

 

1.  Особые внешние приметы: Палевой стороне на верхней губе родинка

2.  Кем и когда арестован: 23/Х-35 Орд№11324 от 22/Х 35 г.

3.  Особые замечания нет

4.  Где содержится ДПЗ

5.  За кем зачислен: за 4 отд. СПО

Подпись сотрудника, заполнившего анкету 24/Х 1935 г. /подпись/

 

ПРИМЕЧАНИЕ I: Анкета заполняется четко и разборчивого со слов арестованного и проверяется документальными данными.

ПРИМЕЧАНИЕ 2: Анкетные данные должны быть проверены в процессе следствия и отражены в обвинительном заключении или заключительном постановлении по делу.

 

(Л. 5)

ДПЗ УНКВД по ЛО

ст. 58-10-11

АНКЕТА АРЕСТОВАННОГО

 

Вопросы Ответы

1.  Фамилия Лунин

2.  Имя и отчество Николай Николаевич

3.  Год и место рождения,

4.  область, край: родился 16 ноября 1888 г. /47л./ Финляндия, г.Генсенфорс

5.  Постоянное место жительства /адрес/ г. Ленинград, ул. Фонтанка д. 34 кв. 44

5.  Место службы и должность

или род занятий: Всероссийская Академия Художеств, профессор

6.  Профессия и профессиональная

принадлежность, № билета Историк искусства Союза Рабис билет № 2

7.  Имущественное положение в момент ареста:/перечислить подробно недвижимое и движимое имущество: постройки, сложные и простые с.-х. орудия, количество обрабатываемой земли, количество скота, лошадей и проч., сумма налога с.-х. и индивидуального. Если колхозник, то указать имущественное положение до вступления в колхоз, время вступления в колхоз/ имущества нет

8.  То же до 1929 года: тоже

9.  То же до 1917 года тоже

10.  Социальное положение в момент ареста: служащий с 1913 г., до этого учащийся

11.  Служба в царской армии и чин: нет

12.  Служба в белой армии и чин: нет

(Л. 24 об.)

13. Служба в Красной армии: а/ срок службы.

б/ воинская категория нет

14. Социальное происхождение из мещан

 

15.  Политическое прошлое: нет

16.  Национальность и гражданство русский СССР

17.  Партийная принадлежность, с какого времени и № билета не был

18.  Образование /указать точно, что окончил/: Университет в Ленинграде

19.  Категория воинского учета невоеннообязанный

20.  Состоял ли под судом и следствием: нет

21.  Состояние здоровья: больной сердцем

22.  Состав семьи /перечислить отца, мать, сестер и братьев, сыновей и дочерей, их ФИО место служба и должность, род занятий и адрес/

брат Лунин Александр, 45 лет. Механический техникум, зав. учебной частью, Фонтанка, дом не знает, брат Лунин Лев, в Красной Армии, г. Ленинград ул. Халтурина дом ?, кв. 2, жена Ахматова Анна, домохозяйка, дочь Лунина Ирина учится, они проживают: ул. Фонтанка д. 34, кв. 44.

 

Подпись арестованного /Лунин/

 

1.  Особые приметы нет

2.  Кем и когда арестован: ордер № 11328 от 22/X — 35 г.

3.  Особых замечаний нет

4.  Где содержится ДПЗ

5.  За кем зачислен за 4 отд. СПО

Подпись сотрудника, заполнявшего анкету: /подпись/

24/Х 1935 г.

 

ПРИМЕЧАНИЕ I: Анкета заполняется четко и разборчивого со слов арестованного и проверяется документальными данными.

ПРИМЕЧАНИЕ 2: Анкетные данные должны быть проверены в процессе следствия и отражены в обвинительном заключении или заключительном постановлении по делу.

—————

 

(Л. 25)

СССР

Народный Комиссариат

Внутренних Дел

Управление Государственной

Безопасности

 

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

1935 года октября месяца 24 дня.

 

Я, начальник 4 отделения СПО Штукатуров допросил в качестве

1.  Фамилия: Гумилев

2.  Имя и отчество: Лев Николаевич

3.  Дата рождения: 1912 год

4.  Место рождения: гор. Детское село Ленинградской области

5.  Место жительства: набережная реки Фонтанка д. 34 кв. 44

6.  Национальность и гражданство: русский СССР

7.  Паспорт

8.  Род занятий: студент II курса истфака ЛГУ

9.  Социальное происхождение: сын личного дворянина

10. Социальное положение /род занятий и имущественное положение/

а/ до революции:

б/ после революции: учился

11. Состав семьи: холост

 

(Л. 25 об.)

12.  Образование /общее и специальное/: студент II курса истфака ЛГУ

13.  Партийность: б/п

14.  Каким репрессиям подвергался:

а/ до революции

б/ после революции: арестовывался с 10 по 19/ХП1933 года

был освобожден без предъявления обвинения.

15.  Какие имеет награды: нет

16.  Категория воинского учета запаса и где состоит: проходил высшую вневойсковую подготовку в ЛГУ.

17. Служба в Красной Армии нет

 

18.  Служба в белых и других к/р армиях нет

19.  Участие в бандах, к/р организациях и восстаниях: нет

20.  Сведения об общественно политической деятельности: не участвовал

 

(Л. 26)

Вопрос: Следствию известно, что Вы являетесь участником к/р формирования из молодежи. Подтверждаете ли Вы это?

Ответ: Нет, не подтверждаю.

В.: Назовите лиц, бывавших у Вас дома?

О.: У меня дома бывали только два человека Борин Аркадий Петрович и Поляков Игорь Владимирович, это мои товарищи по историческому факультету Университета. Оба бывали во второй половине учебного года. С Малаховым Валерием и Заленским Олегом у меня было знакомство в начале учебного года и закончилось оно в период зимних каникул. Все они были приняты у нас в семье, знакомы с моей матерью и Луниным Ник. Ник.

В.: В каких взаимоотношениях указанные лица были с Луниным?

О.: На шахматной почве Борин был ближе к Лунину чем Олег Заленский и Валерий Махаев и менее близок был к Лунину Поляков.

В.: Где и когда Вы познакомились с Заленским и Махаевым?

О.: С Заленским я познакомился у моих знакомых

 

Подпись: Л. Гумилев

 

(Л. 26 об.)

Станюковичей году в 1933, а с Махаевым познакомился через Заленского.

В.: Назовите Ваших товарищей и по Университету и вне Университета?

О.: По Университету у меня товарищеские отношения с Егоровым Василием и Резиным Михаилом, а вне Университета я знаком только с гр. Бекман Аксель Федоровичем. Кроме указанных лиц у меня товарищей нет.

Протокол читал записано с моих слов верно /подпись/ Л. Гумилев

Допросил нач. 4 отд. СПО В. Штукатуров /подпись/

—————

 

(Л.6-17)

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

произведен зам. нач. СПО УТБ Коркиным и нач. 4 отд. СПО Щтукатуровым

от 24 октября 1935 г,

 

Лунин Николай Николаевич. 1888 г, рождения, уроженец г. Гелъсингфорс проживает: Ленинград, набережная реки Фонтанки д. 34, кв. 44, русский, гражданин СССР, профессор Всероссийской Академии Художеств, из мещан, до и после революции служил в Городском Русском музее, жена /фактическая/ Ахматова Анна Андреевна, юридическая по документу Анна Евгеньевна Арене, дочь Ирина. Братья Лев Николаевич - на военной службе, Александр Николаевич — зав. учебной частью механического техникума. Образование высшее, беспартийный, арестовывался в 1921 году, под стражей был около 6 недель, обвинение не предъявлялось. У белых не служил.

Вопрос: Следствию известно о Вашей контрреволюционной деятельности, проводимой совместно с Гумилевым и другими. Что Вы можете показать по этому поводу?

Ответ: Никакой к/р деятельностью я не занимался, уже по одному тому, что я всем обязан Советской власти. Что касается моих отношений с Гумилевым, то надо сказать, он является сыном моей второй жены, поэтому все мои отношения с Гумилевым складываются на этой семейной основе.

Вел ли какую к/р деятельность Гумилев, конкретных фактов в этом направлении мне не известно. Что касается политических настроений Гумилева, то мне известно, что он беседуя неоднократно высказывал симпатии принципам монархизма. Надо отметить, что высказывания эти не носили систематического характера.

В.: Вы даете неправильные показания. Следствию известно, что Вы пропагандировали террористические настроения. Подтверждаете ли Вы это?

О.: Нет, не подтверждаю, но вместе с тем у меня по ряду вопросов действительно сложилось отрицательное отношение к руководству ВКП/б/ в лице Сталина, которое нашло свое отражение в резких вы-

 

сказываниях по адресу Сталина. Кроме этого, был такой слугай, приблизительно в мае месяце, я в кругу близких Ахматовой и Гумилева и знакомых Барина и Аникеевой показывая автоматический спуск для фотоаппарата, я говорил в шутливой форме, намекая на возможность покушения на жизнь Сталина путем взрыва «вот ходит наш друг Иосиф, ничего не подозревая, машинка заканчивает свой круг и летит наш Иосиф ко всем чертям». Борин меня спросил действительно ли возможен такой случай. Я ответил в том же тоне: «Да, конечно, возможен».

В.: Вы приводите один факт Вашего прямого террористического высказывания, между тем следствию известно, что Вы неоднократно участвовали в чтении к/р произведений, где также культивировалась ненависть и террористические настроения против руководства ВКП(б). Подтверждаете ли Вы это?

