СВОЙ ПУТЬ
«Гарри? Кто такой Гарри?
Это тот, который летал и все его любили?
Он, что, летчиком был?» —
«Да нет, он делал аэрофотосъемку...»
Из разговора
«Я жил в созданной мною легенде, которая в общих чертах соответствовала действительности...» - не раз скажет он в «повести о жизни». И тому были свои причины.
Первую свою сказку Гарри услышал на немецком языке. Ее рассказала маленькому еврейскому мальчику немка фрейлейн Эльза, которую родители Гарри, состоятельные рижские предприниматели, наняли в гувернантки. Шел 1927 год.
Потом будут «черная ночь» 14 июня 1941 года, Сибирь, война, жизнь «на волоске», чудесное спасение... Таких чудес в биографии Гарри немало. Как будто две силы боролись за него. Одна хотела уничтожить (например, в образе молодой немки во время войны), а другая отводила «руку» зла (как тот танкист, оказавшийся в нужный момент в нужном месте). Силы зла направляли его по оставшемуся от войны минному полю. А добрые духи выводили его с этого поля смерти невредимым...
«Моя жизнь только еще начиналась...» - скажет не раз Гарри. И это действительно так: (ситуация «с нуля» неоднократно повторялась для него. Взять хотя бы учебу. Разве не с «нуля» начал он свое образование в Петрозаводске (ведь рижская гимназия на немецком и латышском языках в стране советов не засчитывалась)? И добился того, что, будучи уже далеко не юношеского возраста, окончил не только среднюю школу, но также и университет (да не какой-нибудь, а самый престижный - Московский!), защитил кандидатскую.
Впрочем, что значит - «с нуля»? Когда каждый наш жест,
говоря словами известного немецкого романиста Клауса Манна, повторяет «праотцовский ритуал». И во взрослом Гарри продолжали жить его отец, мать, сестра, «танте Эльза», определенные привычки... Его педантизм, его страсть к порядку и чистоте, стремление доводить начатое дело до конца, не пасовать перед жизненными невзгодами - от немецкой гувернантки (много позже он так и скажет: «Меня во многом создала Эльза»). От отца - романтизм, преклонение перед красотой, чувствительность. Мать наделила сына здоровым честолюбием, волей к жизни, родовым чувством памяти.
Гарри всегда знал, что самая большая драгоценность - это не бриллианты, не золото, а альбом с семейными фотографиями. Тот самый альбом, который мадам Лак сохранила в Сибири, на Урале, смогла увезти в Израиль... (после смерти мадам Лак ее душеприказчик передал альбом Гарри, когда тот впервые приехал в Израиль. Гарри в свою очередь оставит альбом детям и внукам).
Так случилось, что большая часть жизни Гарри, выходца из буржуазной Латвии, прошла в России. Но в его воспоминаниях фон страны, в которой он жил и живет, намечен пунктирно: вот праздничная первомайская демонстрация; а вот чем грозили мне отъезд мамы в Израиль и последующая переписка с ней... «Я - и время» - этого нет в повести Г. Лака. Как он воспринимал время Хрущева, Брежнева, мы не узнаем. По воспоминаниям чувствуется, что во время войны он ощущал прилив патриотизма (хотя ситуация была парадоксальная:
«чужестранец» воевал за государство, режим которого убил его отца. С другой стороны: воевал вместе с страной, восставшей против нацизма). После войны, когда мечты «о хорошей жизни» не исполнились, у Гарри, как и у многих (у Гарри в большей степени, ведь сформирован он не здесь, не в России), началось отчуждение от государства. Как и большинство, он конформистски приспосабливался: пусть идет, как идет, лишь бы не трогали... Развивалось своего рода внутреннее диссидентство: собирались по кухням, квартирам, жили своим миром...
