Часть первая

К МОИМ СВЕТСКИМ ДРУЗЬЯМ

 

Связывают меня с вами кровные узы, узы дружбы, идей.

Кровные узы; у меня есть горячее желание, чтобы эти слова захотели прочитать все мои родственники. Может не все заинтересованы проблемой Востока, но все интересуются моей личностью, а может через эти лекции в вас хоть немного углубится и одно и другое.

Узы дружбы — дружбы не какой-нибудь, но долголетней, испытанной всей жизнью. Таким образом, я обрабатываю часть моего повествования с мыслью прежде всего о друзьях нашего круга. Я знаю только одну организацию, которая в такой же степени создала условия на всю жизнь. Ею является созданная Винцентом Лутославским организация Эльсув. Я хорошо знаю, что интересует наших друзей и постараюсь это все описать хоть вкратце. Но и мои друзья вне нашего круга найдут в этом повествовании что-то большее, чем только личные моменты. И это люди как светские, так и духовные, к которым будет непосредственно обращена третья и последняя часть моего повествования.

Узы идеи, конечно, самые глубокие — это узы веры. Однако есть и другие элементы идеи, которые чаще всего у нас вдохновенны христианством. Скорее всего, большее число читателей будет близко идейному облику автора этих слов. Если бы, однако, это читал мой идейный противник, то я желал бы только одного: признания того, что я достойный противник. Тем, которые эти дела понимают глубже у добав-

 

лю, что для меня Христова заповедь любви недругов не является какой-то прекрасной утопией, но чем-то в высшей степени реальным и жизненным.

В жизни бывают переломные моменты. Прошлое кончается бесповоротно, приходит будущее совсем новое. Очень часто мы осознаем это не сразу, но значительно позднее.

В моей жизни было два переломных момента. Один был в январе 1945 года, а второй через 10 лет в июне 1955 года. Первый был независим от моей воли, второй — с полным участием моей воли, но оба переломные и оба сразу мною полностью осознанные. 22 января 1945 года мы выезжали из Лупка втроем: ксендз епископ Адольф Петр Шеленжек, ксендз каноник Кароль Галензовский и я. Это было после нашего ареста, который случился ночью с 3 на 4 января этого же года. 18 дней длилось вступительное следствие, и именно 22 января нас вывозили на дальнейшее следствие из Луцка в Киев. Ясно, что мы ехали под конвоем. Ксендз епископ получил лучшее место в машине возле шофера, а мы с ксендзом Галензовским сидели на узелках просто на платформе грузового автомобиля. Был прекрасный, солнечный, слегка морозный зимний день. Нас на платформе посадили таким образом, чтобы мы сидели спиной к шоферу. Мы выехали из Луцка. Проехали мост на Стыре. Едем через предместье, называемое Красным, где еще несколько месяцев тому назад была наша Луцкая Духовная семинария. Сидя на самосвале, мы осматриваем панораму города. Отсюда, с Красного, должно быть, смотрел на нее и восхищался ею гостящий в Луцке у Витольда император Зигмунд Люксенбурчик в 1429 году. Отсюда и происходит само название Красное. Над небом возвышается купол нашего кафедрального собора — в лучах солнца он прекрасно блестит золотистым блеском. Постепенно исчезают с глаз постройки города, но все еще виднеется купол храма. Наконец, исчезает и он...

Глядя с тюремного грузовика на постепенно исчезающий с глаз Луцк, вместе с куполом нашего кафедрального собора, я ясно понял, что Луцк — это, бесповоротно ушедшее из моей жизни, прошлое в истории Польши современной. Что принесет будущее? Что-то совершенно новое.

 

Теперь мы едем в Киев, а потом, наверное, еще намного дальше на восток. Там, на востоке, и есть мое жизненное будущее. По воле провидения Божьего. Чтобы я достойно все исполнил.

В июне 1955 года мои жизненные условия были уже совершенно иные, чем в январе 1945 года. Около 10 месяцев на свободе в Караганде. Туда я был выслан в административном порядке после окончания 10-летнего заключения, которое длилось 9 лет 7 месяцев и 6 дней; на 5 месяцев мне сократили срок за хорошую работу, хотя, правду говоря — я никогда не чувствовал того, что был хорошим работником. Провидение Божье действует иногда и через атеистов, которые сослали меня туда, где нужен был ксендз. Уже в сентябре 1954 года я знал, что меня ожидает огромная ду-шепастырская работа. У ссыльного, как и у заключенного, есть обязанность работать для власти. Я взял себе такую работу, которая оставляла мне относительно много свободного времени на душепастырскую работу. Я работал каждую вторую ночь как ночной сторож на строительных объектах. Ксендзовской работы в частных домах было вначале много как никогда до и после в моей жизни. Большое число исповедей было за всю жизнь сразу. Как у ссыльного, у меня была обязанность отмечаться в комендатуре, без разрешения которой я не имел права выезжать из Караганды. Комендантом был там старший лейтенант, по национальности казах. При ежемесячных отметках он у каждого ссыльного выпытывал очень точно об условиях жизни и работы. Это была обязательная ежемесячная исповедь, как я шуточно выражался среди многочисленных ссыльных-поляков.

После одного такого рапорта через три-четыре месяца, когда я «исповедовался» о том, где я живу и работаю, комендант неожиданно спросил: «Все это хорошо, но скажите еще, как у вас идет душепастырская работа?» Он уже откуда-то узнал о ней. «Спасибо, — отвечаю я, — и душепастырская работа идет неплохо». С тех пор, когда я отмечался, главным предметом «месячной исповеди» была, названная так комендантом, работа пастырская. Я должен, однако, при-

 

знать, что тот казах был довольно добродушным и не задавал лишних вопросов.

Ссыльные поляки ожидали тогда разрешения на репатриацию (возвращение на родину) в Польшу, однако долгие месяцы безуспешно. Наконец в июне 1955 года (какого числа — не помню) пронеслась желанная весть: «Сегодня записывают на репатриацию». Кто был жив, шел быстрее в комендатуру.

У меня не было причин спешить, и я пошел туда в тот день только вечером. Комендант в тот день меня не исповедовал, только записал, что я отметился, и сразу же отослал к капитану, — наверное, русскому, — который записывал на репатриацию.

Между мной и капитаном состоялся следующий разговор. Капитан, после проверки моих анкетных данных: «Гражданин Буковинский, мы предлагаем вам репатриацию в Польскую Народную Республику». Я: «Я с радостью приветствую решение советской власти о репатриации поляков, которой ожидали тысячи моих соотечественников, но лично сам я хочу остаться в Советском Союзе». Капитан: «Вы имеете также право остаться в Советском Союзе». В этот момент я увидел у капитана на столе 2 списка: один, очень длинный, согласных на репатриацию, а другой — совсем короткий, как я это точно заметил. Моя фамилия стояла третья в этом списке. Тогда-то я окончательно стал гражданином Советского Союза.

Так просто и обыкновенно закончился тот второй переломный момент в моей жизни. В этот раз я сам добровольно поруководил своей жизнью, совершенно ясно отдавая себе отчет в принятом решении.

Одно из последствий этого решения я ощутил через три года, когда 3 июня 1958 года был арестован третий раз в моей жизни, а 25 февраля 1959 года судим впервые в жизни, потому что во время первых двух арестов решения были административными, а не судейскими.

К этому единственному в моей жизни суду мы еще вернемся в третьей части моего повествования. Теперь поговорим только об одном эпизоде суда, который кажется мне очень характерным.

 

Судил меня коллегиум окружного суда в Караганде. Главный судья произвел на меня очень хорошее впечатление. Скорее всего, он был юристом, человек дела и тактичный. Около НПО было два ассистента (юрист, сдавший 2 гос. экзамена). Ассистент была похожа на учительницу и была явно ко мне благосклонна. Зато ассистент произвел впечатление человека мало интеллигентного и очень не любящего «попов». Насколько судья и ассистентка разговаривали со мной вежливо и довольно свободно, настолько ассистент надменно молчал и отозвался только один раз. А было это так.

Главный судья спросил, почему я не воспользовался возможностью репатриации и остался в Советском Союзе? Я ответил, что сделал это по идеологическим мотивам, для душепастырской работы, среди так много нуждающихся, и не имеющих своих священников верующих Советского Союза. Здесь мой ответ вывел из равновесия ассистента. Он отворил уста и сказал: «Что вы нам говорите о каких-то идейных взглядах? Ясное дело, что вы остались в Советском Союзе только из-за материальных побуждений. Вы себе посчитали, что за ваши «требы» (крещение, венчание, похороны) в Советском Союзе у вас будет больший доход, чем вы могли бы заработать в Польской Народной Республике и поэтому вы остались в Советском Союзе. А нам «не пускайте пыль в глаза».

На это я ответил: «Если бы я руководствовался материальными соображениями, то был бы — простите меня за грубые слова — круглым идиотом, оставаясь в Советском Союзе. В Польше я получил бы приход с постоянным доходом и мог бы в нем легально и спокойно работать, а в Советском Союзе я должен сидеть на скамье подсудимых.

Ассистент замолчал и больше уже до конца суда не открывал рта.

Есть люди, которые не хотят признать, что даже пренебрегаемый властями «поп» может руководствоваться в жизни идейными взглядами. Я далек от унижения взглядов материальных, особенно в семейной жизни. Но, говоря библейским языком, горе человеку, забывающему о словах Спаси-

 

теля, что «не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (От Матфея, 4).

Итак, исполнилось мое намерение от 22 января 1945 года. Уже долгие годы я живу и работаю на востоке. И это долго не только по меркам польским, но даже по меркам советским. Здесь на востоке, в азиатской части Советского Союза, лежит как сама Караганда, так и все другие местности, которые я посетил во время моих миссионерских путешествий. Как работа в Караганде и ее округе, так и работа на «миссиях» будет нашей главной темой в третьей части повествования. Уже теперь припоминаю, что моя административная ссылка в Караганду длилась только первые два неполных года. Тогда вся душепастырская работа проходила только в Караганде и не могло быть и речи о каких-либо миссионерских путешествиях.

В мае 1956 года я освободился из ссылки и получил паспорт как полноправный гражданин Советского Союза, который может свободно без всякого разрешения перемещаться по всей огромной территории этого государства, только нужно иметь при себе паспорт.

Вскоре я уволился с работы ночного сторожа строительного предприятия и уже в этом же 1956 году совершил три недалекие миссионерские поездки, чтобы в будущем 1957 и 1958 году достичь наибольшей частоты моих миссионерских визитов.

Так получилось, что я живу и работаю на востоке, но не на исторических окраинах Польской Народной Республики. Территория восточных окраин Польши в настоящее время входит в состав трех советских республик — литовской, латышской и украинской, не считая Белосточины и Смоленщины, когда-то принадлежавших Польше, но сейчас относящихся к Российской Федерации.