 

(Л. 10)

О.: Да, я подтверждаю, у меня дома действительно неоднократно читались к/р произведения Мандельштама, например против Сталина. Стихи эти осуждались, все мы признали, что написаны они политически остро, ярко контрреволюционны. Когда речь шла о форме стихов, я помню говорил, что отдельные места стихов мне не нравятся. Читались стихи у нас Анной Андреевной Ахматовой в присутствии, кажется, Гинзбург Лидии Яковлевны и Аникеевой. Вероятно весной 1935 года (точно времени не помню). Гумилев мне читал стихи «И плакала Экабатана», точного содержания их я не помню,

Признаю, что стихи Мандельштама являются ярко контрреволюционными. Они воспитывают нелюбовь к Сталину, однако прямых разговоров террористического порядка при чтении стихов у нас не было.

Протокол читал, записано с моих слов верно: _ /подпись/ Лунин

Допросил зам. нач. СПО УГБ Коркин________ /подпись/

Начальник 4-ого отд. СПО Штукатуров_______ /подпись/

 

(Л. 6-17)

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

Лунина Николая Николаевича от 25 октября 1935 г.

 

В.: 24/10 Вы показали, что Гумилев «высказывал симпатии монархизму». Расскажите где, когда и по какому поводу к/р высказывания Гумилева имели место и кто при этом присутствовал?

О.: Я подтверждаю свои показания о том, что Гумилев является выраженным антисоветским человеком. Антисоветские разговоры его я слушал только у себя дома, велись же они постоянно. Мне трудно вспомнить когда и что говорил Гумилев, но общее содержание его к/р высказываний сводилось к необходимости смены советского строя и замены его монархией. Гумилев свои настроения пытался подкрепить ссылкой на историю, указывая, что «все революции кончались реставрацией буржуазного строя». О монархии он говорил примерно следующее: «Старая монархия себя дискредитировала, поэтому на её представителей рассчитывать нечего. Новое поколение даст людей, которые смогут осуществить смену Советской власти и осуществить принципы монархизма на новых началах». Причем эта монархия, по мнению Гумилева, должна будет носить черты древней монархии.

Гумилев всегда высказывал презрительное отношение к массам, он говорил, что считаться с ними нечего. Массы примут любой режим.

Гумилев говорил также, что надо выработать систему взглядов, а когда это будет сделано, осуществители этих взглядов придут. Кого он под этим имел в виду, я не знаю.

При всех этих к/р разговорах в разное время присутствовали и участвовали: Махаев Валентин, Олег — фамилии не знаю, позже Борин.

В.: Кто из этих лиц поддерживал Гумилева?

О.: В смысле необходимости смены Советской власти наиболее активно поддерживал Гумилева Валентин Махаев, затем Борин. Олег же был пассивнее в этих разговорах.

Махаев в беседе лично со мной/в связи с формациями/утверждал, что без свободной инициативы хозяйство не может расти и развиваться.

 

В.: Какое участие принимал Гумилев в обсуждении к/р произведений Мандельштама неоднократно читавшихся у Вас ?

О.: К читавшимся у нас произведениям (к/р) Мандельштама Гумилев относился очень одобрительно, он говорил, что стихи Мандельштама, направленные против Сталина — остро, активно и совершенно правильно отражают действительное положение.

В.: Что Вам известно о связях Гумилева?

О.: Кроме Махаева, Олега и Барина Гумилев был близко знаком с Бекман Аксель, знаком с Поляковым и помню называлась фамилия Козмичева, но он у нас не был. Бекман и Поляков бывали и у нас.

Протокол мною прочитан и записан правильно /подпись/ Лунин

Допросили: Зам. нач. СПО Коркин

Нач. 4 отд. СПО Штукатуров /подписи/

—————

 

(Л. 28)

(Текст на л. 27 такой же. - А. К.)

 

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

Гр. Гумилева Льва Николаевича от 25 октября 1935 года

 

В.: Следствие располагает данными о том, что Вы вели к/р деятельность. Что Вы можете показать об этом?

О.: Я утверждаю, что никакой к/р деятельности не вел.

В.: Следствию точно известно, что Вы обсуждали вопросы борьбы с Советской властью. Подтверждаете ли Вы это?

О.: В разговорах о возможностях борьбы с Советской властью я всегда держался точки зрения, что в условиях Советской власти бороться против неё невозможно.

В.: С кем у Вас был такой разговор?

О.: Такой разговор о возможностях борьбы против Советской власти был у меня с Бориным и Поляковым и с моей матерью дома.

 

В.: По какому поводу у Вас возникал такой разговор?

О.: При сравнении гнилой царской власти с властью крепкой, какой является Советская власть, мы говорили, что в условиях Советской власти бороться с ней невозможно.

В.: Вы говорите неправду, следствию точно известно, что Вы стоите на точке зрения необходимости восстановления дворянского строя в России и в этом направлении вели работу. Вы подтверждаете это?

О.: На точке зрения необходимости восстановления дворянского строя я не стою и никакую работу в этом направлении я не вел.

В.: Вы еще раз говорите неправду. Я Вам зачитываю показании гр. Лунина по этому вопросу. «Гумилев является выраженным антисоветским человеком. Общее содержание его к/р высказываний сводилось к необходимости смены Советского строя и замены его монархией». Следствие от Вас требует правдивых показаний?

О.: Показания Лунина подтверждаю. Действительно такие к/р разговоры имели место, подробные показания по существу их я дам дополнительно. Мои показания о том, что я не вел никакой к/р деятельности неправильны.

Протокол читал, записан с моих слов верно Л. Гумилев

Допросили: Зам. нач. СПО Коркин

Нач. 4 отд. СПО Штукатуров

—————

 

(Л. 30)

(Текст на л. 29 такой же. - А. К.)

 

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

гр. Гумилева Льва Николаевича от 26 октября 1935 года

 

В.: Следствие располагает данными, что Вы также как и Лунин пропагандировали террористические формы борьбы с Советской властью. Что Вы можете показать по этому поводу?

 

О.; Я действительно стоял на точке зрения необходимости борьбы с Советским строем и замены его другим строем, строем, основанном на идеалистическом мировоззрении. Идеалом такого строя мне казался строй типа древней монархии.

В поисках форм, которыми можно было бы бороться с советской властью, я действительно выяснял приемлемость борьбы с большевиками путем террора.

В.: Вы обращались к кому-нибудь за разъяснениями или советом по этому поводу?

О.: Читая биографию САВИНКОВА, и допрос его на суде после ареста, я обратил внимание на то, как много внимания уделяла его организация вопросам террора.. Но в то же время у меня не было уверенности в эффективности способа борьбы террором, кроме того, мне казался этот способ неэтичным, поэтому я обратился за советом к Барину и Лунину,

В.: Какой же Вы получили от них ответ?

О.: Борин и Лунин в разговоре со мной отнеслись отрицательно к террору и колебания мои еще более укрепились. И таким образом на точке зрения террора я не стоял и террористических форм борьбы не пропагандировал.

В.: Вы даете неправильные показания, следствию известно, что Вы одобряли убийство С. М. Кирова?

О.: Я это отрицаю.

В.: Следствию известно, что на сборищах у Вас дома при Вашем прямом участии культивировалась ненависть и тернастроения по адресу руководства ВКП/б/. Что Вы можете показать по этому поводу?

О.: Отношение к руководству ВКП/б/в лице Сталина у нас дома было не одинаковым. Лунин тот действительно выражал злобу по адресу Сталина при этом допуская явно террористические выпады против него. В декабре 1934 года когда С. А. Толстая разговаривала с моей матерью, осуждая бессмысленный поступок убийцы Николаева. Лунин вдруг заявил на это: «Убивали и убивать будем». Позже весной 1935 года Лунин в присутствии меня, моей матери Ахматовой и посторонних Барина и Аникеевой изображал как бы он взорвал Сталина, взяв автоматический спуск от Фотоаппарата и заводя его Лунин показывал: «Вот идет

 

наш дорогой Иосиф ничего не подозревая, вдруг машинка "пшик" и нет нашего Иосифа». Но я утверждаю, что это результат взбалмошности характера Лунина и говорилось это в нетрезвом состоянии и никаких конкретных политических целей эти выпады не имели. Моя мать Ахматова

 

(Л. 31)

настроений Лунина в отношении руководства ВКП/б/ не разделяла. Я тоже какого-либо специфического отношения к Сталину не имел.

В.: Вы говорите неправду следствию известно, что Вы являлись автором к/р произведения «Экабатана», направленного против руководства ВКП/б/. Подтверждаете ли Вы это?

О.: Па я подтверждаю я действительно являюсь автором к/р произведения «Экабатана, но к/р вообще и не направлено лично против Сталина.

В.: Расскажите содержание «Экабатаны»?

О.: В этом произведении говорится о том, что сатрап города Эгбатаны Горпаг умирает, но жители не хотят оплакивать его смерть, великий царь велел выставить тело Горпага на показ, но и тогда жители не плакали. Тогда велел царь казнить сто граждан и после этого весь город плакал.

Протокол читал записан с моих слов правильно /подпись/Л. Гумилев

Допросил нач. 4 отд. СПО Штукатуров /подпись/

—————

 

(Л. 33)

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

гр. Гумилева Льва Николаевича от 27/Х 35 г.

 

В.: Вы продолжаете давать противоречивые и неверные показания о своей к/р деятельности. Следствию точно известно, что Вы обсуждали применение крайних средств борьбы против Советской власти. Подтверждаете ли Вы это?

 

О.: Да, подтверждаю я действительно обсуждал в различное время со своими единомышленниками вопрос возможности применения террора в борьбе за свержение Советской власти.

В.: Расскажите, когда и с кем обсуждались вопросы о применении террора против руководства Советской власти?

О.: На сборищах, которые бывали у нас дома разговор переходящий на политические темы принимал острый характер и по инициативе Лунина переходил наличность Сталина. Лунин часто выражал злобу и террористические настроения против Сталина. Так Лунин сам мне рассказывал «во время разговора» моей матери с С. А. Толстой (был у них разговор в связи с убийством Кирова) не знаю почему Лунин вдруг заявил «убивали и убивать будем». Весной 1935 года Лунин в присутствии меня, моей матери Ахматовой и Барина с Аникиевой изображал как бы он взорвал Сталина. Взяв автоматический спуск от фотоаппарата и заведя его Лунин показал «вот идет наш дорогой Иосиф, ничего не подозревая, вдруг машинка "пшик" и нет нашего Иосифа».