Да, жизнь при коммунистическом режиме приучила к сдержанности, осторожности в оценках. Но дело не только в этом: мир для Гарри-автора и Гарри - основного действующего лица данных воспоминаний не имел окраски - капиталистический, коммунистический... Мир был един, и главное в этом мире - люди. Какими были встретившиеся на пути Гарри люди, таким был и мир. Больше хороших - значит, и
мир хороший. Говоря словами карельского писателя В. Соловьева из повести «Страна чащоба» («врастал в охоту душой»), Гарри на протяжении всей своей жизни «врастал душой» в людей, в работу. Они поглощали все его помыслы, были его главной заботой.
Яркое тому подтверждение - почти полувековая дружба с летчиком Михаилом Косюком. Тем самым, который согласился «слетать» к Наде и сказал о ней - «Гарна дивчина». Тем самым, который, услышав по радио сообщение об аресте Берии, подарил в честь этого события Гарри командирские часы. Тем самым, что сказал однажды на своем южном «хохляцком» диалекте - «Харри, ты хений...»
Геология на долгие годы стала его страной, его второй после Надежды Николаевны большой любовью. В ней он нашел наилучшее сочетание всего того, что предпочитал и в жизни: общение с природой, физический труд плюс возможность интеллектуальной реализации.
Накануне 75-летия Гарри, незадолго до их с Надеждой Николаевной очередного отъезда на «каникулы» в Израиль, к Лакам пришли сотрудники института геологии. Они подарили красивый букет и открытку - поздравительный адрес с автографами. «Гарри, ты лучший мужчина нашего института...» «Гарри, мы тебя любим!»... И трогательная подпись: «Девочки и мальчики...» Многим из этих «девочек и мальчиков» уже за пятьдесят...
Эту открытку Гарри взял с собой в Израиль, чтобы показать знакомым: «Там такого нет, - сказал мне Гарри. - Там между людьми более формальные отношения...»
13 лет, как Гарри ушел из лаборатории, и 21 год, как на пенсии Надежда Николаевна. А их там до сих пор помнят, к ним идут, поздравляют... И это для Гарри, быть может, самый важный результат его работы. Хотя, разумеется, есть и другие, более осязаемые, что ли: звание кандидата геолого-минералогических наук, более 60 опубликованных работ в такой редкой области, как диатомовая флора четвертичных отложений Карелии.
В геологической науке приходится по крупицам собирать материал, подолгу наблюдать за происходящими в природе процессами, следовать интуиции, чтобы впоследствии получить хотя бы небольшое открытие.
Тем же самым образом делал Гарри и свои открытия в практике жизни, человеческих отношений. «Я никогда никому не завидовал, - говорит он, - напротив, всегда радовался успеху
другого... Я знал одно - нужно работать с полной самоотдачей, труд сам за себя скажет... Как говорится, работай, а слава тебя найдет...»
«Ровно за ... дней...» - типичная для Лака-педанта фраза. Так же как другие - «Надя волновалась...» « Мы с Надей...», «У нас с Надей»... - типичные для Лака-семьянина. Труд, семья и любовь были основой его существования.
Как-то, еще в те годы, когда молодые супруги (хотя не такие уж и молодые, обоим за тридцать) жили в коммуналке, сосед спросил Надежду Николаевну: «Ты все еще с этим Лаком?» - « Да...» - ответила она. Сосед махнул рукой: «Да если бы ты и захотела уйти от него, он бы тебя не отпустил... Он бы из могилы тебя достал...» «Точно», - комментирует Гарри тридцать лет спустя давний разговор.
Отношения Гарри и Надежды Николаевны - это тот случай, когда через любовь двух конкретных людей можно понять гораздо больше о вечной тайне отношения народов (русских и евреев), нежели прочитать тома ученых мужей.
Вот как рассказывала мне о своей встрече (первой! самой ответственной!) с «мадам Лак», своей будущей свекровью, Надежда Николаевна: «До меня доходят слухи, что Гарри пьет...» - говорит она мне и так внимательно смотрит при этом. - «Да нет, мы вместе пьем...» - как ни в чем не бывало отвечаю я ей. Она улыбнулась: «О, если так, пусть пьет...»