Мы все очень хорошо помним, как много мы говорили в нашем округе об унии и идее ягелонской. С первого взгляда может показаться, что идея ягелонская сегодня абсолютно неактуальна, поскольку сейчас торжествует идея Пястов. Однако нет ничего более ошибочного, чем такая постановка вопроса. Идея ягелонская это определенный способ или стиль

 

 регулирования отношений Польши и поляков с ближайшими соседями, особенно на востоке. Речь идет о литовцах, белорусах, украинцах, латышах и, прежде всего, о русских. А кто же не согласится, что отношения польско-русские сегодня не являются болезненно притворными?

Мои наблюдения относятся главным образом к русским, литовцам и украинцам, поэтому я ограничусь только ими, пусть меня простят белорусы и латыши. Начну с русских.

Было бы стопроцентной ошибкой отождествлять Советский Союз с Россией, но было бы еще большей ошибкой допустить поглощение России Советским Союзом, не заметить специфики российской из-за примата Советского Союза.

Первое, на что надо обратить внимание: ничего нет более убийственного для отношений польско-русских, чем неволя и далеко зашедшая зависимость Польши от России. Но как же относится современный русский к Польше, к полякам?

Здесь не может быть однозначного ответа. Нужно, прежде всего, отличать среди россиян старое поколение, уже отличающееся по своим взглядам от младшего поколения. Среди старых русских, видимо, еще есть отголоски долголетнего польско-русского антагонизма, неизлечимого с царских времен. Они относятся к полякам недоверчиво, видя в нас, по меньшей мере, потенциальных врагов России.

В молодом поколении современных русских доминирует равнодушие. Характерно для него очень слабое знание истории и одностороннее технико-математическое направление советской системы образования. Если в придачу у такого молодого человека нет более близких знакомых среди поляков или полек, то Польша и поляки не касаются его больше, чем Австралия и австралийцы.

Однако это не значит, что дело так обстоит со всем молодым поколением русских. И среди молодых русских также встречаются люди недоброжелательно настроенные к Польше и к полякам. Только источник их недоброжелательности совсем другой, чем у старых русских. Эти недоброжелательные к нам молодые русские говорят о нас:

«Поляки все господа, польские коммунисты тоже все госпо-

 

да». Но среди молодых русских есть и такие, правда, их совсем немного, которые доброжелательно настроены к Польше и полякам, и даже очень доброжелательно. Привлекает их, прежде всего, дружеская культура. Они считают, что поляки — это культурные и хорошо воспитанные люди, с которыми стоит познакомиться и даже подружиться. Постепенно эти наши современные «друзья москали» начинают все больше интересоваться Польшей, а особенно польской культурой; иногда даже долгие годы мечтают о том, чтобы поехать в Польшу.

С нашей стороны было бы непростительной глупостью, если бы мы этих «друзей москалей» не замечали, пренебрегали бы ими или, еще хуже, отталкивали бы от себя.

В отношениях к русским мы должны как огня избегать двух крайностей:

1. Унижения и раболепия, которые могут вызвать презрение.

2. Возвышения себя, особенно в культурном отношении. Такие выражения, как, например, «мы, поляки, представляем высшую западноевропейскую культуру, до уровня которой России и русским далеко», доводят каждого русского, особенно интеллигента, в зависимости от его темперамента, до ожесточения или бешенства. Он скажет или подумает:

Значит мы, русские, по сравнению с вами варвары? И значит Пушкин, Толстой, Менделеев или Павлов — это варвары?

Прекрасный пример в этом деле показал президент Италии Ян Гронхи во время его визита в Москву. Мимоходом замечу, что президент Гронхи, бывший в течение долгих лет деятелем католических профессиональных союзов, в определенном смысле представлял католицизм и вместе со своей женой был на мессе в католической церкви в Москве. Президент Гронхи в мудром и глубоко продуманном обращении подчеркнул, что он прибыл из Рима — этого повсюду признанного центра европейской культуры, прибыл в Москву, которую можно признать наследницей второго центра европейской культуры, каким в свое время была Византия. «Эта близость культуры (добавлю от себя: не идентичность), говорил он дальше, пусть озарит визит президента Италии

 

в столицу России, а теперь и всего Советского Союза. «Было бы очень желательно, чтобы и мы, поляки, умели так мудро и тактично разговаривать с русскими, а особенно с теми, которые действительно искренне считают себя нашими друзьями.

От русских сразу перехожу к литовцам. Здесь, прежде всего, не нужно забывать, что все они, особенно старшее поколение, имеют на Польшу и поляков некоторую обиду из-за Вильнюса. Мы должны себе ясно представить альтернативу: или вся Литва или один Вильнюс. Что важнее? Или хорошие отношения со всем литовским народом или обладать городом Вильнюсом. Я думаю — и пусть мне простят вильнюсские земляки, — что хорошие польско-литовские отношения важнее, чем только Вильнюс.

Но на чем должны быть основаны польско-литовские отношения, из-за которых мы должны отречься от Вильнюса с его огромной и богатой не только литовской, но и польской исторической традицией? Идет ли здесь речь об обновлении ягелонского спора? Нет, ибо это совершенно нереально. Современные литовцы не мечтают ни об обновлении союза с Польшей, ни о том, чтобы оставить Литву Советскому Союзу до конца мира. Их политический идеал — это концепция балтийской федерации: литовско-латышско-эстонской, а, может, даже и финской.

В 1961 году в лагере для «религиозных» мы, польские ксендзы, то есть Бронислав, Юзеф и я, очень искренне вели интересные для нас разговоры с литовскими ксендзами. Они ясно говорили, что не хотят обновления литовско-польского союза — даже если бы это было возможно, — потому что боятся этого. По их мнению, русские могут физически уничтожить немногочисленный литовский народ, но не обрусят его. А поляки физически не уничтожат, но полонизируют. Достаточно того, что литовцы в свое время потеряли всю свою интеллигенцию, которая подверглась полонизации. Ни один литовец не может допустить опасности полонизации всего литовского народа, которая появилась бы в случае обновления союза Литвы с Польшей. Именно в том, что поляки очень милые, очень дружелюбные, и состоит самая большая опас-

 

ность для существования литовского народа при условии обновления союза между ними.

Хотя их идеал есть федерация балтийская, не грозящая литовцам исчезновением нации, однако литовские ксендзы считают, что в будущем, как только для этого появится возможность, должны развиться и углубиться взаимные отношения и в церкви, которых до сих пор практически не было. Но когда же эти церковные отношения, католическая связь обоих народов, смогут осуществиться?

Современный украинский народ не монолитный как, например, литовский — это народ внутренне разделенный. Речь не идет о той разнице, которая существует в каждом народе, как, например, у нас между краковяками и горцами или между жителями Силезии и кашубами или мазурами. Создается впечатление, что украинский народ постоянно еще рождается в муках.

Короче говоря, среди украинцев сейчас различаются:

1. Старые советские граждане, жители «великой Украины».

2. Так называемые «западные», происходящие от западных областей Украинской Советской Республики. Среди них следует еще различать:

а) галициян, или вернее галичан;

б) волынян;

в) жителей Закарпатья.

Кроме того, есть еще украинцы в Буковине и в Бессарабии, но о них почти ничего не слышно. Классификация галичан и волынян имеет свои основания еще со времен княжества Галицкого и Владимирского, от которых первые отхватили позднейшую Галицию, а другие Волынь. Особенно характерным и интересным является разделение украинцев, старых советских граждан, на сознательных украинцев и так называемых «хохлов». «Хохол» — это прозвище украинца, как «кацап» — русских. Русский обижается, если его называют кацапом. Сознательный украинец обидится, если его назвать «хохлом». Между тем, хохол сам о себе скажет, что он «хохол» и никогда не говорит, что он украинец. Кто же, этот загадочный «хохол»? Это украинец, но полностью обру

 

севший. Говорит он по-украински очень хорошо, часто безжалостно калечит русский язык, но предпочитает не признаваться в том, что он украинец. Предпочитает сам себя называть и быть названным «хохлом». Таких «хохлов» миллионы. Но их совершенно нет среди «западных». Известное дело, граница между «хохлами» и сознательными украинцами проходит более-менее по бывшей до разделения восточной границе Польской Республики. «Хохлы» главным образом преобладают к востоку от этой границы, в Харькове и в Донбассе. Это не значит, что там нет настоящих украинцев, но они там взяли верх над хохлами.

Все будущее украинского народа зависит от вопроса, что перевесит. Или украинизация хохлов, или хохолизация украинцев?

Из-за такой внутренней раздробленности трудно говорить о каком-то монолитном отношении украинцев к полякам и к польскому народу. Лучше всего относятся к полякам западные украинцы. Они подчинялись венграм, а в междувоенное время относились к Чехословакии. Они не подвержены воинственному украинскому национализму и более глубоко, чем другие соотечественники, проникнуты западной культурой.

В общем, хорошо относятся к нам волыняне, и это несмотря на трагичные выступления против поляков во время второй мировой войны.

Обычный волынянин старшего поколения хорошо вспоминает о польской власти на Волыни, которая длилась почти 19 лет (1920-1939). В разговорах со мной уже после войны многие волыняне подчеркивали, как им хорошо жилось при Польше, как с ними вежливо обращался староста.

Хвалили проводимое тогда соединение разрозненных земельных участков. Претензии они имели главным образом из-за учебы, а особенно они сожалели о том, что в школах учили детей читать сначала по-польски, а потом уже по-украински. Такие разговоры убеждали меня в том, что польские власти в пограничных районах не были такими глупыми и жестокими, как о них теперь говорят «pouer Ie roi de Prusse».

 

Об отношении галициян к Польше и полякам я ничего, к сожалению, сказать не могу. Эти отношения кажутся еще более доброжелательными, чем отношение литовцев к нам. Если речь идет о галициянах-интеллигентах, то среди них немало больных народной мегаломанией (манией величия).

И у нас до войны были мечты великодержавия. Но у Польши уже тогда была независимость, довольно раскинутая граница и свыше 30-ти миллионов жителей. Мы только забывали о том, что Польша была слишком слаба в экономическом отношении, чтобы серьезно претендовать на великодержавность. В то время независимой Украины еще не было. Украинцы сами не хотят признать и не признают Советскую Украину независимой. У них на плечах многомиллионный горб совершенно обрусевших «хохлов». Однако они испытывают упоение державной Украиной уже не от Буга и Сана, но от Люблина и Кракова аж до Кавказа. На основе этой своей, нужно признать, фантастической картины — эти галицианские мечтатели смотрят на нас, поляков, с пренебрежением, с высоты своего могущества. Конечно, при такой постановке дела не удастся добиться каких-либо лучших украинско-польских отношений.

Намного серьезней воспринимают Польшу и поляков украинцы-киевляне и с Полтавщины, вообще, с так называемой большой Украины. Они видят в поляках ценных и порядочных союзников в борьбе за лучшее будущее народа. Такое филопольское отношение многих украинцев не всегда бывает одновременно антирусское, но всегда соединено с антихохляцким настроением.