В тот же вечер после того как Лунин изобразил взрыв Сталина я читал собравшимся к/р произведение, направленное против Сталина Осипа Мандельштама и свое собственное произведение к/р характера «Экабатана», в котором я аллегорически выводил убитого Кирова и Сталина. Не помню при ком из посторонних кроме Барина и Аникиевой читалось произведение Мандельштама, но в семейной обстановке когда дома бывали я, моя мать Ахматова и Лунин, произведения Мандельштама, написанные против Сталина читались неоднократно.

Зимой 1934 года к/р произведение

Слова: «было это кажется в декабре 1934 года» зачеркнуто мной, вставка «во время разговора» сделана мной и «разговаривала» зачеркнуто мной.

Л. Гумилев

 

(Л. 33 об.)

Мандельштама я читал в очень нетрезвом виде Махаеву, и помнит ли он это, я не знаю, так как он был пьян не менее меня.

В.: Как Вы и Ваши единомышленники реагировали на гнусное убийство С. М. Кирова?

 

О.: Убийство Кирова у нас не вызвало сожаления, а вызвало лишь беспокойство, так как сразу стали предполагать что нагнутся репрессии.

В.: Вы говорите неправду, из показаний Лунина Нам известно, что Вы одобрительно отнеслись к убийству Кирова. Что Вы можете показать по этому поводу?

О.: Кроме тех показаний, которые я дал по этому вопросу выше показать ничего не могу.

В.: Кем, когда и как ставился вопрос практически о применении террора, для борьбы против Советской власти?

О.: Я к террору отношусь отрицательно, и в моем присутствии вопрос практически о применении террора не ставился.

В.: Вы снова не даете правильных показаний, следствию точно известно, что Вы проводили прямую вербовку на совершение террористических актов?

О.: Я это отрицаю.

В.: Вам зачитываются показания обвиняемого Полякова: «Однажды, придя ко мне в общежитие, Гумилев заявил мне, что ему нужно со мной очень серьезно переговорить. В Летнем Саду между нами произошел такой разговор. Обращаясь ко мне, Лев заявил: «Докажи делом, что ты мне не изменишь», мне нужно, чтобы ты доказал мне свою преданность делом — «Убей Лапина, Лапин — предатель». На мое возражение Гумилев отвечал, «Ну, если не Лапина, так убей милиционера, но сделай такое дело, чтобы я был уверен в тебе, чтобы ты был в моих руках».

Это Вы подтверждаете?

О.: Нет, не подтверждаю.

Вам дается очная ставка с Поляковым.

После признания личного знакомства обвиняемые показали:

В. Полякову: Расскажите об обстоятельствах и содержании разговора, в котором Гумилев делал Вам предложение убить Лапина или милиционера?

О.: Такой разговор с Гумилевым у меня был действительно. Между 18 и 13 июня 1935 года. Гумилев пришел ко мне в общежитие. Пробыв там около часу, он пошел домой и попросил проводить его. Зашли в

 

/подпись/ И. Поляков

 

(Л. 34)

Летний сад и там после частных разговоров Гумилев сделал мне предложение убить Лапина как предателя. После моего отказа он сказал: «Убей милиционера». Это предложение Гумилев сопровождал следующим: «Ты должен убить кого-нибудь, чтобы быть в моих руках и после этого я могу сообщить тебе еще то, чего до сих пор не говорил». Тут же в разговоре Гумилевым было сказано, что допустим свержение советской власти нам не организовать, но напакостить мы можем много. Расстались мы на том, что Гумилев свое предложение о совершении убийства еще предложил мне обдумать.

В. Гумилеву: Подтверждаете ли Вы данные показания?

О.: Да, показания Полякова подтверждаю, но я хочу уточнить, что основным мотивом моего предложения было требование к Полякову, чтобы он доказал свою преданность мне.

В. Полякову: Подтверждаете ли Вы эту часть показаний Гумилева?

О.: Да, я подтверждаю что основное, что требовал от меня Гумилев это чтобы я доказал свою преданность и в этой связи в частности стоял вопрос о возможности экспроприации средств путем ограбления.

 

На поставленные мне вопросы ответы с моих слов

записаны правильно: /подпись/ Поляков

На поставленные мне вопросы ответы с моих слов

записаны правильно: /подпись/ Л. Гумилев

 

В. Гумилеву: Расскажите, какую цель Вы преследовали, предлагая Полякову убить Лапина или милиционера?

О.: У меня была одна цель: связать накрепко Полякова с собой в расчете на то, что после выполнения моего требования Поляковым в его лице я буду иметь в своих руках надежного политического единомышленника.

В.: Что Вы намеревались сообщить Полякову после совершения им убийства и как Вы намеревались использовать Полякова?

О.: У меня не было определенной ясности

/подпись/ Л. Гумилев

 

(Л. 34 об.)

в том как я буду создавать к/р организацию, поэтому я думал получив гарантию в преданности со стороны Полякова вместе с ним выработать программу и тактику действий.

В.: Вы снова даете неправильные показания. Вы говорите, что ясности в Вашей к/р деятельности не было, между тем следствию известно, что и другим своим единомышленникам Вы высказывали террористические настроения. Подтверждаете ли Вы это?

О.: Весной 1935 года на квартире Барина в одной из бесед с ним, ссылаясь на террористическую деятельность эсеров при царизме, я действительно ставил вопрос о возможности применения террора, как метода борьбы с Советской властью. Но этот разговор не носил практических предложений, а был поставлен теоретически. Борин высказался по поводу терроризма отрицательно. Я с ним согласился.

По просьбе обвиняемого допрос прекращен. /подпись/Л. Гумилев

Допрос начат в 16 г. окончен в 23 г. 45 мин.

 

В.: Следствию известно, что Барину Вы неоднократно высказывали свои определенно выраженные террористические настроения. Подтверждаете ли Вы это?

О.: Я это отрицаю. Интересуясь возможностью использовать террор как средство борьбы с Советской властью, я действительно разговаривал на эту тему с Бориным, но повторяю, что разговор носил только теоретический характер и был решен в отрицательном смысле.

В.: Вам зачитываются показания Барина: «О Советском периоде он заявлял, что нет таких эпох в которые бы нельзя было бы героическим усилием изменить существующее положение». В другой раз Гумилев многозначительно заявил, что «есть еще дворяне, мечтающие о бомбах». Вы подтверждаете эти показания?

О.: Я говорил с Бориным о том

 

/подпись/ Л. Гумилев

 

(Л. 35)

что нет такой эпохи в которой нельзя было бы вести политической борьбы, разговора же о том, что героическим усилием можно изменить существующее положение у меня с Бориным не было. Говорил ли я о дворянах мечтающих о бомбах я не помню.

Вам дается очная ставка.

После признания личного знакомства обвиняемые показали:

В. Барину: Расскажите, когда и как именно говорил Вам Гумилев о возможности «изменить существующее положение героическим усилием» а также в связи с чем возник вопрос о бомбах?

О.: В многочисленных политических разговорах моих с Гумилевым мы часто спорили по вопросу о возможности изменения существующего строя. В одной из таких бесед Гумилев как бы в подтверждение своей мысли о том, что Советская власть может быть заменена, сказал: «героическим усилием этого можно добиться. 2/V-35 у меня на квартире также после спора Гумилев бросил фразу: «есть дворяне, которые еще думают о бомбах». Гумилев в этот раз был нетрезв. После этой фразы Гумилев из комнаты вышел и разговор был прекращен.

 

(Л. 35)

В. Гумилеву: Подтверждаете ли Вы показания Барина?

О.: Показания Барина отрицаю.

Мои ответы на поставленные мне вопросы

записаны правильно: /подпись/ Борин.

Мои ответы на поставленные мне вопросы

записаны правильно: /подпись/ Л. Гумилев

 

В. Барину: Гумилев показал следствию, что в разговоре с Вами он выяснял возможность применения террора как средства борьбы с Советской властью. Расскажите подробно, в каком направлении вел эти разговоры Гумилев?

О.: Такого разговора я не помню, существование такого разговора допускаю.

/подпись/ Борин

 

(Л. 35 об.)

В.: В показаниях Полякова, подтвержденных Вами на очной ставке с ним говорится, «свержение Советской власти нам не организовать, но напакостить мы можем». Как именно Вы имели в виду напакостить Советскому Союзу?

О.: Плана действий у меня не было и я намеревался выработать его с Бориным и Поляковым.

В.: Вы снова даете неправильные показания. Следствием установлено, что Вы систематически обсуждали вопрос о возможности применения террора в борьбе против Советской власти, что Вы специально изучали литературу с изложением актов террора в дореволюционное время, что Вы вместе с вашими политическими единомышленниками читали и обсуждали к/р произведения, направленные на воспитание ненависти к руководству ВКП/б/, что Вы сами составляли произведения клевещущие на руководство ВКП/б/. Все это определяет линию и практику Вашей к/р деятельности. Что Вы на это скажете?

О.: Имея целью своей к/р деятельности смену Советского строя, практически же все сводилось лишь к выработке системы взглядов и к подбору надежных людей для создания к/р группы. Вопросы террора мы ставили и обсуждали лишь теоретически. Специальным изучением литературы по террору я не занимался и читал лишь то, что мне попадалось при изучении русской истории.

В.: Назовите всех, ваших политических единомышленников?