«Иногда лежу целую ночь без сна и вспоминаю о том, что довелось пережить... Это так мучительно... Но посмотрю в сторону — Надя спит, слышу ее дыхание — и говорю себе: дай-то Бог, чтобы это дыхание слышать как можно дольше. Вот — единственная реальность...» Это уже Гарри.
Быть может, самое главное дело его жизни - создание семьи. То есть своего маленького государства, в котором хорошо жилось женщинам, детям и старикам (теща Гарри, «баба Лиза»). Конечно, они все участвовали в создании семьи - и Елизавета Гавриловна, и Сережа, и брат Надежды Николаевны Василий, их жены и дети... Семьи традиционной, в которой жили три поколения, что уже само по себе редкость по нынешним временам. Но Гарри приходилось еще и бороться за семью и завоевывать возможность быть ее полноправным членом. Он добился того, что ярославская крестьянка «баба Лиза» полюбила его как сына, а пасынок назвал «фати», то есть папочка. Я уж не говорю о Надежде Николаевне, для которой Гарри, конечно же, лучший муж.
Говоря о покупке новой стиральной машины-автомата, Гарри как-то заметил, что эта машина важна прежде всего для него, а не для Надежды Николаевны, поскольку в их семье стирает он. И готовит он. Он в своей семье и господин (в том смысле, что «не шумите, Гарри учится». Или - «Гарри работает»). И слуга. Слуга своей жены. Слуга своих детей. Слуга своей семьи.
«Если бы у меня не было Сибири, войны, моей геологии, встречи с Надей? Кем бы я был тогда?» - не раз задавался он вопросом. Да, такой биографией, как у Гарри, похвастаться может далеко не каждый. Она априори вызывает уважение, о чем упоминается и в повести: «Только тогда, когда секретарь совета зачитал мою биографию, высокочтимые ученые вышли из «транса задумчивости» и с удивлением взглянули на меня...»
Считается, что в жизни каждого настоящего мужчины должны быть война (армия). Дело, Женщина с большой буквы. У Гарри Лака все это есть. Плюс пережитый им ГУЛАГ.
После рассказов и воспоминаний В. Шаламова, Е. Гинзбург, О. Волкова и других литераторов и очевидцев, запечатлевших ужасы лагерной, ссыльной жизни, свидетельства Гарри Лака мало что откроют нового. Да и не ту цель преследовал автор «повести о жизни». Он просто хотел поделиться пережитым, рассказать о том, что формировало его как личность.
Испытания закалили Гарри, выработали в нем мужественность. Он с достоинством переживает тяготы возраста, несет свой крест - тяжелую форму астмы (такова плата за приобщение к диатомовым, за многолетний, напряженный труд в далеко не комфортных условиях). «Я провел чудовищную весну, можно сказать, «сел на иглу», принял изрядную дозу гормональных препаратов... - читаем в его воспоминаниях. - Зачем же эти муки? Не лучше ли жить там постоянно? Но я не хочу менять гражданство... Я люблю Карелию, свой родной город Петрозаводск... И потом... Я не хочу там получать пособие, я хочу получать пенсию, которую заработал здесь...»
О том же когда-то написала своему сыну и мадам Лак: «Живи в России... Это твоя судьба...» «Она знала, что я счастлив с Надей, и это было для нее главное... - скажет Гарри. - Она умерла вдали от нас. Ее последние слова - об одиночестве, об отрыве от любимых детей. И еще - смирение перед судьбой. «Такова судьба» - написала она».
И уже, закрывая книгу, снова думаешь: нет, не случайно судьба хранила ее автора. Быть может, во мраке веков уже было завещано: эти двое - внук раввина Гарри и дочь ярославской крестьянки Надежда - должны воссоединиться. Вечный спор между русскими и евреями должен завершиться через этих двоих - союзом.
О многом хотелось бы еще расспросить Гарри. Многое осталось «за семью печатями». Но я знаю одно: Гарри торопить нельзя. Придет время, и он сам все расскажет. И быть может, тогда родится еще одна книга.
Галина Скворцова, редактор