О хохлах я мало что могу сказать. Идеал хохлов — это Москва. Чем больше их внимание приковывает Москва, тем меньше и, в конце концов, никакого значения для них не имеет Варшава или Краков.

Если речь идет об изначальной раздробленности украинского народа, то, надо сказать, сталинское руководство подлило еще масло в огонь, упраздняя церковный союз 1946 года по примеру отмены союза во времена царя Николая I в 1839 году. Тогда царская власть нашла униатского епископа Юзефа Шемачка, который привел это в исполнение.

 

равда, теперь сталинская власть не нашла ни одного греко-католического епископа, но нашла во Львове прелата Габриеля Костельника, который встал во главе так называемой инициативной группы к возвращению в лоно православной церкви. С этих пор на Украине действует православная церковь, которая официально поглотила греко-католическую церковь и всех греко-католиков. Действуют также отдельные католические церкви, но только латинского обряда. Хотя очень многие греко-католики не считают себя православными, теперь нет ни одной действующей греко-католической церкви. Большинство этих церквей отдано православным, некоторые вообще закрыты и не действуют. Один из галицианских интеллигентов как-то сказал мне с горечью: «Мы, украинцы греко-католики, на Украине в худшем положении, чем вы, поляки. У вас есть хотя бы немного церквей, у нас же нет ни одной действующей греко-католической церкви».

Что касается греко-католических священников, то одни из них — незначительное число в Закарпатье и большее число в Галиции — «вернулись» в православие и стали его апостолами, другие во главе со всеми епископами, наоборот, стали исповедовать католическую веру и прошли через многолетние тюрьмы, некоторые были в заключении до 10 лет. Были и такие, которые остались при католицизме,' но благодаря счастливому случаю, избежали тюрьмы.

К Польше и полякам греко-католические священники из Галиции относились лучше, чем светские интеллигенты. Однако и среди них есть такие, которым кружит голову образ владычествующей Украины, тогда как закарпатские греко-католические священники относятся к нам не только хорошо, но сердечно. В таких условиях нет ничего удивительного, что на Украине господствует замешательство, и совершенно невозможно посчитать, какой урон потерпела католическая церковь и сколько убежденных верующих приобрела православная церковь.

И наконец, нельзя забывать о существовании многочисленной, подвижной и хорошо организованной украинской эмиграции на Западе. Главным ее бастионом является Канада.

 

Я не хочу давать какие-то рецепты относительно будущих польско-украинских отношений. В любом случае, мы должны более внимательно наблюдать за этой бурлящей украинской церковью, и за тем, что постепенно из нее будет выплывать. А тех из них, которые будут к нам относиться позитивно, не надо отталкивать несвоевременным напоминанием их ошибок и жестокостей, допущенных ими в межвоенные годы.

Это мои примечания, что касается наблюдений народов, охваченных ягелонской идеей. Но сам я живу в Казахстане и часто встречаюсь с интересом к казахам и другим азиатским народам. Я охотно расскажу о них.

Казахская Советская Республика охватывает огромную территорию, которая раньше, до революции, считалась просто юго-западной частью Сибири. Самих казахов раньше называли киргизами. Теперь киргизами называют только жителей Киргизской Советской Республики, расположенной южнее Казахстана, точнее, юго-восточнее. На юг от Казахстана находится обширная, хотя меньшая чем Казахстан, территория, названная еще до революции Туркестаном, а в настоящее время Советская Средняя Азия. На этой территории, двигаясь с востока на запад, расположены четыре связанные республики: Киргизская, Таджикская, Узбекская, Туркменская.

Все эти народы, а именно: казахи, киргизы, таджики, узбеки и туркмены — народы мусульманские. Казахи, киргизы, узбеки и туркмены говорят на диалектах турецкого языка и считаются тюркской этнической группой. Судя по физическому типу, у казахов и киргизов есть примесь монгольской крови. Только одни таджики принадлежат к другой этнической группе и говорят на совершенно другом языке. Они являются арийцами иранской группы. Самыми близкими к ним родственными нациями являются иранцы и афганцы.

Придерживаются ли мусульмане своей веры? Таджики и узбеки, конечно же, набожнее казахов. Молодежь плохо знает свою веру, и, наверное, большая часть вообще не молится. Однако все они верят в одного Бога Аллаха, самым

 

большим пророком которого является Магомет. Очень характерно: русские жулики и иногда даже не жулики — ругают Бога. Мусульманский жулик может ругаться самыми плохими словами, но никогда, ни в коем случае, он не будет ругаться на Бога.

Было время, когда все мечети в Советском Союзе были закрыты. Советским мусульманам очень помог визит президента Насера, который сам был набожным мусульманином. Снова были открыты мечети в больших городах. Сейчас функционирует два организационных мусульманских правления: для Казахстана и Средней Азии, а также для европейской части Советского Союза. После долголетнего перерыва из Советского Союза в Мекку отправляются паломники. Как сказал мне на ломанном русском языке один казахский мулла: «Раньше было плохо (плохо, очень плохо), а теперь хорошо, очень хорошо».

Действительно ли все так хорошо, насчет этого у меня есть сомнения. Хотя, конечно же, теперь советским мусульманам лучше, чем до визита Насера.

Объектом моей долголетней душепастырской работы и миссионерской деятельности являются не русские, и не казахи или таджики. Прежде всего, я работаю среди немцев и поляков. Что же это за немцы и что же это за поляки? Немцы не из Германии, а поляки не из предвоенной Польши. Конечно, в военные и послевоенные годы в эти края прибыло много, как их тут называют, поляков из Польши, польских граждан, но они уже давно репатриировали в народную Польшу — одни в 1945 году, другие в 1955-56 годах. Многие также выехали из Советского Союза вместе с армией Андерса.

Поляки, живущие в настоящее время в Казахстане — это переселенцы с Каменецкой, Житомирской и Винницкой областей Украины. В тех краях до сегодняшнего дня существует многотысячная польская община и есть несколько действующих церквей, как, например, в Шарограде и Баре, где уже четвертый год настоятелями работают Юзеф Кучинский и Бронислав Джепецкий. Наши казахстанские поляки переселены с Украины в Казахстан в 1936 году. Повлиял на это решение тогдашний «флирт» санационного правительства

 

с Гитлером. Целое молодое поколение поляков родилось и воспиталось в Казахстане. Долгие годы польские переселенцы были под комендатурой и не могли никуда выезжать. Позднее они получили полную свободу передвижения. Некоторые вернулись в свои родные края на Украину, но основная масса осталась в Казахстане.

По данным последней переписи в Казахстане 53 тысячи поляков. В действительности же их намного больше, так как очень многие поляки записаны украинцами, хотя совсем себя таковыми не считают.

Есть три основных центра размещения польского населения в Казахстане:

1. Кокчетавская и Целиноградская (раньше Ахмолинская) область. В этих двух областях живет основная масса казахстанских поляков. Их очень много в городах. Здесь есть целые деревни, иногда с преобладанием польского населения. Именно в Кокчетавской области работал ксендз Юзеф Кучинский, а в Целиноградской области Бронислав Джепецкий.

2. Окрестности Алма-Аты. Здесь значительное скопление поляков. В городе Алма-Ата, который является столицей Казахстана, поляков немного, но в районах есть поселки со значительным, даже преобладающим польским населением.

3. Город Караганда с его окрестностями — это третий самый маленький центр поляков. Поляки, старшее поколение, которым около 70-ти лет, в общем-то неплохо говорят по-польски, хотя не без русских и украинских вставок. Они очень набожные. Многие из них знают наизусть множество религиозных песен, иногда уже очень устаревших, и забытых в Польше. Среднее поколение говорит уже хуже по-польски, но в общем-то еще говорят. Зато молодежь говорит по-польски только в лучших и наиболее старательных семьях. В общем-то, в основном вся молодежь понимает польский язык, но уже не разговаривает по-польски. Попадаются, к сожалению, и такие, которые даже не понимают своего родного языка. Среди молодежи большинство не умеет читать по-польски, хотя охотно этому учится, был бы только учебник. Зато старшее поколение все читает в молитвенниках по-польски очень хорошо, но из других книг хуже. Старшие

 

поляки почти все верующие, в основном привязаны к своей вере. О религиозном состоянии молодежи поговорим попозже. Во всяком случае, как старшие, так и младшие пока придерживаются католической веры — они поляки. Если же они отходят от католической веры, то очень быстро русифицируются. Потихоньку образуется молодая интеллигенция из детей наших поляков-крестьян, ремесленников и рабочих. Но эта молодая интеллигенция совершенно ничего не знает о Польше, ее культуре и истории. То же самое творится и на Украине, в окрестностях, из которых выходят наши переселенцы.

Немцев в самой Караганде и вообще в тех краях намного больше, чем поляков. Они являются потомками немецких колонистов, поселившихся в русском государстве во времена царствования Екатерины II и ее наследников, а значит, во второй половине XVIII века и в первой половине XIX века. В религиозном отношении немцы в Советском Союзе — как и в самой Германии — не монолитны. Есть очень много лютеран, много баптистов, но также много и католиков.

Некоторые немцы попали в эти края еще до революции, но значительное их число было переселено сюда из европейской части Советского Союза, частично еще до войны, но особенно во время войны и непосредственно после ее окончания. Немало немцев приехало сюда добровольно в послевоенные годы.

Немецкая колонизация в русской империи была в основном осуществлена на двух территориях:

1. На Южной Украине (Одесса, Николаев, Херсон, Запорожье).

2. В Поволжье, около Саратова. В основном из этих Двух территорий и происходят наши азиатские немцы. До сегодняшнего дня у нас говорится об одесских и волжских немцах.

Я работал среди немцев не только в Караганде и ее ближайшей округе. Я вел душепастырскую работу во время моих путешествий в разных районах, а особенно в Таджикистане, о чем я расскажу в третьей части моего повествования.

 

Могу утверждать с полной уверенностью, что хорошо быть  душепастырем среди немцев, или, как говорят здешние атеисты, «немецким попом».

У немцев в крови порядок и дисциплинированность. Или они совсем не приглашают ксендза, или, если уже пригласят, то все пользуются его услугами. Зато наши «полячки» как везде, так и в Казахстане — индивидуалисты.

Если в Казахстане немец-католик женится на немке-католичке, то обычно за целый месяц до свадьбы приходят к ксендзу обе мамы и говорят так: «Свадьба будет в такой-то день. Мы приходим заранее, чтобы у патера было время их подготовить к венчанию и чтобы вместе определить дату венчания, конечно же перед свадьбой». В то время наши дорогие «полячки» думают только о шумной свадьбе, густо заправленной водкой, а о церковном венчании начинают думать только после свадьбы (и то не все). Одним словом, немцы более последовательные католики, чем поляки, и поэтому хорошо быть их душепастырем.