О.: Моими политическими единомышленниками, которые разделяли мои взгляды о необходимости смены Советской власти

 

(Л. 36)

были Борин, Поляков, Махаев. Свои к/р взгляды я излагал также перед Бекманом и Заленским. Последний со мной не согласился, а Бекман не спорил со мной, не возражал мне, но и активности в смысле поддержки моих взглядов не высказывал. А/с разговоры по отдельным мероприятиям я имел с художником Юрием Матвеевичем Кузьмичевым и студентом Лапиным, Последний высказывал антисемитские настроения, но я ему о своих взглядах ничего не говорил. Кузмичев имел несоветские суждения только по отдельным мероприятиям, главным образом по вопросам искусства.

 

В.: В одной из бесед с Бориным, обещая посвятить его в существо Вашей к/р деятельности, Вы заявили ему, что предварительно посоветуетесь с «кое с кем».

С кем именно Вы должны были советоваться?

О.: Разговор такой действительно был, но этой отговоркой я имел в виду отсрочить прямой разговор с Бориным об оформлении нашей к/р группы. Советоваться мне было не с кем.

В.: Перед отъездом Полякова из Ленинграда летом 1935 года Вы говорили ему, что в случае, если Вы будете арестованы, а Поляков — нет, то Поляков должен пойти к Вашей матери и она скажет, что делать Полякову дальше?

О.: Подтверждаю такой разговор действительно был. Давая такие указания Полякову я имел в виду, что когда он обратится к моей матери, она предупредит его, чтобы Поляков опасался Барина. Так как последний после ареста Аникиевой был у нас на подозрении. О моей к/р деятельности мать А. А. Ахматова не знала.

В.: Вы условились с Ахматовой о необходимости предупредить Полякова и почему не предупредили Полякова лично вместо того, чтобы адресовать его к Ахматовой?

О.: О необходимости предупредить Полякова я с Ахматовой не уславливался. Не предупредил лично Полякова потому, что не был уверен в своих подозрениях против Барина,

В.: Вы говорите, что Ахматова не знала о Вашей к/р деятельности и что Вы не уславливались с ней о необходимости предупредить Полякова о подозрении в отношении Барина. Непонятно на каком же основании Вы направили Полякова к Ахматовой?

О.: Вношу поправку в мои показания, Ахматова знала о к/р настроениях Полякова, я лично рассказал ей о том, что он в разговорах со мной развивал к/р идеи. Но я не уславливался с ней о том, что к ней придет Поляков. Больше по этому поводу я ничего не могу сказать.

Протокол читал, записан с моих слов правильно: Л. Гумилев

Допрос начат в 18 г. 05 мин и окончен в 22 г. 55 мин

Допросили: Зам. нач. СПО Коркин и

нач. 4 отд. СПО Штукатуров

 

(Л. 32)

При осмотре п/с Гумилева Льва Николаевым 23 лет - 28/Х 35г. в 19 г. 15 мин — вполне вменяем, со стороны легких и сердца особых уклонений нет, отмечается незначительная тахикардия (угощение сердечной деятельности).

Быть на допросе может.

Дежурный враг ДПЗ: /подпись/ Могунова

28/Х 35 г.

—————

 

(Л. 15)

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

Лунина Николая Николаевича от 30/Х-35 г.

 

В.: Назовите лиц, которые слышали от Вас и от Ахматовой к/р произведения Мандельштама?

О.: В точности я не могу вспомнить, при ком читались стихи Мандельштама, направленные против Сталина. Читала их Анна Андреевна Ахматова после своего возвращения из Москвы совпавшего с арестом Мандельштама, читала она их раза два или три, когда были я, Гумилев и сама Ахматова, читала их при Гинзбург. Других случаев я не помню.

В.: Следствию известно, что Вашу квартиру посещали лица а/с настроенные, занимающиеся сочинением произведений а/с характера и консультирующиеся у Ахматовой. Что Вы можете показать по этому поводу?

О.: Мне известно, что Ахматову посещали как мужчины так и женщины с просьбой дать оценку их стихам. О лицах, настроенных а/с и посещавших нашу квартиру мне ничего не известно. Стихи а/с характера приносил Лебедь Владимир Иванович (не точно) сын профессора. Попал к Ахматовой Лебедь через меня и читал а/с стихи на церковно-религиозные темы. Петровых читала стихи романтическо-мистического характера.

В.: Знаете ли Вы инженера Ленгаза Ордынец Эдуарда Николаевича?

О.: Нет, не знаю, фамилию эту слышу впервые.

Протокол мною прочитан и записан правильно: /подпись/ Пунин

Допросили: Зам. нач. СПО Коркин и нач. 4 отд. СПО Штукатуров /подписи/

 

(Л. 15)

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

гр. Лунина Николая Николаевича от 31/Х-35 года

 

В.: На допросе 24-30 октября Вы дали противоречивые и неверные показания о своей преступной деятельности. Расскажите подробнее о Вашей к/р деятельности?

О.: Никаких противоречий в своих предыдущих показаниях я не нахожу. Моя к/р деятельность выражалась в том, что я осуждал отдельные мероприятия Советской власти в области искусства, а также отдельные мероприятия Советского Правительства вообще.

В декабре 1934 года в связи с мероприятиями Правительства, проводившимися в ответ на убийство С. М. Кирова (я сюда не отношу расстрел Николаева) мои настроения недовольства к Советской Власти переросли в злобу и террористические настроения против Сталина.

В декабре 1934 года у меня дома была С. А. Толстая, которая в

 

(Л. 16)

разговоре с моей женой Ахматовой осуждала убийцу Николаева, а вместе с ним и весь Ленинград, допустивший это убийство. Я сосчитал это за ханжеские высказывания и возмущенно заявил ей «убивали и убивать будем». Свои террористические настроения по адресу руководства ВКП/б/ я высказывал открыто в присутствии посещавших мой дом.

В мае месяце 1935 года в присутствии Барина и Аникеевых я клеветнически оскорблял Сталина, используя для этого его портрет. В тот же вечер я с автоматическим спуском от фотоаппарата в руках образно изображал как бы я взорвал Сталина. А после этого по моей инициативе Гумилев прочитал к/р произведение Мандельштама, направленное против Сталина и свое

 

(Л. 16 об.)

собственное произведение «Экабатана» к/р пасквиль на руководство ВКП/б/написанное Гумилевым в связи с убийством Кирова. Я уже пока-

 

зывал, что Гумилев стоит на точке зрения необходимости активной борьбы с Советской властью за установление другого строя в России. Гумилев свою точку зрения в моем присутствии неоднократно развивал перед своими товарищами Бориным, Махаевам и Заленским.

В.: Вам зачитываются показания Гумилева: «На сборищах, которые бывали у нас дома разговор на политические темы принимал острый характер и по инициативе Лунина переходил на личность Сталина. Лунин часто выражал злобу и террористические настроения против Сталина. Вы признаете, что террористические настроения Гумилева и других инспирировались Вами?

О.: Показания Гумилева я подтверждаю. Я признаю, что мои постоянные разговоры с Гумилевым и другими, направленные против Сталина, воспитывали террористические настроения Гумилева и других моих собеседников. Исходя из моих убеждений о необходимости изменения существующей линии Советской власти, я считал радикальным средством — насильственное устранение Сталина.

В.: Вы признаете Ваше участие в к/р группе?

О.: Да, мое участие в к/р группе я подтверждаю.

В.: Назовите участников к/р группы?

О.: Кроме меня, Ахматовой и Гумилева мне известен Борин, Махаев, Поляков и Олег (фамилии не знаю). Думаю, что в к/р деятельность группы посвящены Гумилевым — Бекман и Волков.

 

(Л. 17)

В.: Расскажите известные Вам факты, характеризующие к/р деятельность каждого из участников группы?

О.: Все участники группы стояли на точке зрения необходимости борьбы против Советской Власти. Наиболее активным был Гумилев, о нем я уже давал показания.

А. А. Ахматова, так же как и другие участники группы полностью разделяла мою точку зрения на необходимость устранения Сталина. В многочисленных беседах со мной и другими она высказывала по различным вопросам (религия, литература, выселение «бывших» и др.) свою антисоветскую точку зрения.

Конкретных фактов из к/р высказываний Барина и Махаева я не помню, но общее содержание их было резко а/с. Помню, что считая необхо-

 

димым бороться против Советской Власти Борин и Махаев и особенно Борин не соглашались с Гумилевым об установлении в будущем монархии.

Протокол мною прочитан и записан правильно: /подпись/Лунин

Допрос начат в 18 ч. 30 мин окончен в 0 ч. 10 мин

Допросили: Зам. нач. СПО: /подпись/ Коркин

Нач 4 отд. СПО /подпись/ Штукатуров

—————

 

(Л. 37)

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

гр. Гумилева Льва Николаевича от 2/ XI 35 года

 

В.: У Вас при обыске изъята открытка из Казахстана от Цурикова, расскажите следствию кто этот Цуриков и где Вы с ним познакомились?

О.: С Цуриковым я познакомился у Бекмана зимой 1935 года. Насколько мне известно, Цуриков приятель Бекмана. В день моего знакомства у Бекмана там были Заленский, Асе и двоюродный брат Бекмана, фамилии которого я не знаю. Политических разговоров в этот вечер у Бекмана не было. Цуриков как дворянин выслан из Ленинграда весной 1933 года. До высылки он учился в каком-то морском училище, чтобы стать штурманом. Некоторые вещи Цурикова (книги, словарь энциклопедический и деревянный ларь с коллекцией вышивок) после его высылки хранятся у меня дома.

Записано верно с моих слов /подпись/ Л. Гумилев

 

(Л. 39)

Стихи Мандельштама о Сталине, которые я помню. Записано по приказанию следователя.

Мы живем под собою не чуя страны

Наши речи за десять шагов не слышны

И где хватит на пол-разговорца

Там припомнят Кремлевского горца.

 

Его пальцы........... жирны

И слова как пудовые гири верны

................... смеются глазища

И сияют его голенища.

А за ним вороха (каких-то) вождей,

Окруженный десятками полулюдей

Кто мяучит, кто плачет, кто хнычет,

Он один лишь бабачит и тычет.

