АШХАБАД

Наши новые "друзья" дали нам адрес сборного пункта для беженцев, который назывался "общежитием" и находился в самом центре города, на улице Карла Маркса.

Комнаты были обставлены более чем скромно: несколько коек, табуреток, столиков и т. д., но в нашем положении и это было роскошью. Большинство беженцев прибыло из Литвы, Польши и Латвии.

Заведующий общежитием был еврейский парень из Риги, Нойман: во время гражданской войны в Испании он был членом интернациональной бригады. Очень симпатичный, кудрявый юноша с мечтательными умными глазами. Когда ему рассказали, откуда мы, и что нам негде остановиться даже на одну ночь, он добродушно ответил: "Что-нибудь придумаем, а пока оставайтесь здесь". Оказалось, что мы не единственные, которые прибыли на "пока", а затем оставались здесь, хотя и ненадолго.

Этот симпатичный паренек выделил нам угол таким образом, чтобы мы могли быть все вместе, и мы были по-настоящему счастливы. Однако кровати для меня не было. Первую ночь я провел на полу. От усталости я спал так крепко, что даже не чувствовал нападения клопов и проснулся лишь утром, искусанный до крови. Очень хотелось есть. Только теперь я вспомнил, что уже много дней ничего не ел. Мои новые соседи предложили мне пойти с ними в чайхану. По дороге я задержался в хлебном магазине, где мне удалось достать немного "чурека". Это туркменский плоский хлеб. Не знаю, было ли это на самом деле так вкусно, или потому, что я был страшно голоден, но чурек мне очень понравился.

Чайхана была построена в туркменском стиле. Я сел за столик, и вскоре мне принесли чайник кипятка и еще каменную чашку, в которой лежали нарезанные зеленые листочки; это был так называемый "зеленый чай", туркменский национальный напиток.

Особого вкуса я не почувствовал. Чай был горьким. Сахара не было, и мне дали несколько виноградин на закуску. Я начал пить этот чай, закусывая чуреком, как вдруг у моего столика появился молодой человек, который показался мне туркменом. Он улыбнулся и поздоровался. Его черные, красиво подстриженные усы, открывали два ряда белоснежных зубов. Он смотрел на меня хитрыми глазами и спросил:

- Ты - беженец?

Он разговаривал на ломаном русском языке, и было трудно его понять. Однако, узнав, что я — беженец, он выразил мне сочувствие по поводу того, что я был вынужден оставить отчий дом, и как бы невзначай коснулся в разговоре того, что мы находимся на самой границе с Ираном, и что эту границу можно перейти без особых трудностей.

— У меня имеются родственники по ту сторону границы, — сказал он. — Если вы хотите, я могу вас захватить с собой при первой возможности. Это не связано ни с большими трудностями, ни с большими расходами, - добавил он с хитрой улыбкой. Его предложение вызвало у меня подозрение. Я ответил уклончиво и старался как можно скорее избавиться от него. Но он преследовал меня и несколько раз внезапно появлялся передо мной именно тогда, когда я меньше всего ожидал этого. Он даже пригласил меня к себе домой на чашку чая. Ашхабад тогда кишел такими провокаторами от НКВД. Даже чистильщик обуви, который сидел на улице неподалеку от нашего общежития, был одним из них. Этому опасному мерзавцу удалось погубить целую группу невинных беженцев.

Столица Туркмении - Ашхабад - внешне скорее напоминал провинциальный городок. Лишь в центре было несколько асфальтированных улиц и крупных зданий европейского типа, в которых находились кинотеатр, театр, городской клуб и библиотека. Были здесь ВУЗы и даже киностудия.

На центральной улице им. Карла Маркса находилось большинство магазинов города. Самый красивый магазин был хлебный, построенный в восточном стиле, в котором работали симпатичные продавщицы, однако, хлеб (чурек) там можно было купить очень редко. В те дни в Ашхабаде еще не ввели карточную систему и в общем не было недостатка в продуктах. Но когда стали прибывать беженцы, положение ухудшилось, и полки магазинов опустели. Это вызывало частые перебранки между местными и беженцами.

Как уже было сказано, только центральные улицы города были асфальтированы. Остальные производили впечатление типичной азиатской деревни. Узкие, немощеные улочки, низкие, маленькие домишки, обмазанные смесью из глины и кизяка. Казалось, что они вот-вот развалятся.

В городе было два базара: русский и тикинский. Там постоянно было полно людей. Сюда приходили не только покупать и продавать, но и просто провести свободное время, поговорить, встретить знакомых. На обоих базарах выделялись своей национальной одеждой туркмены. Несмотря на большую жару, продолжавшуюся до поздней осени, они носили огромные меховые шапки и длинные стеганые халаты, подвязанные поясом. Это были крестьяне из близлежащих колхозов, они привозили в город продукцию своих частных хозяйств, которые разрешалось держать в очень ограниченном количестве.

В те времена еще можно было купить по сравнительно доступной цене различные фрукты, молочные продукты, среди которых выделялись сыры из овечьего молока, овечье мясо и даже немного муки и крупы.

Но чем больше становился поток беженцев, тем бойче проводилась торговля. Появилось множество таких товаров, которые до войны здесь нельзя было достать: мужские костюмы, красивые женские платья, обувь, белье, ткани — т. е. все то, что беженцам приходилось продавать для покупки еды. Все это способствовало появлению спекуляции и каждодневному росту цен.

Время моего пребывания в Ашхабаде совпало с Рош-Хашана. Синагоги в городе не было, хотя там и жили евреи. Правда, эти евреи и не нуждались в синагоге. Большинство из них занимали видные должности в НКВД, армии, были государственными и партийными чиновниками или же работали в торговле и местной промышленности.

Но, благодаря беженцам, миньян собрался. Главным организатором был старый еврей с длинной седой бородой. До сих пор я так и не знаю, кто он был и откуда появился. И еще более непонятным было для меня, откуда он достал свиток Торы. Но в этом, очевидно, уже сила еврейской веры.

Молились в общежитии, где я жил, и хоть я и не был очень набожным, но именно в эти дни я испытывал потребность в молитве.

С каждым днем мое финансовое положение ухудшалось. Я должен был думать о том, как заработать на кусок хлеба. И хотя в Ашхабаде находился целый ряд промышленных предприятий по изготовлению текстиля, консервов и т. д., и ощущалась большая нехватка рабочих рук, для того чтобы устроиться на работу, нужно было иметь разрешение проживать в городе, так называемую прописку, без которой не принимали на работу ни в какое учреждение.

Единственное место, где можно заработать несколько рублей -была киностудия. В то время там ставили фильм о польском сопротивлении немецкой оккупации. Режиссеры нуждались в сравнительно большом количестве статистов. Поэтому разрешалось набирать беженцев, не имеющих постоянного занятия. Улицы, на которых снимали отдельные сцены этого фильма, были обвешаны надписями на польском языке. Поскольку искали статистов, которые должны были время от времени произносить тексты на польском языке, то мы, беженцы из Польши, были самыми подходящими кандидатами.

Я проработал на киностудии определенное время, однако, зарплату за мою работу я уже не успел получить...