Поляки превосходят немцев в некоторых отношениях, Они более сердечные и жертвенные. Все, не исключая молодых интеллигентов, целуют руку ксендзу и делают это охотно, без принуждения. У немцев, за исключением некоторых старушек, такого обычая нет. Они более официальны; хотя не лишены сердечности. Да, они жертвенны, нередко очень жертвенны, но поляки, в общем-то, более жертвенные. Исключительно за счет пожертвований верующих я живу уже долгие годы и содержу себя, когда нужно и путешествую, и вдобавок плачу еще подоходный налог, который в 1969 году составил 1088 рублей или 16320 злотых. Конечно же, я не смог бы себе позволить купить машину, но всего остального мне достаточно.

Старшие немцы-католики чувствуют себя, прежде всего, католиками, а потом уже немцами. Так, старый немец католик говорит себе: «Я немец-католик», и реже «Я немец» У молодежи уже нет этого перевеса католицизма над национальностью. Старшие немцы-католики не очень признают немцев-лютеран или баптистов за своих соотечественников. Они предпочитают, чтобы их дети, внуки женились и вы-

 

 

эдили замуж за поляков, литовцев, лишь бы действительно за верующих католиков, чем за немцев, принадлежащих к другим вероисповеданиям. Почти всегда они против браков с русскими. Так как немецкие семьи более дисциплинированны, чем польские семьи, их дети в основном считаются с мнениями родителей, несмотря на это смешанные русско-немецкие браки встречаются довольно часто, но даже союзы с немцами других вероисповеданий более редки, чем браки немецкие и католические.

Немцы, так же как и евреи, предпочитают жить скученно. В первые послевоенные годы они были более рассеяны, везде под комендатурой и должны были жить там, где им было указано — нередко без своих соотечественников, среди чужих народов. Но когда после смерти Сталина их освободили от комендатуры и вернули им свободу передвижения, то они не возвращались в свои родные места, где теперь осталось очень мало немцев, но ехали туда, где уже после войны сосредоточилось большое число немцев.

Так было в Караганде. Когда 15 лет тому назад я был выслан в Караганду, немцев здесь было относительно мало. Только в одном пригороде было много немцев с Поволжья, высланных сюда еще в 1930 году, после предварительного «раскулачивания» во время коллективизации. Среди них живет и работает мой сосед и друг ксендз прелат Александр Хира, бывший ректор греко-католической духовной семинарии в Ужгороде, в Закарпатье. В течение последних 15 лет немцы заселили всю Караганду. Конечно же, они приезжали сюда и по той причине, что здесь легко найти работу, но, прежде всего их сюда привлекало то, что в Караганде уже было много католиков, а особенно то, что в нашем городе есть католические ксендзы.

Ничего подобного я никогда не замечал у поляков. Еврей тянется к еврею, немец к немцу, но поляк редко тянется ^да, где хоть немного больше поляков. А если еще случается, что в молодом поколении браки смешанные с украинцами или русскими, что, к сожалению, встречается чаще, ^м монолитные польские семьи, то легко представить себе остальное.

 

Отношения между поляками и немцами-католиками хорошие, а часто даже сердечные, чего уже нельзя наблюдать в отношениях между поляками и немцами других верований. Немцы, в общем-то, в глубине души считают себя за нечто лучшее не только по отношению к русским, но и по отношению к полякам, но немцы-католики смотрят на поляков и на литовцев почти как на равных себе. Зато поляки старшего поколения считают себя лучшими, чем украинцы, не говоря уже о русских. Средний старый поляк считает украинский язык крестьянским языком. Хуже, что среди молодых поляков, причем самых интеллигентных, можно заметить убежденность в превосходстве русской культуры, что иногда доходит до того, что они стесняются своей польскости.

Как среди поляков, так и среди немцев создается молодая интеллигенция. И у нее также недостает знаний о Германии, ее истории и культуре. Но, однако, эти молодые интеллигенты-немцы больше знают о Германии, чем молодые интеллигенты-поляки о Польше.

Так как в Польше есть интерес и к евреям, то я напишу и о советских евреях, хотя у меня с ними было очень мало общего.

«Евреи по-мастерски умеют приспособиться и устроиться» — так говорят о них русские. А один из главарей киевских жуликов, и притом неплохой певец и господин... так пел об этом в тюремной камере:

«Ах, бедный Шлома,

У него забрали четыре дома.

Теперь он тихий и смирный

Зав. магазином "ювелирный"».

Согласно этой песне: «хоть у бедного Шломы забрали, — разумеется, после революции — четыре дома, но он теперь тихий и смирный зав. ювелирного магазина».

Евреи в Советском Союзе так хорошо приспособились и устроились, что теперь уже полностью исчезает тип еврейчика, хорошего торговца или ремесленника. Советский «еврей» — это интеллигент чаще всего с высшим образованием: инженер, врач, профессор или торговый работник с вы

 

соким социальным положением. В настоящее время, в связи с израильско-арабской войной, ситуация с советскими евреями не совсем понятна. За границу их не пускают, но евреи умеют ждать, пережидать и выдержать на своих государственных должностях.

После характеристики отдельных народностей я хотел бы немного больше сказать о религиозном состоянии в настоящее время. Особенно часто я слышу вопрос, придерживается ли молодежь своей веры или массово от нее отходит? Разумеется, нас, прежде всего, интересуют католики. Поговорим, прежде всего, о русской молодежи. Русские задают тон всему Советскому Союзу, а значит, обсуждение интересующей нас темы без их учета не дало бы нам ясной картины. Я должен оговориться, что пока буду говорить только об исконно русских, а не об украинцах и белорусах, которых так часто путают с русскими.

Мне кажется, что русские больше всех других народностей попали под влияние атеизма или агностицизма. Среди исконных русских процент убежденных атеистов и, еще больше, агностиков, конечно же, больший, чем у других народностей. Но здесь нужно учесть два обстоятельства, значимых не только для русских, но и в целом во всем Советском Союзе:

1. В Советском Союзе намного больше агностиков, чем атеистов, в полном смысле этого слова. Молодой человек средних лет, неверующий, если его спросить, отвечает: «Я не верю в Бога» и обычно добавляет, философски обосновывает:

«Я его не видел». Но он не будет клясться, что точно нет Бога, но скажет: «А может, он где-нибудь и есть, но я его не видел, и никто его не видел». А тот, кто не исключает возможности существования Бога, уже сам по себе не является атеистом.

2. В Советском Союзе много людей, которые считают себя атеистами, но вовсе ими не являются. Прежде всего, все партийные считают себя атеистами, в то время как среди них больше агностиков и даже немало таких, которые потихоньку верят в Бога. Хуже, что среди русских и среди восточных народов существует определенная легкость в отречении от

 

Бога для собственной пользы. Есть такие, которые даже этивд хвалятся, а в своем доверенном кругу говорят, что даже и не думают стать безбожниками. Атеистическая пропаганда в Советском Союзе проводится достаточно интенсивно, хотя, честно говоря, могла бы быть еще интенсивней. Особенное внимание при этом уделяется детям и молодежи. Уровень атеистической пропаганды, в общем-то, низкий. Достаточно сравнить статьи на эту тему в коммунистической советской и польской печати. При сравнивании предпочтение отдается польской стороне. В советской пропаганде очень мало философской аргументации. Обращается большее внимание на мнимое противоречие между наукой и религией. Еще больше насмехаются и внушают отвращение к «попам» и «богомолам». «Поп» — это не только православное духовное лицо,, но и также наш ксендз, лютеранский пастор, мусульманский мулла, сектантский проповедник, и зачастую под этим же понятием подразумевают «монахов» и «монахинь». «Богомол» и «богомолка» — это вообще набожная личность любого вероисповедания. Именно осмеяние, а не аргументация — это излюбленный метод советской атеистической пропаганды. Большое замешательство сеет то, что даже наивысшие формы и проявления религии уравниваются с грубыми суевериями, иногда не имеющими ничего общего с религией.

Результаты этой атеистической, антирелигиозной пропаганды, одновременно и малы и велики. Велики потому, что дети и молодежь боятся быть осмеянными, что наносит ущерб жизни молитвы и веры. А малы результаты атеистической пропаганды и иногда даже совсем нет никаких там,, где родители и воспитатели действительно верующие и действуют своим добрым примером.

Если атеизм, а еще более агностицизм, имеет больше успеха среди русских, то одна из грустных причин этого зрелища — это небрежность родителей и воспитателей. Часто в русских семьях бывает так, что старшие сами молятся, но совершенно не заботятся о том, чтобы молились их дети и внуки. Слишком мало в русских семьях заботы об укоренении и передаче веры молодому поколению. Влияние на это имеет также и специфический образ мышления русского

 

 

народа. Для русских аргументы ума играют в религии минимальную роль. На первый план выдвигается религиозное переживание, своеобразный мистицизм. Русской психике не соответствует томизм, ей намного ближе экзистенциализм.

Достаточно часто в Советском Союзе среди русских, и часто и среди других национальностей, наблюдается такая картина: подрастающая молодежь только временно проходит через атеизм. Парни и девушки в возрасте от 16 до 20 лет верят в то, что Бога нет. Однако позднее они задумываются, и уже в возрасте около 25 лет эти же самые парни и девушки принимают позицию или агностиков, но уже не атеистов, или, если эта вера хоть немного была им привита в детстве, возвращаются к вере в Бога, хотя обычно уже не к молитве.

Так как среди молодежи, и это не только русской, распространен агностицизм, то скажу еще несколько слов о нем. Эти молодые агностики, хотя и не исключают возможности существования Бога, в основном совершенно им не интересуются. Они полностью поглощены практическим материализмом, жизненным. Одних, и очень многих, очень интересует водка, других — техника, спорт, наука, искусство, литература, сексуальные дела, деньги, благополучие. Среди этих молодых агностиков есть также не такое уж большое меньшинство глубоко думающих. Они даже очень интересуются религией. Но нелегко такому молодому думающему человеку встретить ближнего, который мог бы ему подать руку помощи.

В Советском Союзе все на службе атеизма: печать, кино, школа, театр, радио, телевидение. Атеисты постоянно то одним, то другим способом обращаются к народу, а люди верующие, хотя их и больше, чем атеистов, обычно молчат.