Как подкову дарит за указом указ,

Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.

(Забытые слова заменены точками.)

—————

 

Ознакомившись с протоколами допросов, невольно обращаешь внимание на то, что, отвечая на поставленные вопросы, подследственные использовали словосочетания, направленные против них самих. Так, например: «Я действительно являюсь автором контрреволюционного произведения...» «Свои террористические настроения я высказывал открыто в присутствии посещавших мой дом», «...я клеветнически оскорблял Сталина...» и т. д. Разумеется, это выглядит так потому, что текст протокола составлялся следователем, и он использовал выражения, удобные и выгодные для него самого. Отказаться подписать такой текст было, в принципе, можно, но к каким последствиям это могло привести, можно только догадываться. Подследственные были полностью в руках следственных органов.

Кроме того, следователь из всех сведений, которые он получал на допросе, заносил в протокол то, что ему было нужно, оставляя без регистрации, возможно, многое из того, что свидетельствовало о невиновности подследственного. За это говорит то, что часто в результате длительного допроса появлялся совсем небольшой протокол. Так, например, допрос Лунина 31 октября продолжался с 18 часов 30 минут до 0 часов 10 минут, т. е. почти шесть часов, а протокол допроса занимает всего полтора или два листа.

После того, как допрос заканчивался, материалы, по-видимому, поступали к более высокому начальству и там протоколы про-

 

сматривались вновь и на полях делались отметки красным карандашом. Также красным карандашом подчеркивались места, представлявшие, по-видимому, для следственных органов особый интерес. Однако, возможно, это отметки делал сам следователь, просматривая протоколы после допросов.

В нашем тексте, приведенном выше, в протоколах эти места подчеркнуты тоже. Тем не менее, нам представилось целесообразным собрать эти места вместе и посмотреть, что же больше всего интересовало следователей. Ниже приводятся эти выдержки из протоколов, а в скобках сокращенно указано имя того, кого допрашивали. Например, (П) — Пунин и (Г) — Гумилев. Эти выдержки расположены в хронологическом порядке.

 

О.: Что касается политических настроений Гумилева, то мне известно, что он, беседуя, неоднократно высказывал симпатии принципам монархизма (П).

О.: Мне трудно вспомнить когда и что говорил Гумилев, но общее содержание его к/р высказываний сводилось к необходимости смены советского строя и замены его монархией (П).

О.: Я действительно стоял на точке зрения необходимости борьбы с Советским строем и замены его другим строем, строем, основанном на идеалистическом мировоззрении. Идеалом такого строя мне казался строй типа древней монархии (Г).

О.: Отношение к руководству ВКП/б/в лице Сталина у нас дома было не одинаковым. Пунин тот действительно часто выражал злобу по адресу Сталина при этом допуская явно террористические выпады против него. В декабре 1934 года когда С. А. Толстая разговаривала с моей матерью, осуждая бессмысленный поступок убийцы Николаева, Пунин вдруг заявил на это: «Убивали и убивать будем». Позже весной 1935 года Пунин в присутствии меня, моей матери Ахматовой и посторонних Барина и Аникеевой изображал как бы он взорвал Сталина, взяв автоматический спуск от фотоаппарата и заводя его Пунин показывал: «Вот идет наш дорогой Иосиф, ничего не подозревая, вдруг машинка "пшик" и нет нашего Иосифа». Но я утверждаю, что это результат взбалмошности характера Пунина и говорилось это в нетрезвом состоянии (Г).

 

О.: Да я подтверждаю я действительно являюсь автором к/р произведения «Экабатана», но к/р вообще и не направлено лично против Сталина (Г).

О.: Лунин часто выражал злобу и террористические настроения против Сталина. Так Пунш сам мне рассказывал «во время разговора» моей матери с С. А. Толстой (был у них разговор в связи с убийством Кирова) не знаю почему Лунин вдруг заявил «убивали и убивать будем». Весной 1935 года Пунш в присутствии меня, моей матери Ахматовой и Борина с Аникиевой изображал как бы он взорвал Сталина. Взяв автоматический спуск от фотоаппарата и заведя его Пунин показал «вот идет наш дорогой Иосиф, ничего не подозревая, вдруг машинка "пшик" и нет нашего Иосифа» (Г).

О.: Так как последний (Борин) после ареста Аникиевой был у нас на подозрении. О моей к/р деятельности мать А. А. Ахматова не знала (Г).

О.: Моя к/р деятельность выражалась в том, что я осуждал отдельные мероприятия Советской власти в области искусства, а также отдельные мероприятия Советского Правительства вообще (П).

О.: В декабре 1934 года у меня дома была С. А. Толстая, которая в разговоре с моей женой Ахматовой осуждала убийцу Николаева, а вместе с ним и весь Ленинград, допустивший это убийство. Я сосчитал это за ханжеские высказывания и возмущенно заявил ей «убивали и убивать будем». Свои террористические настроения по адресу руководства ВКП/б/я высказывал открыто в присутствии посещавших мой дом (П).

О.: В мае месяце 1935 года в присутствии Борина и Аникеевых я клеветнически оскорблял Сталина используя для этого его портрет. В тот же вечер я с автоматическим спуском от фотоаппарата в руках образно изображал как бы я взорвал Сталина. А после этого по моей инициативе Гумилев прочитал к/р произведение Мандельштама, направленное против Сталина и свое собственное произведение «Экабатана» к/р пасквиль на руководство ВКП/б/написанное Гумилевым в связи с убийством Кирова (П).

В.: Вам зачитываются показания Гумилева: «На сборищах, которые бывали у нас дома разговор на политические темы принимал

 

острый характер и по инициативе Лунина переходил на личность Сталина. Лунин часто выражал злобу и террористические настроения против Сталина». Вы признаете, что террористические настроения Гумилева и других инспирировались Вами?

О.: Показания Гумилева я подтверждаю. Я признаю, что мои постоянные разговоры с Гумилевым и другими, направленные против Сталина, воспитывали террористические настроения Гумилева и других моих собеседников (П).

О.: Думаю, что в к/р деятельность группы посвящены Гумилевым — Бекман и Волков (П).

О.: А. А. Ахматова, так же как и другие участники группы полностью разделяла мою точку зрения на необходимость устранения Сталина (П).

 

Отсюда следует, что главными пунктами обвинения Гумилева, которые представлялись важными для следствия, были: во-первых, то, что он хотел смены советского строя и замены его монархией и, во-вторых, то, что он сочинил контрреволюционные стихи «Экабатана», в которых он якобы пародировал реакцию граждан на смерть Кирова. Кроме того, он публично читал стихи Мандельштама, «направленные против Сталина».

Что касается Лунина, то здесь ситуация была значительно сложнее и значительно опаснее. Из протоколов допросов следует, что Николай Николаевич публично вел разговоры, в которых выражал злобу по адресу Сталина и «клеветнически» оскорблял его. Он проявлял также свои террористические настроения, заявляя после убийства Кирова «убивали и убивать будем», а также представляя с фотоаппаратом, как может погибнуть Сталин от террористического акта. Все это будто бы говорило о том, что террористические настроения у Лунина были, и теперь у следствия оставалось дело за малым — продемонстрировать, что он что-то делал для подготовки террористического акта (не так уж важно, что именно). Уместно напомнить, что закон, ускоряющий прохождение следственных дел о терроризме и исполнении смертных приговоров, был подписан 1 декабря 1934 года и его еще никто не отменил. Совершенно очевидно, что Николай Ни-

 

колаевич из-за своих необдуманных шуток оказался в крайне опасном, если не сказать, в безнадежном положении. Правда, в это время сталинский террор еще только начинался, и следователи прямых методов физического воздействия еще не применяли. Но, тем не менее, различные поступки Николая Николаевича можно было при желании истолковать как подготовку террористического акта.

Лев Николаевич Гумилев, пройдя через лагеря и тюрьмы, уже в 1990 году, в беседе с публицистом Л. Э. Варустиным (Аврора. 1990. № 11) рассказывал:

«В августе (оговорка? — А. К.) 1935 года меня снова арестовали. В Ленинграде нарастала травля талантливых ученых, студентов из интеллигентных семей. В число первых жертв с тремя студентами-историками попал и я. Тогда же был арестован и преподававший в университете Лунин. Все мы оказались в Большом доме, в новом здании областного управления НКВД на Литейном. Это огромное административное здание, построенное на месте Окружного суда, сожженного еще в дни февральской революции, недавно вошло в строй. Конечно, все арестованные были тут же объявлены членами антисоветской группы или организации (не знаю, как уж там точно нас квалифицировали). Правда, в это время никого не били, никого не мучили, просто задавали вопросы. Но так как в университетской среде разговоры велись, в том числе и на политические темы (анекдоты студенты друг другу рассказывали!), то следователям было о чем нас допрашивать...

...Следователи, как они ни изощрялись, не смогли получить от нас сколько-нибудь убедительных компрометирующих показаний. Переживаний, правда, тогда по молодости и «тюремной неопытности» было немало. Как всякий, нежданно-негаданно оказавшийся за решеткой, я плохо ночами спал. В камере на нарах я мучительно перебирал в памяти все обстоятельства своей жизни, стараясь обнаружить нить сюжета, которая могла объяснить мое нынешнее местопребывание. И тут неожиданно и, признаюсь, не без внутреннего содрогания я вспомнил, что Лунин недавно во

 

время маминого торжества в компании изрядно подвыпивших молодых людей рассказывал анекдот.

Анекдот как анекдот. Их ходило в ту пору немало. Но их рассказывали шепотом женам в постели, доверяли близким, хорошо проверенным людям. А тут громко, на людях. Неужели донос?

Спрашиваю (Л. Варустин. — А. К.), помнит ли сегодня Лев Николаевич этот анекдот?

— Помню, — отвечает Лев Николаевич и рассказывает, как накануне праздника Лунин привез домой самоспуск для фотоаппарата. Он заводился часовой пружиной. В ту пору это была техническая новинка, и Лунин решил продемонстрировать ее гостям. Самоспуск долго шипел. Лунин, мерно и величественно вышагивая по половицам, говорил: «Вот ходит наш друг Иосиф, ходит. Тут щелкнул аппаратчик». В такт этому звуку Лунин зажмурил глаза, резко провел ладонью себе по шее и прокомментировал этот жест: «Зарвался наш друг Иосиф, зарвался...». Никто после рассказанного не рассмеялся. Фотографироваться не стали. Лунину сказали: «Вы пьяны», — и насильно отправили спать...

Вполне возможно, что Лев Николаевич, объясняя причины ареста всей группы, прав. «В Ленинграде нарастала травля талантливых ученых, студентов из интеллигентных семей». Однако обращает на себя внимание последовательность арестов. 1 октября — арестовали Борина, и он рассказал, что Лунин делал с фотоаппаратом. 10 октября арестовали Полякова. Он рассказал, что Гумилев уговаривал его убить Лапина или милиционера. Затем, 23 октября арестовали Гумилева и Лунина, причем решение об аресте Гумилева было принято раньше, чем решение об аресте Лунина. Создается впечатление, что последовательность арестов не была случайной, и вся их цепь была направлена против Лунина, а, может быть, и против кого-нибудь еще? Например, против Ахматовой. Ведь согласно М. Геллеру и А. Некричу. «На пальцах одной руки можно пересчитать писателей, которые не выступали на съезде с присягой верности партии: М. Булгаков, А. Платонов, О. Мандельштам, А. Ахматова» (М. Геллер. А. Некрич. Указ. соч. С. 290).

 

Если излагать события в хронологическом порядке, то здесь необходимо сделать перерыв и рассказать о том, что происходило в это время на воле.

Сведений о том, что переживала и делала А. А. Ахматова в Ленинграде сразу после ареста ее близких, у нас нет совсем. В воспоминаниях современников, которые мы просмотрели, есть только рассказы о том, что она делала в Москве. Туда она приехала в ужасном состоянии в самом конце октября, т. е. примерно через неделю после ареста Лунина и Гумилева, как раз в то время, когда их уже переставали допрашивать. Последний допрос Лунина происходил 31 октября, а последний допрос Гумилева — 2 ноября, т. е. несколько позже. Однако содержание этого допроса практически не представляет интереса, так как его просто спросили: где он познакомился с каким-то человеком из Казахстана, и заставили написать по памяти стихи Мандельштама о Сталине. И все.

Итак, Ахматова приехала в Москву. Ее знакомые в своих воспоминаниях писали о ней и о том, что она делала в Москве. Таких воспоминаний достаточно много, и поэтому их можно сопоставить друг с другом. После этого становится понятно, что некоторые авторы не достаточно аккуратно и достоверно описывали события.

Итак, воспоминания Э. Г. Герштейн. Она пишет, что вернулась домой из кино:

«Вижу — в передней на маленьком угловом диване сидит Анна Андреевна со своим извечным потрепанным чемоданчиком. Вся напряженная, она дожидается меня уже несколько часов. Мы заходим в мою комнату. "Их арестовали". — "Кого их?" — "Леву и Николашу". Она переночевала у меня. Спала на моей кровати. Я смотрела на ее тяжелый сон, как будто камнем придавили. У нее запали глаза и возле переносицы образовались треугольники. Больше они не проходили. Она изменилась на моих глазах. <...>

Потом я отвезла ее в Нащокинский (в писательский кооперативный дом в Нащокинском переулке. — А. К.) — она еще сама не знала, к кому она зайдет. Ведь неизвестно, кто как ее примет. Це-

 

лый день я ждала ее звонка. Она меня вызвала только на следующее утро. В чьей квартире она ночевала, я точно не знаю, кажется у Булгаковых. Мы встретились у ворот дома. Она вышла в синем плаще и в своем фетровом колпаке, из под него выбились и развевались длинные пряди волос. Она ничего не замечала. Она смотрела по сторонам невидящими глазами.

<...> Кое-как мы перешли улицу и нашли такси <...>. Всю дорогу она вскрикивала: "Коля... Коля... кровь..." Я решила, что Анна Андреевна лишилась рассудка... Она была в бреду. Я довела ее до дверей квартиры. Сейфуллина открыла сама. Я уехала...».

Все было сделано очень быстро. Л. Н. Сейфуллина, очевидно, была связана как-то с ЦК партии. Анна Андреевна написала письмо Сталину, очень короткое. Она ручалась, что ее муж и сын не заговорщики и не государственные преступники.

Письмо заканчивалось фразой: «Помогите, Иосиф Виссарионович!»

В свою очередь Сталину написал Пастернак. Он писал, что знает Ахматову давно и наблюдает ее жизнь, полную достоинства. Она живет скромно, никогда не жалуется, ничего никогда для себя не просит. «Ее состояние ужасно», — заканчивалось это письмо.

Пильняк повез Анну Андреевну на своей машине к комендатуре Кремля, там уже было договорено, кем письмо будет принято и передано в руки Сталину» (Э. Г. Герштейн. Мемуары. СПб.: ИНАПРЕСС, 1998. С. 217,218,219).

В связи с этим необходимо сделать некоторые замечания.

Во-первых, письмо Ахматовой не заканчивалось фразой «Помогите, Иосиф Виссарионович!». Последняя фраза была (см. ниже): «Я прошу Вас, Иосиф Виссарионович, вернуть мне мужа и сына, уверенная, что об этом никогда никто не пожалеет».

Во-вторых, по-видимому, Ахматова приехал в Москву и пришла сразу к Герштейн. (К другим она не пошла, так как не знала, как ее примут. А как ее примет Герштейн — знала.) Переночевала у нее, а затем они поехали в Нащокинский. Ночевала она где-то там. На следующий день поехали с Герштейн к Сейфуллиной. Все было сделано очень быстро, и в этот же день Пильняк отвез

 

ее в комендатуру Кремля, где они передали письмо. На письме (см. ниже) стоит дата 1 ноября 1935 года. Отсюда следует, что если указанная схема событий верна, то Ахматова приехала в Москву 30 октября и ночевала у Герштейн, а с 31 октября на 1 ноября — у кого-то другого. Потом 1 ноября Пильняк отвез ее в Кремль. Все это Герштейн написала по рассказам самой Анны Андреевны.

Запись Н. Г. Чулковой: «Она <А. А.> приехала в Москву в большом горе — арестовали ее второго мужа и ее сына, уже студента. Ночевала у нас. Всю ночь не спала. А наутро отправила с одним из ее друзей письмо тов. Сталину <...>» (РГБ. Ф. 371.5.43. Л. 107).

Таким образом, по-видимому, Ахматова ночевала с 31 октября на 1 ноября у Чулковой, ведь письмо Сталину датировано 1 ноября. Правда, Ахматова не отправляла письмо «с одним из друзей», а ее саму отвез в Кремль Пильняк.

Но вот записки Е. С. Булгаковой (Цитаты из журнала «Источник» - 1999. № 1. С. 80):

«30 октября (1935). Приехала Ахматова. Ужасное лицо. У нее — в одну ночь — арестовали сына (Гумилева) и мужа — Н. Н. Лунина. Приехала подавать письмо Иос. Вис. В явном расстройстве, бормочет что-то про себя».

«30 октября <черновая запись> Днем позвонили в квартиру. Выхожу — Ахматова — с таким ужасным лицом, до того исхудавшая, что я ее не узнала, и Миша тоже <...>. Оказалось, что у нее в одну ночь арестовали и мужа (Лунина) и сына (Гумилева)».

«31 октября. Отвезли с Анной Андреевной и сдали письмо Сталину. Вечером она поехала к Пильняку».

«31 октября <черновая запись> Анна Андреевна переписала от руки письмо И. В. С<талину>. Вечером машина увезла ее к Пильняку» (Дневник Елены Булгаковой. М., 1990. С. 108,364).

Здесь многое непонятно. Например, Булгакова вспоминает, что 31 октября они вместе с Ахматовой отвезли письмо Сталину, а на письме стоит дата 1 ноября? Кто отвозил письмо с Ахматовой? Булгакова, а не Пильняк? Ахматова переписала письмо от руки. Что это значит? Что, у Ахматовой письмо было заготовлено до

 

этого и, возможно, был машинописный вариант, который она переписала? Что означают примечания: (черновая запись)?

В журнале «Источник» (1999. № 1. С. 80) в примечаниях к статье Владимира Гончарова и Владимира Нехотина «Освободить из-под ареста и Бунина и Гумилева и сообщить об исполнении» говорится, что «по материалам дела проходит Ахматова, которая якобы разделяла террористические настроения обвиняемых». В этой связи начальник УНКВД по Ленинградской области Заковский 1 ноября 1935 года обратился к народному комиссару внутренних дел Ягоде за распоряжением «о немедленном аресте Ахматовой». Но такого распоряжения не последовало. Почему?

Воспоминания 3. Н. Пастернак: «Однажды Ахматова приехала очень расстроенная и рассказала, что в Ленинграде арестовали ее мужа Лунина. Она говорила, что он ни в чем не виноват, что никогда не участвовал в политике, и удивлению ее этим арестом не было предела. Боря был очень взволнован. В этот же день к обеду приехал Пильняк и усиленно уговаривал его написать письмо Сталину. Были большие споры <...>. Боря никогда не писал таких писем, <...> но, увидев волнение Ахматовой, решил помочь поэту, которого высоко ставил. В эту ночь Ахматовой было плохо с сердцем <...>. На другой день Боря сам понес написанное письмо и опустил его в кремлевскую будку около четырех часов дня (Воспоминания о Борисе Пастернаке. М., 1993. С. 194).