И при этом даже мудрая и набожная старушка не сумеет убедить студента или студентку института, так как для этого нужны хоть минимальные знания философии и умение опровергнуть аргументы — в основном очень примитивные — советской атеистической пропаганды. Без сомнения, есть какое-то зерно правды в том, что в русской психике есть склонность к крайности. В современном русском обществе выступают крайности и в области религии. Выступает, без со-

 

Бога для собственной пользы. Есть такие, которые даже этим хвалятся, а в своем доверенном кругу говорят, что даже а не думают стать безбожниками. Атеистическая пропаганда в Советском Союзе проводится достаточно интенсивно, хотя, честно говоря, могла бы быть еще интенсивней. Особенное внимание при этом уделяется детям и молодежи. Уровень атеистической пропаганды, в общем-то, низкий. Достаточно сравнить статьи на эту тему в коммунистической советской и польской печати. При сравнивании предпочтение отдается польской стороне. В советской пропаганде очень мало философской аргументации. Обращается большее внимание на мнимое противоречие между наукой и религией. Еще больше насмехаются и внушают отвращение к «попам» и «богомолам». «Поп» — это не только православное духовное лицо, но и также наш ксендз, лютеранский пастор, мусульманский мулла, сектантский проповедник, и зачастую под этим же понятием подразумевают «монахов» и «монахинь». «Богомол» и «богомолка» — это вообще набожная личность любого вероисповедания. Именно осмеяние, а не аргументация — это излюбленный метод советской атеистической пропаганды. Большое замешательство сеет то, что даже наивысшие формы и проявления религии уравниваются с грубыми суевериями, иногда не имеющими ничего общего с религией.

Результаты этой атеистической, антирелигиозной пропаганды, одновременно и малы и велики. Велики потому, что дети и молодежь боятся быть осмеянными, что наносит ущерб жизни молитвы и веры. А малы результаты атеистической пропаганды и иногда даже совсем нет никаких там, где родители и воспитатели действительно верующие и действуют своим добрым примером.

Если атеизм, а еще более агностицизм, имеет больше успеха среди русских, то одна из грустных причин этого зрелища — это небрежность родителей и воспитателей. Часто в русских семьях бывает так, что старшие сами молятся, но совершенно не заботятся о том, чтобы молились их дети и внуки. Слишком мало в русских семьях заботы об укоренении и передаче веры молодому поколению. Влияние на это имеет также и специфический образ мышления русского

 

народа. Для русских аргументы ума играют в религии минимальную роль. На первый план выдвигается религиозное переживание, своеобразный мистицизм. Русской психике не соответствует томизм, ей намного ближе экзистенциализм.

Достаточно часто в Советском Союзе среди русских, и часто и среди других национальностей, наблюдается такая картина: подрастающая молодежь только временно проходит через атеизм. Парни и девушки в возрасте от 16 до 20 лет верят в то, что Бога нет. Однако позднее они задумываются, и уже в возрасте около 25 лет эти же самые парни и девушки принимают позицию или агностиков, но уже не атеистов, или, если эта вера хоть немного была им привита в детстве, возвращаются к вере в Бога, хотя обычно уже не к молитве.

Так как среди молодежи, и это не только русской, распространен агностицизм, то скажу еще несколько слов о нем. Эти молодые агностики, хотя и не исключают возможности существования Бога, в основном совершенно им не интересуются. Они полностью поглощены практическим материализмом, жизненным. Одних, и очень многих, очень интересует водка, других — техника, спорт, наука, искусство, литература, сексуальные дела, деньги, благополучие. Среди этих молодых агностиков есть также не такое уж большое меньшинство глубоко думающих. Они даже очень интересуются религией. Но нелегко такому молодому думающему человеку встретить ближнего, который мог бы ему подать руку помощи.

В Советском Союзе все на службе атеизма: печать, кино, школа, театр, радио, телевидение. Атеисты постоянно то одним, то другим способом обращаются к народу, а люди верующие, хотя их и больше, чем атеистов, обычно молчат.

И при этом даже мудрая и набожная старушка не сумеет убедить студента или студентку института, так как для этого нужны хоть минимальные знания философии и умение опровергнуть аргументы — в основном очень примитивные — советской атеистической пропаганды. Без сомнения, есть какое-то зерно правды в том, что в русской психике есть склонность к крайности. В современном русском обществе выступают крайности и в области религии. Выступает, без со-

 

мнения, крайний атеизм, хотя он намного меньше распространен, чем агностицизм. Но одновременно выступает и религиозность, и даже очень активная, часто проникнутая своеобразным мистицизмом.

Русское православие понесло большой ущерб из-за атеизма, агностицизма и частично также и сектантства. Несмотря на это, я думаю, основное большинство русских придерживается православия. Особенно сильна позиция православной церкви в великой России, а значит, и в самой Москве и во всей ее округе. Туле, Калуге, Рязани, Орле, Твери и Ярославле. На периферии, а особенно в азиатской части СССР, влияние православной церкви уже намного меньше.

Кроме того, надо учесть, что в русской православной церкви существует раскол. Часть, может быть незначительная, но очень активная в русском православии, не признает над собой московского патриарха, обвиняя его в том, что он продал себя безбожной государственной власти.

Очень характерное явление для верующей части русского общества — развитие сектантства, но нельзя смешивать православных оппозиционеров с сектантами. Эти оппозиционеры считают себя лучшими православными. Они основываются на православной традиции и подчеркивают, что с этими сектами не имеют и не хотят иметь ничего общего. Именно в этих оппозиционных православных направлениях и проявляется русская крайность и мистицизм. Такие «истинно православные христиане» не могут, например, иметь ничего общего с государственной властью как безбожной, и даже как говорят, сатанинской. Поэтому они не работают на государственной работе и живут в нужде. Более того, они даже не берут паспортов и других документов, а на вопросы сотрудников милиции: «Кто ты?» отвечают: «Я раб Божий Иван» или «Я раба Божья Агафея». Так и михайловцы уверовали в то, что их предводитель, православный монах Михаил Ершов есть не кто иной, как только святой Архангел Михаил. На основе одного из высказываний из пророчества Даниила, что объявится Архангел Михаил, Ершов объявил, что он сам Архангел Михаил, посланный от Бога для спасения Святой Руи.

 

В подлинном сектантском движении большим успехом пользуются баптисты, менониты, адвентисты, духовники, и свидетели Иеговы или евангелисты. Это все секты западного происхождения. Есть и секты русского происхождения, например, молокане. Но у них не так много приверженцев. Сектанты обычно очень старательные, иногда просто дотошные в своей старательности. Очень им помогает то, что у них все проводится на русском языке, молитвы, религиозные песни, чтение святого писания и проповедь. Зато в церкви православной до сих пор господствует церковно-славянский язык, непонятный для молодого поколения. В русском православном духовенстве до сих пор есть разделение на «старых попов» и «молодых попов». До войны на протяжении многих лет все духовные семинарии были закрыты. Ни одна из них не работала. Поэтому сейчас русскому православному духовенству недостает среднего поколения. Старшим попам около 70 лет, а молодым 40-45 лет. В настоящее время есть 4 действующие духовные семинарии: в Москве, в Ленинграде, в Одессе и, кажется, в Казани, а также две духовные академии в Москве и Ленинграде.

Хотя старшие попы менее образованны, их очень любят в русском обществе. Зато молодые попы не пользуются доверием, их обвиняют в слишком тесном контакте с государственной властью, хотя это ни в коем случае не следует обобщать. Определенную роль в православном духовенстве играют те священники, которые получили образование в довоенной Польше, а особенно учителя православной теологии Варшавского Университета, а также отступники из бывших греко-католических священников. К этим последним у русских нет доверия. Наконец, православные священники, получившие образование в Польше, так же как и священники-вероотступники не русские и не белорусы.

В настоящее время есть действующие православные монастыри женские и мужские, но их мало. Наибольшую роль играют монастыри: Троице-Сергиевский в Загорске около Москвы, а на Украине Печорский в Киеве и Почаевский на Волыни.

 

Если, однако, мы сравним процент верующих среда русских, украинцев и белорусов, то процент верующих среда украинцев и белорусов больший, а процент атеистов и агностиков меньший, чем среди русских. Есть, однако, и некоторые общие явления. Действует одна и та же религия, православно-церковная, во главе с московским патриархом. Также развивается сектантский дух, как среди русских, так и среди украинцев и белорусов. Зато среди других народностей СССР о сектантском движении можно сказать намного меньше. Советская власть воспринимает отдельные религии и вероисповедания совершенно не одинаково. Больше считаются с православными, которые признают московского патриарха. За ними идут баптисты и некоторые другие секты, лютеране, а также мусульмане. Хуже относятся к католикам, а особенно к ксендзам-католикам, как к «агентам Ватикана». Однако хуже всех относятся к православным оппозиционерам и тем сектам, у которых свои центры в Соединенных Штатах, как, например, свидетели Иеговы.

Католическая церковь иначе воспринимается в Литве, Латвии, где признан епископат и где есть духовные семинарии в Каунасе и Риге. Иначе и в других частях Советского Союза, где зарегистрированы церкви и священники, хотя и нет епископов и церковной организации, а священники полностью зависят от местных уполномоченных по делам религии. Иначе на всей остальной территории Советского Союза, где нет ни одной зарегистрированной церкви и ни одного зарегистрированного ксендза, где вся душепастырская работа проводится в частных домах, о чем мы подробней поговорим в третьей части моего повествования.

Теперь я отвечу на вопрос, как с религиозной точки зрения представлены католики Советского Союза, и что делается с нашей католической молодежью и детьми. Здесь без сомнения дело в СССР обстоит лучше, чем с православными.

В европейской части Советского Союза по численности на первом месте среди католиков находится Литва, на втором поляки, на третьем латыши, но есть, хотя и в меньшем количестве католики белорусы, грузины, армяне, немцы.

 

Особую группу составляют украинские греко-католики, о чем мы уже говорили выше.

В азиатской части СССР среди католиков на первом месте находятся, и это в превышающей численности, немцы, на втором поляки, на третьем литовцы, а другие народности представлены очень немногочисленно.

Католики превосходят православных, в старании передать веру и набожность своим детям и внукам. В борьбе за душу ребенка больше всего зависит от семьи, а особенно от матери. Немного позже я это продемонстрирую несколькими наглядными примерами, взятыми из жизни.

В многонациональном католическом обществе Советского Союза убежденных атеистов очень мало, агностиков больше, но меньше, чем среди православных. Достаточно среди молодого поколения верующих, но они не молятся совсем или очень мало; однако они, прощаясь вечером и ложась спать, всегда крестят своих детей.

Такова ситуация в католическом обществе в Советском Союзе. Почти все старшие и значительная часть молодых — это католики верующие и практикующие. Значительная часть молодых — это люди верующие, но не молящиеся, как я только что говорил.

Среди молодежи есть определенный процент агностиков. Меньше атеистов.

Происходит это так:

Если семья верующая, по-настоящему и старательная, то она воспитывает и верующую практикующую молодежь. Если семья верующая, но так, на среднем уровне, то очень часто молодежь верит в Бога, не отрекается от веры, но не молится. Если семья верующая, но халатная или смешанный брак в отношении вероисповеданий или частично неверующая, то в среде такой семьи молодежь вырастает агностиками, а иногда и атеистами.