Письмо Б. Л. Пастернака — И. В. Сталину:

«Дорогой Иосиф Виссарионович!

23-го октября в Ленинграде задержали мужа Анны Ахматовой Николая Николаевича Лунина и ее сына Льва Николаевича Гумилева.

Однажды Вы упрекнули меня в безразличии к судьбе товарища.

Помимо той ценности, какую имеет жизнь Ахматовой для нас всех и нашей культуры, она мне еще дорога и как моя собственная, по всему тому, что я о ней знаю. С начала моей литературной судьбы я свидетель ее честного, трудного и безропотного существования.

 

Я прошу Вас, Иосиф Виссарионович, помочь Ахматовой и освободить ее мужа и сына, отношение к которым Ахматовой является для меня категорическим залогом их честности.

Преданный Вам Б. Пастернак».

ЦА ФСБ РФ. Ф. 3. Оп. 2. Д. 939. Л. 411. Автограф.

Цит. по журналу «Источник» (1999. № 1. С. 77).

Не вызывает сомнений, что это письмо Б. Пастернак отвез в Кремль 3 ноября (см. ниже), а, следовательно, Ахматова ночевала в квартире Пастернаков в ночь со 2-го на 3-е ноября и с 3-го на 4-е.

Где она провела ночь с 1-го на 2-е ноября, нам установить не удалось.

Тем временем в УНКВД происходили следующие события:

—————

 

(Л. 79)

«УТВЕРЖДАЮ»

Зам. нач. УНКВД по ЛО (подпись)

3 ноября 1935 года

(НИКОЛАЕВ)

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

(об изменении меры пресечения)

 

1935 года ноября «3» дня, г. Ленинград, я начальник 4-ого Отд. СПО УГБ УНКВД по ЛО Штукатуров В. П. рассмотрев дело № 3764.35 г. по обвинению граждан Лунина Н. Н., Гумилева Л. Н., Борина А. П., Полякова И. В. и Махаева В. Н. по ст. ст. 58-10-11 УК, руководствуясь директивой НКВД СССР от 3/ХI-35 г. постановил:

Лунина Н. Н. и Гумилева Л. Н. из-под стражи НЕМЕДЛЕННО ОСВОБОДИТЬ.

Нач. 4-ого Отд. СПО: /Штукатуров/

«СОГЛАСЕН» Зам. нач. СПО УДБ /КОРКИН/

г 6-52-81 осв. 3/ХI-35 г.

 

(Л. 84)

Объединенное

Государственное

Политическое представительство Ленинградский Военный Округ

Учетно-статистический отдел

3/ХI

Талон ордера № 1048

НАЧАЛЬНИКУДПЗ

С получением сего немедленно освободить из-под стражи гр. Гумилева Льва Николаевича, 1912 г. р., проходившего по делу № 3764, уроженца Детского села.

С освобожденного возьмите подписку о:

По освобождении срочно препроводите в УСО ПП прикрепленное внизу настоящего ордера извещение.

Отобранное при аресте: выдать

Приложенные к ордеру личные документы: паспорт

вручить освобожденному под расписку.

Зам ПП ОГПУ ЛО: /подпись/

Нач. УСО ПП: /подпись/

 

(Л. 83)

Срочно УСО ПП ОГПУ в ЛВО

ИЗВЕЩЕНИЕ к ордеру № 1048

Гражданин Гумилев Лев Николаевич освобожден 3 ноября 1935 года. Подписка о

Сопровождается при сем.

 

4 ноября 1935 года Нач. ДПЗ: /подпись/

секретарь: /подпись/

Справка в получении документов,

/подпись/ Л. Гумилев

 

Остальные листы дела (83-92) представляют собой такие же бумаги других участников дела.

Далее. При освобождении Лунин Н. Н. получил на руки такое удостоверение:

 

УДОСТОВЕРЕНИЕ

 

Дано сие гр. Пунину Николаю Николаевичу в том, что он содержался в Доме предварительного заключения с 24 октября 1935 г. и согласно ордера УНКВД СССР по ЛО от 3 ноября 1935 г. за № 1048-35 из-под ареста освобожден 3/ХI-35 сего числа.

Дело № 3764 Начальник ДПЗ /подпись/

 

(Это удостоверение переписано из книги Н. Пунина «Дневники и письма». С. 332.)

Остальные участники дела, по-видимому, получили на руки такие же удостоверения.

 

А в Москве происходили следующие события:

«В эту ночь у Ахматовой было плохо с сердцем <…>. На другой день Боря сам понес написанное письмо и опустил его в кремлевскую будку около четырех часов дня. На другое утро раздался звонок из Ленинграда, сообщили, что Лунин уже освобожден и находится дома <...>. Я влетела радостно в комнату Ахматовой, поздравила ее с освобождением ее мужа. На меня большое впечатление произвела ее реакция: она сказала «хорошо», повернулась на другой бок и заснула снова <...>. Выйдя, наконец к обеду, она сказала, что поедет в Ленинград на другой день. Мы с Борей уговаривали ее ехать тотчас же. В конце концов, она согласилась, мы достали ей билет и проводили на вокзал» (Воспоминания о Борисе Пастернаке. М., 1993. С. 194).

Таким образом, звонок из Ленинграда последовал утром на другой день после освобождения Пунина и Гумилева, то есть 4 ноября, и в тот же день вечером Анна Андреевна уехала в Ленинград. В предыдущую ночь у Ахматовой было плохо с сердцем...

Воспоминания Э. Г. Герштейн: «Я не заметила, сколько времени прошло — два дня? четыре? Наконец, телефон и снова только

 

одна фраза: «Эмма, он дома!» Я с ужасом: «Кто он?». «Николаша, конечно». Я робко: «А Лева?». «Лева тоже». Она звонила из квартиры Пильняка. Я поехала туда, на улицу Правды. Там ликование. Мы с ней сидели в спальне. Из соседней комнаты доносилась музыка. Приехали гости. Какой-то важный обкомовец и еще кто-то. «С тремя ромбами», — шепчет мне Анна Андреевна. Все они хотят видеть Ахматову — поздравлять... с «царской милостью»? Но Анна Андреевна должна мне многое рассказать» (Э. Г. Герштейн. Мемуары. С. 219).

Когда это было? По-видимому, несмотря на то, что в предыдущую ночь у нее было плохо с сердцем, вечером 3-го Ахматова была в гостях у Пильняка. Там уже было известно об освобождении Лунина и Гумилева. Поэтому Ахматова утром 4-го так прохладно отреагировала на известие об их освобождении. Ей уже было это известно. Но почему она не сообщила Пастернакам об этом? Поздно вернулась из гостей?

«Хлопоча в 1935 году об освобождении сына и Николая Николаевича Пунина, А. А. останавливалась в Москве у Пастернаков: Волхонка, 14, кв. 9. Сын Бориса Леонидовича, Евгений Борисович, рассказывает, что именно к ним позвонил Поскребышев со счастливым известием» (Л. К. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. Кн. 2. С. 241).

Итак, Поскребышев звонил из Кремля Пастернакам, а хозяйке, 3. Н. Пастернак это известно не было?!

Запись Е. С. Булгаковой: «4 ноября Ахматова получила телеграмму от Пунина и Гумилева — их освободили» (Дневник Елены Булгаковой. С. 108).

Опять Е. С. Булгакова ошибается. Не телеграмму получила Ахматова. Пунин и Гумилев позвонили ей по телефону.

 

(Л. 81)

«УТВЕРЖДАЮ»

Зам. нач. УНКВД по ЛО

/НИКОЛАЕВ/

«4» ноября 1935 года

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

1935 г., ноября 3 дня, г. Ленинград. Я, начальник 4 отд. СПО УГБ Штукатуров, рассмотрев следственное дело № 3764 по обвинению граждан Пунина Н. Н., Гумилева Л. Н., Борина А. П., Полякова И. В. и Махаева В. Н. по ст. 58-10 и 11 УК.

Руководствуясь директивой НКВД СССР от 3/ХI-35 г.

Постановил:

Дело № 3764 следствие прекратить, арестованных Борина А. П. 1907 г. рожд., уроженца г. Череповца, Полякова И. В. 1913 г. р., уроженца г. Киева и Махаева В. Н., 1913 г. р., уроженца бывшей Ковенской губернии из-под стражи освободить, дело сдать в архив.

Примечание: Арестованные Пунин Н. Н. и Гумилев Л. Н. из-под стражи освобождены 3/ХI-35 г.

Нач. 4 отд. СПО УГБ: /ШТУКАТУРОВ/

«СОГЛАСЕН» Зам. нач. СПО УГБ: /КОРКИН/

 

(Л. 82 - копия)

—————

 

(Л. 93)

СПРАВКА

ПО АРХИВНО-СЛЕДСТВЕННОМУ ДЕЛУ № 37641935 г. АРХ № 16732

 

Просмотром архивно-следственного дела установлено, что в качестве обвиняемых по делу было привлечено «1» человек.

Уголовное преследование прекращено в отношении следующих лиц: Перечисленные лица с оперативного учета сняты, учетные карточки на них уничтожены путем сожжения.

 

Оставлены на оперативном учете как осужденные след, лица: нет

1.  Махаева Валерия Николаевича

2.  Барина Аркадия Петровича

3.  Гумилева Льва Николаевича

4.  Лунина Николая Николаевича

5.  Полякова Игоря Владимировича

Дело подлежит хранению в фонде прекращенных следственных дел Учетно-Арх. отдела УКГБ по Лен. области.

 

Лица, скомпрометированные показаниями арестованных по делу не проходят.

 

Оперуп. 3 отд.: /Моргунов/

Зам. нач. 3 отд. Уч. арх. отд. УКГБ ЛО: /Капитонов/

«СОГЛАСЕН» Зам. нач. Уч. Арх. отд. УКГБ ЛО

подполковник /Наумов/

октября 1954 года

 

(Л. 93 об.)