Значит, не совсем плохо в нашем советском обществе католикам, но и не совсем хорошо. У нас должны быть серьезные опасения за будущее. Я знаю такие примеры: пока в семье живет бабушка, мудрая и набожная, вся семья — верующая и практикующая. Когда бабушка умирает, то мама

 

уже не может этого дать своим детям то, что давала бабушка, воспитанная в намного лучших в отношении веры условиях. А если умрет мама, то ее дочь еще в меньшей степени может влиять на своих детей, чем мама. И так, потихоньку, среди католической молодежи уменьшается процент тех, кто считает себя верующими. Они перестают молиться, и их дети, вернее всего, будут агностиками.

И здесь я еще раз могу напомнить слова Спасителя:

«Просите Господина жатвы, чтобы послал делателей на жатву Свою», тем более что «жниво велико, а работников мало».

Я не люблю печальных примеров, хотя иногда они заставляют нас больше задуматься. Я люблю примеры добрые, воспитывающие. Приведу 12 примеров. Все они взяты из жизни Советского Союза. Только два из них печальные, Все использованные имена, за исключением последнего, изменены по понятным причинам.

Пример первый. В одном из больших городов недалеко от Москвы жила одна бездетная семья. Назовем их часто встречающимися в России именами Николай Петрович и Анна Павловна. Оба уже люди пожилые, партийные, известные во всем городе. Он был инженером и директором фабрики, она — педагогом и общественным деятелем. Из-за плохого состояния здоровья Анна Павловна должна была оставить работу в школе, но тем более деятельной она была в других общественных организациях. Через некоторое время было замечено, что Анна Павловна оставила и эту общественную работу. Когда ее об этом спрашивали, она всегда ссылалась на состояние здоровья. Однако было известно, что ее здоровье поправилось после того, как она оставила работу в школе. Вскоре выплыли и причины того, почему она оставила общественную работу. Оказалось, что Анна Павловна принимает у себя в доме визиты каких-то гостей из Москвы, с которыми она много часов дискутирует об индийской философии. Обратились к Николаю Петровичу, чтобы он повлиял на свою жену, но бедный Николай Петрович ничего не мог поделать. Наконец, дошло до разговора между партийными деятелями и Анной Павловной. Было обращено ее

 

внимание на то, что она напрасно занимается чуждой нам индийской философией. Ей было предложено глубже заняться философией марксистской и диалектическим материализмом. На это Анна Павловна со всей искренностью ответила:

«Ах, если бы вы знали, как это мне все надоело».

Комментарии излишни. Среди русской интеллигенции, которую кормили только марксистской философией, немало жаждущих другой, лучшей духовной пищи. После визита индийского премьера Неру в Москву для укрепления договора о взаимном обмене материальными и духовными благами, на русский язык было переведено несколько современных и важных книг об Индии и ее культуре. Среди них было переведено двухтомное произведение о буддийской философии позднейшего президента Индии Радхакришны. Русская интеллигенция смогла познакомиться с другой философией: нематериалистической, спиритуалистической. Работа Радхакришны была в миг расхватана, она стала бестселлером. После быстрой распродажи всех экземпляров этого произведения труд одалживали друг другу, несмотря на то, что суть была очень трудна для восприятия. Как мы видим, и Анна Павловна не устояла перед чарами индийской философской мудрости. Это очень утешающий факт, что русская интеллигенция ищет чего-то более глубокого, чем то, что ей досыта дают. Хочу еще объяснить, откуда я знаю эту историю об Анне Павловне. Только из газеты. Нужно знать некоторые обычаи советской печати. В ней есть раздел публицистики, который называется изобличающий репортаж. В нем часто описываются с мельчайшими подробностями жизнь и поступки изобличаемых личностей, как в данном случае этой, мною названной Анной Павловной.

Пример второй. Я ехал на поезде из Караганды в Алма-Ату. Мы уже приближались к цели нашего путешествия. В купе нас осталось только двое. Мой единственный попутчик был симпатичный молодой интеллигентный человек. Мы начали разговор. Очень важным было то, что это был разговор без свидетелей, с глазу на глаз. Поэтому он мог быть искренним. Я ему даже сказал, кто я есть. Мой собеседник, назовем его Иваном, был русский, студент пятого курса

 

Алма-Атинского университета. Это был типичный советский агностик, не по философским убеждениям, а только из-за невозможности более глубокого познания философско-религиозных проблем. Видя его заинтересованность этой темой и используя нашу возможность говорить один на один, я кратко изложил ему наше философское понятие о Боге и познакомил его с личностью и фактами из жизни Иисуса Христа. Я говорил научным языком об элементарных правдах веры. Если бы я это начал объяснять польскому студенту, то он, наверное, спросил бы: «Ксендз, наверное, думает, что я этого не знаю?» А между тем мой Иван этого не знал. И слушал он все это вовсе не пассивно. Он задавал разные вопросы. Видно было, что это его очень заинтересовало. Прощаясь со мной, он сказал мне очень сердечные и очень характерные слова: «Это как раз то, чего нам не хватает». Я считаю, что и в этом случае комментарии излишни.

Пример третий. Одна бабушка, которая недавно приехала в Караганду, обратилась ко мне с просьбой, чтобы я покрестил ее внучку. Эта польская семья. Из других источников я знал, что ведет она себя безупречно, но, однако, она не была крещеной даже, как говорится, «водою». Эту девушку я буду называть София. Как известно, «София» означает мудрость, однако в данном случае это мудрость в кавычках. И вот эта София, которую я до сего дня не видел, не согласилась покреститься, мотивируя это боязнью, что об этом могут узнать в техникуме, где она учится, и выгнать оттуда. Из-за того, что София боялась со мной встретиться и поговорить, по просьбе бабушки я написал ей письмо, которое бабушка ей вручила. Наша переписка велась, из-за необходимости, по-русски. Я предложил Софии встречу, где не будет посторонних свидетелей. Я подчеркнул, что хочу только выяснить проблему с Крещением, к которому я не имею права принуждать без ее согласия. Кроме того, я предложил ей поговорить на философские темы. Не сомневаясь в том, что ее заинтересует нечто, помимо того, что она знает материалистическую философию, я допускаю, что она не отвергнет возможность познакомиться и с нашей христианской философией.

 

София через бабушку написала мне ответ уже на следующий день. Что касается Крещения, писала она, то она не может согласиться, так как не верует в Бога. А креститься только ради того, чтобы угодить бабушке, было бы нечестно. Что касается христианской философии, то София писала, что она ее совсем не знает. Однако, твердила она дальше вдолбленные ей на протяжении нескольких лет пустословные разговоры, хорошо мне известные, что она убеждена в превосходстве материалистической философии, так как диалектический материализм это единственная правдивая философия, согласная с наукой. Я не оставил еще бедную Софию в покое. Я написал ей второе и последнее письмо. «Что касается Крещения, — писал я, — то ты совершенно права. Нельзя креститься, не имея веры в Бога. А что касается философии, то ты сама признаешься, что совершенно не знаешь христианской философии. Как же ты можешь утверждать о превосходстве материалистической философии, когда не знаешь никакой другой философской системы? Я был бы очень рад, если бы ты над этим подумала».

Подумала ли София об этом, этого я не знаю. К сожалению, она и по сей день не окрещена. Хочется, чтобы так не осталось до смерти.

Еще одно замечание в конце этого грустного примера. Стоит ли терять время и писать письма людям такого типа как наша София, которые в своей жизни не хотят встретиться и посмотреть на священника? Да, нужно бросать зерна Евангелия и на такую почву. Может, хорошее зерно прорастет через много лет. Может, София покрестится уже после смерти этого священника, которого она не хотела видеть, но который, несмотря на это, захотел хотя бы в письме бросить ей несколько слов правды.

Пример четвертый. Во время моих миссионерских путешествий я приезжаю в один городок и объявляю, что буду готовить молодоженов к венчанию. Согласилось готовиться около 10 пар. Это были поляки, молодые люди, живущие Уже в браке по несколько лет, но без венчания, потому что не было священника. Почти никто из них еще не был на исповеди и не принимал Св. Причастия.

 

Мое внимание привлекла своим интеллигентным видм одна супружеская пара. Оказалось, что молодой муж, назовем его Станиславом, — инженер. Ему тогда было 27 лет, Его жена была еще моложе и очень приятная. У нее было полное среднее образование. Они жили вместе с матерью Станислава, которая была еще не старой женщиной, простой, но мудрой и искренне верующей.

Все закончилось наилучшим образом. У меня было даже время ближе познакомиться с этой семьей, которая очень хорошо говорила по-польски. Я очень обрадовался, что об верующие и практикующие католики. Как-то я спросил Станислава, когда мы были втроем с ним и его женой: «Не помешала ли тебе учеба в советских учреждениях верить в Бога?» Станислав ответил: «Может, это и удивит ксендза, я закончил среднее и высшее учебное заведение в Советсковд Союзе, учил философию материалистическую и сдавал по ней экзамен, но никогда в жизни у меня не было даже малейшего сомнения в отношении веры в Бога. Вы познакомились с моей матерью. Она женщина простая, но неглупая. Она мне все так объяснила, что мне этого было достаточно. В школах много говорили против веры в Бога, но это не производило на меня впечатления. Я всегда понимал, что это не имеет ничего общего с наукой, что это обыкновенная агитация.

Стоит еще сравнить Станислава с Софией. Они более-менее одинаковы и ровесники. Оба — поляки. Оба с высшим советским образованием. Почему между ними такая огромная разница? Потому что Станислав был критичный, имел свой разум, а София, к сожалению, была не критичной. Но это еще не все. Я знаю не только мать Станислава, но я знаю также и мать Софии, которая ее воспитала. Если бы Софию воспитала ее бабушка, было бы совсем по-другому. К сожалению, мать Софии, хотя она и верующая, нельзя сравнить с мудрой и набожной матерью Станислава. «По плодам их узнаете их» (от Матфея 7, 20.).

Пример пятый. Герой этого примера — молодой студент, литовец. Назовем его литовским именем — Витольд. Историю Витольда рассказал мне один литовский ксендз — че

 

ловек очень надежный. Витольд был студентом третьего курса университета одного из больших сибирских городов. В то время в Сибири было много сосланных литовских семей. Теперь большинство из них вернулось в Литву. В том городе рабо-уод — конечно, без регистрации — один литовский священник, и работал он уже несколько лет очень умело, действительно замечательно. Витольд часто ходил на Св. Мессу, а иногда даже прислуживал. Наконец, об этом уже стали говорить в университете.