В деле подшито и пронумеровано 93 п/листов

Сотр. Уч. Арх. Отд. УКГБЛО

Ст. лейтенант Морж

29 акт. 1954 г.

Проверено: 4/I 1967 /подпись/

 

Итак, арестованных освободили. Причем освободили всех. Хотя Ахматова просила освободить Лунина и Гумилева. О других она не просила. Это означает, что Махаев, Борин и Поляков сами по себе не совершали преступления, которое заслуживало бы и ареста, и наказания.

 

ПИСЬМО

 

Ксерокопия рукописного письма, которое написала Анна Андреевна Ахматова Сталину, была прислана в Фонтанный дом из архива ФСБ несколько лет назад. Оригинальный текст письма хранится в архиве: ЦА ФСБ РФ. Ф. 3. Оп. 2. Д. 939. Л. 410. Автограф. Текст этого письма, написанный печатными буквами, был опубликован Владимиром Гончаровым и Владимиром Нехотиным в «Вестнике архива Президента Российский Федерации», журнале «Источник» (1999. № 1. С. 77), в статье под названием «Освободить из-под ареста и Лунина и Гумилева и сообщить об исполнении». При этом были сохранены все орфографические и синтаксические ошибки, которые были в рукописном тексте.

Вот этот текст:

 

«Глубокоуважаемый Иосиф Виссарионович, зная Ваше внимательное отношение к культурным силам страны и в частности к писателям, я решаюсь обратиться к Вам с этим письмом. 23 октября в Ленинграде арестованы Н.К.В.Д. мой муж Николай Николаевич Пунин (проф. Академии художеств) и мой сын Лев Николаевич Гумилев (студент Л.Г.У.). Иосиф Виссарионович, я не знаю, в чем их обвиняют, но даю Вам честное слово, что они ни фашисты, ни шпионы, ни участники контрреволюционных обществ. Я живу в С.С.Р. с начала Революции, я никогда не хотела покинуть страну, с которой связана разумом и сердцем. Несмотря на то, что стихи мои не печатаются и отзывы критики доставляют мне много горьких минут, я не падала духом; в очень тяжелых моральных и материальных условиях я продолжала работать и уже напечатала одну работу о Пушкине, вторая печатается. В Ленинграде я живу очень уединенно и часто подолгу болею. Арест двух единственно близких мне людей наносит мне такой удар, который я уже не могу перенести. Я прошу Вас, Иосиф Виссарионович, вернуть мне мужа и сына, уверенная, что об этом никогда никто не пожалеет.

Анна Ахматова

1 ноября 1935 года».

 

Если отвлечься на время от содержания этого письма, то первое, что бросается в глаза — это количество орфографических и синтаксических ошибок. Можно только догадываться, почему оно было написано так. Разумеется, душевное состояние Анны Андреевны было крайне тяжелым. И это необходимо принимать во внимание. Но, тем не менее, проверить письмо или попросить кого-нибудь его проверить было можно. Ведь письмо писалось не подруге и не просто какому-нибудь хорошему знакомому. Оно было адресовано фактически главе государства, и от его реакции зависела дальнейшая судьба, а, возможно, даже жизнь самых близких для нее людей. Получив такое письмо, Сталин мог обратить внимание на сделанные ошибки и прореагировать именно на них, а не на смысл самого письма, прореагировать на ту небрежность, с которой это письмо якобы было написано. Такая опасность, безусловно, была.

Что касается самого содержания, то и здесь возникает много вопросов. Содержание его по-человечески совершенно понятно. Анна Андреевна пишет, что жизнь ее очень тяжелая и морально, и материально. Ее стихи не печатают, и критики доставляют ей много горьких минут. Живет она уединенно и часто и подолгу болеет. Она вряд ли сможет перенести арест близких ей людей. Она уверена, что если их освободят, то об этом никто никогда не пожалеет. Все это совершенно понятно.

Но следует вспомнить, что в то время Анна Андреевна вовсе не была политически активной и преданной делу построения социализма в нашей стране. Наоборот, как писали Геллер и Некрич в своей книге «Утопия у власти», Анна Андреевна на Первом съезде советских писателей была среди тех немногих, «которые не выступали на съезде с присягой верности партии». Кроме того, обвинения, которые были выдвинуты против Лунина, были достаточно тяжелые. Он говорил после убийства Кирова: «убивали, и убивать будем», а также разыгрывал с фотоаппаратом сцену покушения на Сталина: «"пшик" — и нет нашего Иосифа!». Кроме того, он, по-видимому, «распространял террористические настроения». На этом фоне производит впечатление

 

то, что рассказ Анны Андреевны о своих переживаниях в связи с арестом близких ей людей и ее уверенность в том, что они не фашисты и не шпионы, привели к тому, что их освободили!

Кроме того, в журнале «Источник» (№ 1.1999. С. 80) указывается, что «по материалам дела проходит Ахматова, которая разделяла террористические настроения обвиняемых. В этой связи начальник УНКВД по Ленинградской области Заковский 1 ноября 1935 года обратился к народному комиссару внутренних дел Ягоде за распоряжением «о немедленном аресте Ахматовой». Действительно, как видно из материалов дела (см. выше), Анна Андреевна якобы разделяла террористические настроения Лунина.

В той же статье в журнале «Источник» указывается, что «на копии (именно на копии. — А. К.) письма Ахматовой (ЦА ФСБ РФ. Ф. 3. Д. 939. Оп. 2. Л. 408) имеется резолюция Сталина: "т. Ягода. Освободить из-под ареста и Лунина и Гумилева и сообщить об исполнении. И. Сталин" без даты». Оказывается, Сталин работал с копиями документов, а не с оригиналами. В статье О. В. Головниковой и Н. С. Тарховой (Звезда. 2002. № 8. С. 130) указывается, что «такая практика перепечатывания рукописных писем существовала не только в аппарате вождя, но и других руководителей наркоматов». Кроме того, в этой статье сообщается, что на копии письма есть также подпись Молотова. Очень жаль, что из ФСБ не прислали в Фонтанный дом и копию письма Ахматовой с резолюцией Сталина! Эта резолюция, с нашей точки зрения, значительно важнее ксерокопии самого рукописного письма.

Вообще в связи с письмом возникает очень много вопросов. Анна Андреевна сама относилась к этому письму достаточно необычно.

Так, беседуя с Л. Н. Гумилевым, публицист Л. Э. Варустин записал, то, что ему рассказывал Лев Николаевич: «Мама поехала в Москву, через знакомых обратилась к Сталину с тем, чтобы он отпустил Лунина. Есть свидетельство, (мне мама об этом не говорила, так что ни подтвердить, ни оспорить этого факта я не могу), что она посылала и личное письмо Сталину, доказывая в нем нелепость обвинений, предъявленных нам» (Аврора. 1990.

 

№ 11. С. 14). То есть об этом письме мать не рассказала своему сыну!

Кроме того, Л. К. Чуковская вспоминала, что в 1938 году, т. е. через три года после описанных событий, она разговаривала с Анной Андреевной на эту тему (Л. К. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. Кн. 1.1938-1941 гг.).

«Вчера я была у Анны Андреевны по делу <...>.

В городе распространились слухи, будто, когда Н. Н. Пунин и Лева были арестованы, А. А. написала письмо Сталину, передала его в башню Кутафью в Кремле и обоих выпустили.

Я пошла узнать, что она написала. Лева в это время был уже арестован опять, а Николай Николаевич на свободе <...>.

Я спросила. Я думала, она будет искать черновик или копию. Нет. Ровным голосом, глядя на меня светло и прямо, она прочитала мне все наизусть целиком.

Я запомнила одну фразу:

"Все мы живем для будущего, и я не хочу, чтобы на мне осталось такое грязное пятно" <...>.

Но запомненная мною фраза свидетельствует, что Анна Андреевна процитировала мне уже свое второе письмо к Сталину, письмо не 35-го, а 38-го года, то, которое уже не оказало действия».

Разумеется, это могло быть просто недоразумением. Многое зависело от того, как Лидия Корнеевна объяснила, что ей нужно и почему. Но трудно предположить, что пытаясь найти способ вызволить из тюрьмы своего мужа, физика Матвея Петровича Бронштейна, она недостаточно хорошо объяснила Ахматовой, какое письмо ей нужно.

В связи со всем этим, конечно, можно высказывать различные предположения о том, почему Анна Андреевна так относилась к этому своему письму, и почему освободили Пунина и Гумилева. Но это будут всего лишь предположения, а для достоверного объяснения, по-видимому, нужны дополнительные архивные данные и воспоминания современников.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Итак, арестованных освободили.

Формально дело на этом закончилось. Однако фактически почти те же самые обвинения будут предъявлять в НКВД и Н. Н. Пунину, и Л. Н. Гумилеву при всех следующих арестах. Это будет преследовать их почти всю оставшуюся жизнь.

И еще. У Анны Андреевны были такие знакомые, как Сейфуллина и Пильняк. А у них были свои связи и знакомства в органах и секретариате. Разумеется, именно они помогли освободить из-под ареста ее близких. Освободить удалось просто благодаря этим знакомствам и связям, то есть, как это принято говорить, «по блату». Или, иными словами — противозаконно. Разумеется, если считать, что сам арест был произведен в соответствии с законом. А если нет? Тогда становится ясно, что в эти времена в нашей стране царил полный беспредел и беззаконие.

Замечательно, что Анне Андреевне удалось спасти Н. Н. Пунина и Л. Н. Гумилева! А что нужно было и можно было делать другим людям, у которых таких связей и знакомств не было? Практически — ничего. Их близких приговаривали к расстрелу и почти немедленно приводили приговор в исполнение, или они гибли в лагерях и на стройках социализма. Из арестованных тогда мало кто выжил. Хорошо, что это время прошло. И мы не должны допустить, чтобы оно возвратилось.