Студенты в советских высших учебных заведениях разделены на подгруппы с научной и воспитательной точки зрения. У каждой группы есть свой руководитель, в основном из доцентов или ассистентов, которые бдят над наукой и идеологией своих студентов. Как-то раз этот руководитель собрал свою группу и начал говорить о том, что даже не верится, но, к сожалению, это правда, что есть еще студенты, которые верят в Бога и молятся. Но — и это уже настоящий скандал, — находятся даже такие студенты, которые прислуживают попу во время богослужения. Все студенты поняли, что их руководитель имеет в виду Витольда, хотя он и не назвал его по имени. И что же на это Витольд? Он не молчал. Встал и совершенно свободно сказал: «Я заявляю, что верю в Бога и до конца своей жизни не перестану в Него верить». Сказал и сел, а его однокурсники, среди которых не было ни одного католика, зааплодировали ему за его отвагу и решительность, это произвело на них хорошее впечатление.

Ну, а бедный руководитель, — как говорят по-русски, — остался в дураках.

Пример шестой. Из одного большого сибирского города на пару дней в Караганду приезжает молодой человек со своей женой, ему около 30 лет, инженер, немец и католик; они уже до этого венчались, жена тоже немка и католичка. Они привезли окрестить свою первую, уже двухлетнюю Дочку. Оба исповедовались и набожно приняли Св. Причастие. Инженера назовем Фридрихом, а его жену — Гертру-Дой. Я очень подружился с этой очень милой и примерной супружеской парой. Фридрих с высшим образованием, а Гертруда уступает мужу во всех отношениях, потому что она

 

едва окончила 5 или 6 классов начальной школы. Мы разговаривали втроем. Я спросил Фридриха: «Доволен ли ты тем, что взял себе жену настолько менее образованную, чек ты сам?» И получил от Фридриха такой ответ: «Да, я  очень доволен, что женился на Гертруде. Мне не нужщ ученая жена, мне нужна жена верующая и набожная. Моя мать и ее мать простые, неграмотные, но они воспитали на; хорошо, по-католически. Я хочу такую жену, которая сможет воспитать наших детей не хуже, чем наши матери», Я спросил Гертруду: «А ты довольна своим ученым мужем?» Гертруда ответила смеясь: «Да, и я им очень довольна, и совершенно не боюсь его учености». Я уверен, что Фридрих и Гертруда действительно хорошо и по-католически воспитают окрещенную мною дочь.

Пример седьмой. Приходит ко мне как-то раз старушка, полька, вдова уже много лет, и плачет. Было из-за чего плакать. Старушка эта, назовем ее Долороса (скорбящая), рано потеряла мужа. Она осталась одна с четырьмя малыми детьми, Долороса была тогда молодая, сильная и энергичная женщина, не боявшаяся работы. В тяжелые военные  послевоенные годы она работала почти целыми днями. Часто брала сверхурочную работу. Благодаря своей незаурядной способности к работе и трудолюбию, она неплохо зарабатывала, дала своим детям образование. Трое из четверых, старший — сын и две дочери — получили среднее образование, младший получил даже высшее. Долороса говорила мне, что на протяжении многих лет она гордилась, что сама, одна. без мужа, дала своим детям лучшее воспитание, чем многие другие матери вместе с мужьями. Но, однако, Долороса плакала и горько плакала, когда она пришла ко мне, только из-за своих якобы хорошо воспитанных детей. Плача, она говорила мне: «Только теперь я понимаю свою ошибку. Я заботилась только о теле своих детей, но не заботилась об их душах. Теперь я это понимаю, но уже слишком поздно» Я ответил ей, что никогда не поздно за них молиться. настойчиво призывать милосердие Божье. Однако ошибке этой матери была очень серьезной и без особой благодати Божьей невозможно ее исправить.

 

 

Сама Долороса, без сомнения, верующая и практикующая католичка. Она желает, чтобы ее дети и внуки были такими же. А как это в действительности? Кого она воспитала? Одну атеистку и троих, которых можно назвать полуатеистами. Оба сына женились на русских, обе дочки вышли замуж за русских. Конечно же, без венчания. Старшая дочь вышла замуж за партийного. Под влиянием мужа сама стала заядлой атеисткой. Своей матери говорит также атеистические мудрости: «Какая ты отсталая, что ты еще молишься. Не понимаешь, что это глупость и потеря времени». Младшая дочь и оба сына не атеисты, но они очень далеки от того, чтобы их можно было назвать верующими, практикующими католиками. Я лично знаком с младшим сыном. У него высшее образование, он симпатичный молодой человек. С матерью он разговаривает иначе, чем его безбожная сестра: «Ты сама молись столько, сколько хочешь. Прошу тебя, молись и за меня. Но не требуй от меня, чтобы я молился. Теперь другое время, а ты этого не понимаешь.

Разница между поведением брата и сестры очевидна. И все же ни один из четверых детей Долоросы не молится и даже не думает о молитве, а о внуках и говорить нечего. Долороса в свое время научила своих детей молиться, но не воспитала это в них. Молитва детей была у нее на последнем месте. Работа, питание, одежда, школа, домашнее хозяйство, а молятся дети или нет, об этом она не думала и сама вместе с ними не молилась. Пока не дождалась...

Пример восьмой. Два года тому назад умерла старушка. Полька, в течение долгих лет вдова, так же, как Долороса. Будем называть эту умершую старушку Фелиция (счастливая). В истории жизни Фелиции и Долоросы есть много общего: обе польки, обе почти ровесницы, обе рано овдовели. Долороса без мужа воспитала четверых детей. Фелиция — троих, двоих сыновей и дочь.

Фелиция перед смертью болела долго и тяжело. Я ее несколько раз навещал во время болезни. Всегда она мне повторяла одно и то же: «Как я благодарна Богу, что моя семья осталась польской и католической». В свое время она очень жалела о том, что у ее детей только неполное среднее

 

образование. Но теперь она сама видит, что это неважно. Перед смертью она радуется, что все в семье считают себя поляками и католиками, верят и молятся.

Как у Долоросы было о чем плакать, так у Фелиции было чему радоваться. Ее дочь — вдова. С умершим мужем она была венчана. У нее трое детей, которые молятся, ходят на исповедь и причащаются. Старший внук Фелиции уже женился на симпатичной девушке польке. Молодая пара венчана. Оба сына Фелиции женились на хороших и набожных польках. Дети обеих этих пар получают от своих родителей религиозное воспитание. Вся эта семья охотно посещает Мессы, если только она бывает где-то поблизости.

Каким образом Фелиция достигла таких результатов в воспитании, которые надо признать замечательными в глубине атеистического края? Ведь Фелиция воспитала своих детей без церкви, без ксендза, без Св. Мессы, без исповеди и Св. Причастия. Фелиция была мудрой и набожной. В ее семье на первом месте была молитва. Ежедневно она вслух молилась вместе с детьми. Огромную воспитательную роль в ее семье играло религиозное пение. Сама Фелиция в молодости пела в церковном хоре. У нее была прекрасная память, хороший голос и слух. Она наизусть знала много современных и старых, сегодня уже забытых, иногда очень красивых песен. Фелиция сумела заинтересовать своих детей церковным пением. До сего дня ее дочь и сын относятся к лучшим певцам среди наших карагандинских поляков. Я ставлю их всегда поближе к алтарю, чтобы они сами пели и помогали петь другим. Поэтому Фелиция могла умереть спокойно, так как заработала это всей своей жизнью. Она всегда вела своих детей к Богу, а Бог благословил начинания этой доброй матери.

Пример девятый. В одном городе, куда я приехал во время своих миссионерских путешествий, местная милиция узнала, где я служил Мессу. Я тогда оказался в затруднительном положении, о чем расскажу еще в третьей части. Начальник милиции вызвал к себе хозяйку того дома. Это была женщина лет 35, немка, набожная католичка, хорошая жена и мать троих детей. Назову ее Бонифацией (делающая

 

добро). Старшему сыну было тогда 14 лет, он ходил в 7 класс. Назовем его Пиус (набожный). Начальник милиции сделал Бонифации строгий выговор за то, что она приняла «попа» в своем доме, а особенно за то, что она молится с детьми. Он потребовал от нее, чтобы она обещала ему, что дети перестанут молиться. Бонифация решительно отказала. Тогда начальник милиции начал ей грозить, что отберет у нее детей и отдаст их в детдом, где их воспитают добросовестными гражданами Советского Союза. Бонифация ответила ему так: «Если даже вы заберете детей от родной матери, то у нас есть еще вторая мать в небе — Богородица. Я буду молиться к ней за своих детей, у этой матери и вы не сможете отобрать детей. Нужно признаться, что этот ответ достоин того, чтобы его записать в актах мучеников. Нужно знать, что это были пустые угрозы милиционера, который напрасно старался устрашить мужественную Бонифацию. Советское право вовсе не позволяет забирать детей у родителей за то, что они с ними молятся. Это можно сделать, если родители — как это бывает у некоторых сектантов — запрещают детям идти в школу или если дети очень плохо воспитаны аморальными родителями, например, оба хронические пьяницы.

Кроме начальника милиции Бонифацию еще вызвал к себе директор школы, в которую ходили двое ее старших детей. Директор разговаривал с Бонифацией очень вежливо. Он пробовал убедить ее в том, что для воспитания очень вредно, когда ребенок слышит в школе одно, а дома другое. Согласно этому «деятелю просвещения», именно для добра своих детей Бонифация должна отказаться от их религиозного воспитания, а сама она может молиться, сколько только захочет. Бонифация терпеливо выслушала директора и, конечно, же ничего не обещала. Директор вызвал к себе также 14-летнего Пиуса и заявил ему, что он, как будущий строитель коммунизма, должен отказаться от веры и молитвы. Пиус также выслушал директора и тоже ничего не обещал.

Ответ Пиуса и Бонифации на все это был таков: примерно через полгода после этих событий Бонифация и Пиус поехали в Караганду, пришли ко мне, оба исповедовались, ириняли Св. Причастие. Прошло пять лет. Пиус снова при-

 

ехал в Караганду на свадьбу своей двоюродной сестры (конечно, после венчания) на этот раз один, без матери. Он был уже 19-летним юношей, уже закончил среднюю школу начал работать по специальности и снова пришел ко мне исповедовался, принял Св. Причастие. На свадьбе он вел себя примерно. Категорически отказался от алкогольных напит. ков, даже от пива. Оказалось, что Пиус не может танцевать. Девушки пробовали учить его танцевальному искусству, но он даже не проявлял интереса к танцам.

Пример десятый. В Караганду на постоянное место жительства приехала одна немецкая семья. Они приехали издалека и никогда не видели ни одного священника, не говоря уже о церкви. Это была очень далекая от Церкви семья. Отец и мать, люди средних лет, жили без венчания. Отец был лютеранином, мать католичкой. Старшая дочь была также замужем за лютеранином и также без Таинства венчания. Кроме них в семье было еще трое младших детей: два мальчика и одна девочка. Дети были некрещеные. Однако заслуга этой матери, назовем ее Констанция (постоянная), в том, что вскоре после приезда в Караганду они пришли к священнику. С этой семьей было очень много работы. Их нужно было учить прежде всего вере и молитве, потому что они ничего не видели. Трое детей были торжественно окрещены. Первое Св. Причастие приняли пятеро: кроме троих детей также их старшая замужняя сестра и сама мать, Констанция, которая до этого никогда в жизни не исповедовалась. И мать, и дочь венчались со своими мужьями, которые хотя и не приняли Католичество, однако охотно приходили на католические Богослужения. Констанция действительно обратилась к Богу. Из бедной, внецерковной советской «гражданки» она стала набожной католичкой и старательной матерью — христианкой. Под ее руководством росли дети и вовсе не переставали молиться, как это в моде в запущенных семьях. Дети молятся часто и систематически и даже охотно принимают Св. Таинства. Старшая дочь теперь набожная молодая женщина, живет хорошо и в согласии со своим мужем, воспитывает двоих детей. Младшая дочь выросла, стала милой, интеллигентной и набожной девуш

 

кой. Старший сын теперь в армии. Когда он приехал в отпуск в Караганду, сразу же воспользовался этим, чтобы исповедоваться и принять Св. Причастие. Младший сын очень увлекается футболом, но Констанция следит, чтобы из-за футбольных эмоций он не забыл о молитве к Богу.

Пример одиннадцатый. Это происходило в Караганде в январе 1959 года, сразу же после моего третьего тюремного заключения, во время следствия. Следователь в звании капитана был человеком по природе спокойным и со мной всегда вежливым. Он устроил нам очную ставку с героиней этого примера, которую назовем Аудация (отважная). Аудация, 30-летняя немка, до этого была лютеранкой. Под влиянием своей набожной католической подруги приняла католицизм и покрестилась. С самого крещения Аудация стала убежденной и набожной католичкой. Не знаю, почему мне устроили очную ставку именно с ней. Предположительно, от нее хотели добиться признания, что я заставил ее окреститься и что я силой «насаждаю» католицизм в Караганде. Аудация пришла на очную ставку с поднятой головой. Сразу было видно, что она ничего не боится. Следователь стал писать протокол очной ставки. Не знаю, что он там написал, но знаю, что его диалог с Аудацией звучал так:

Следователь после записи анкетных данных: Знакома ли ты с Буковинским?

Аудация (резко и громко): Да, я с ним даже очень хорошо знакома.

Следователь: Какие у тебя были с ним отношения? Были ли у вас хорошие отношения или были между вами недоразумения, и какие?

Аудация (еще резче и громче): Да, наши отношения всегда были хорошие и даже очень хорошие, иначе не могло и быть, так как он очень хороший и спокойный человек. Но у меня самой к вам есть вопрос — почему вы арестовали такого хорошего человека? Здесь в Караганде женщина не может спокойно пройти по улице. Вокруг одни хулиганы, которые снимают пальто, а вы их не арестовываете. Зато арестовываете такого хорошего человека как Буковинский. Этого я никак не могу понять!

 

В таком же духе отвечала и дальше неустрашимая Аудация. Конечно же, очная ставка закончилась ничем. Аудациа вышла также, как и зашла — с поднятой головой. Мы остались в комнате со следователем вдвоем. Следователь так подытожил свое впечатление об очной ставке: «Видите, что это за женщина. Это настоящая фанатичка, с которой даже спокойно говорить нельзя. Да, да, Буковинский, ты много народу испортил».

Пример двенадцатый. 7 октября 1969 года на праздник Матери Божьей Царицы Св. Розария, в Каменецк-Подольске умерла одинокая женщина в 53-летнем возрасте. Должно быть, ее заслуги перед Церковью были велики, так как на ее похоронах было 5 католических священников, что является небывалым в советских условиях. Умершую звали Юлия Боярская.

Жизненная деятельность Юлии Боярской характерна для многих других женщин в этом крае. Родом она была из Каменецк-Подольска. Родилась в 1916 году. В молодом возрасте вышла замуж тоже за молодого русского человека без венчания. Через несколько месяцев муж бросил ее. Больше Юлия уже никогда не выходила замуж. Между тем арестовали ее отца и братьев и вывезли их из Каменецка навсегда. Они остались вдвоем — Юлия и ее мать-старушка, так как Юлия была ее младшим ребенком. Когда летом 1944 года в Каменецк прибыли посланные ксендзом-епископом Шелензким ксендз каноник Кукурузинский и ксендз Бень, Юлия сразу же стала им помогать в работе. Уже до этого она помогала в работе, и не только в работе, неофициально работающему старому ксендзу, прелату Владиславу Дворецкому. После ареста в конце декабря 1944 года ксендзов Кукурузинского и Беня, Юлия организовала систематическую помощь продовольствием для них, для епископа Шелензкого, а также Палензовского, Кучинского и для меня, так как мы остались без собственных прихожан, которые выехали из волынского воеводства на запад. Правда, посылки с продовольствием, посылаемые Юлией сначала в тюрьму, а потом в лагеря принудительной работы, бывали подписаны разными людьми, однако Юлия в своей старательности не обращала внимания на эти опасности.

 

В 1948 году Юлия Боярская была арестована. Конечно ясе из-за наших посылок с продовольствием. Юлия и на следствии и на суде защищалась отважно и умело. Она была по профессии бухгалтером и совсем не относилась к простачкам. На следствии и в суде повторялся примерно такой диалог:

Они: Зачем ты посылала посылки?

Юлия: Я не делала ничего нелегального, я посылала посылки явно, по почте и получала официальное уведомление из каждого трудового лагеря, в который посылка была послана.

Они: Да, но ты должна была знать, кому эти посылки посылала.

Юлия: Я посылала ксендзам, которые являются нашими духовными отцами, и которые для нас работали.

Они: И это говоришь ты, советская гражданка? Ты посылала посылки католическим ксендзам, агентам Ватикана, злейшим врагам Советского Союза!

Прокурор потребовал для Юлии 8 лет тюрьмы. Юлия сказала суду, что у нее на попечении мать-старушка, которая без нее пропадет, после этого Юлия горько заплакала. Суд осудил Юлию на пять лет лишения свободы. Это была тогда минимальная кара, обычно осуждали политических на 25 лет.

Юлия поехала в большой женский трудовой лагерь, находящийся на берегу реки Печоры в северо-западной части европейской России. Провидение Божье явно было над ней и ее матерью. Юлия ходила на работу только первые несколько месяцев, потом ей предложили руководить лагерной прачечной. До этого в прачечной были злоупотребления и воровство. Юлия взялась заведовать прачечной, и все привела в порядок. А в доказательство уважения ей дали отдельную маленькую комнату. Юлия повесила образ матери Божьей Ченстоховской над кроватью и в свободное время молилась столько, сколько хотела. И так в этой прачечной Юлия спокойно и почти выгодно отбыла до конца той «пятилетки», а потом вернулась к матери в Каменецк. Как над дочкой, так и над матерью явно чувствовалась забота Провидения. Каменецкие католики окружили старушку заботливой опекой, так что кроме дочери и здоровья ей всего хватало. Старушка

 

дождалась возвращения своей дочери из лагеря, они прожили еще два года вместе, после этого старушка набожно умерла в присутствии своей дочери и опекунши.

Юлия, осиротевшая после смерти матери, продолжала жить в своем родном Каменецк Подольске, где у нее от родителей остался домик с садом и огородом. В каменецкой католической общине (не имеющей своей церкви и ксендза из-за упрямого нежелания властей) Юлия была особенно уважаема и любима. Она часто ездила на автобусе в близлежащие церкви, а особенно в Черновцы, в Баршчень...

В последние годы жизни она сильно страдала из-за болезни. Она была очень полная, и у нее были сильно опухшие ноги. Она заслужила себе христианскую смерть и прекрасные похороны. Я лично не оплакиваю Юлию. Я молюсь за нее и буду в будущем молиться. Бог сократил ее страдания на земле и приблизил достижение заслуженной вечной награды.

Но и вы, наши читатели, помолитесь иногда за умершую Юлию Боярскую.

Раз уж мы размышляли о жизни и смерти Юлии Боярской, то я хотел бы проинформировать моих друзей, что я и сам два раза в жизни пережил смерть. Думал, что уже сейчас через минуту умру. Первый раз это было 23 июня 1941 года, а второй раз 6 апреля 1949 года..

23 июня 1941 года, на второй день советско-германской войны, я находился в Луцкой тюрьме. В этот же день там были кровавые и трагические события, а именно, массовые расстрелы заключенных. Мы все, которые по счастливой случайности остались живыми, также лежали на тюремном дворе под градом пуль. Считаю излишним описывать это подробнее. Ведь в Польше живут люди, которые пережили этот ужас. Хочу описать только один момент.

Когда я лежал на тюремном дворе под градом пуль, я был удивительно спокоен. Вся моя жизнь, тогда 36-летняя, собралась в какое-то одно мгновение. Я дал еще отпущение рядом лежащим людям. Мысль моя работала очень интенсивно. Я переживал конец настоящего и отблеск вечности. Это переживание было неописуемо и прекрасно, абсолютно невозможно забыть. Не знаю, что бы со мною было, если бы

 

я почувствовал боль раны. Но не было никакой боли тела. А дух свободно витал между настоящим и вечным, как никогда до этого и после этого в жизни.

Через три дня я уже был на свободе.

6 апреля 1949 года я находился в лагерной больнице города Челябинска, так как был тяжело болен воспалением легких. Этой болезни нельзя было избежать. Я каждый день ходил на работу, хотя был очень сильно простужен, сильно кашлял и чувствовал себя скверно. Не раз я просил об освобождении меня от работы, в чем мне постоянно отказывали, так как у меня не было повышенной температуры, пока я как-то раз не вернулся в лагерь с работы, горя от высокой температуры, страдая от озноба. Придя с работы, я сразу пошел в лагерную больницу. Мне измерили температуру. Было 40,6°. Я уже лежал в больнице примерно неделю. С каждым днем я чувствовал себя все хуже и слабее. Сильных болей не было, но эта невообразимая слабость... И, наконец, это было 6 апреля вечером, я почувствовал, что умираю. Я был такой слабый, что трудно было думать, пожалуй, подсознательно появилась ассоциация с кажущейся приближающейся смертью, как там, в Луцке, на тюремном дворе. Какая тоска по такого рода возвышенным переживаниям. Тем временем ничего такого не происходило. Только слабость и апатия с редким и трудным вздыханием «О, Боже». И это все, больше ничего. Позднее, когда я уже выздоровел, один из тюремных врачей говорил мне, как сильно он боялся, что я умру в ту ночь. Однако я не умер. С той ночи прошло уже 20 лет.

За эти 20 лет я приготовил многих, даже очень многих к хорошей христианской смерти. Немало уже из них умерло по-христиански. Мы никогда не должны забывать о смерти и о вечности, как об этом нам говорит Св. Писание: «Без конца размышляй о последних вещах, и не погибнешь никогда».