7. Казнь книги

В 1957 г. в журнале «Разведка и охрана недр» была помещена моя статья о подсчете запасов элементов-примесей. При этом из нее было выброшено все, что можно было посчитать критическим, направленным в адрес авторитетных ученых.

В том же году, руководимая мною кафедра, по решению ученого совета университета, издала мой курс лекции «Элементы-примеси в комплексных рудах, их опробование и подсчет запасов» в 200 экземплярах Два-три экземпляра университет послал в Китай и в какие-то страны народной демократии, а еще два-три экземпляра были отправлены в Москву, в частности в институт минералогии, геохимии и кристаллохимии редких элементов (ИМГРЭ)^*. Некоторое число экземпляров роздано студентам и преподавателям. Остальные экземпляры остались лежать на кафедре.

Мне хотелось тогда же повторно издать эту книгу, но уже большим тиражом. Для этого надо было заручиться положительными отзывами авторитетов. Я послал книгу члену-корреспонденту Академии Наук СССР, директору ИМГРЭ К. А. Власову. Об этом я договорился с ним еще в 1956 г. на конференции по редким элементам. Он обещал организовать рецензирование, но никакой рецензии я не получил.

Мне не удалось не только переиздать книгу большим тиражом, но и изданное малым тиражом спасти от костра. Через пять лет, уже в лагере, я узнал, что в 1958 г. ее отобрали у студентов, аспирантов и преподавателей. Весь тираж сожгли, так как семь ученых (Н. Д. Сиднеева, В. В. Ляхович, А. А. Беус, А. С. Жукова, И. П. Тихоненкова, Е. И. Семенов, В. В;

Иванов) из ИМГРЭ дали о ней необъективный отзыв. Этот отзыв я впервые увидел осенью 1958 г. у следователя КГБ.

В действительности это была не рецензия (ее в тайне от меня посадили в КГБ). Это был донос, использованный следователем и судьей для определения «мотива преступления». «Рецензенты» не посчитали себя компетентными в вопросах основной части моей книги, т е. в методике опробования и подсчета запасов элементов-примесей и все свои замечания они сделали только по минералого-геохимическому обзору элементов, причем не всех 69, описанных у меня, а только редких элементов, т. е. по части вступительного раздела книги. Несмотря на это, они считали себя сильными учеными, а меня — какой-то мелочью. А их сила — не в науке, а в интригах и махинациях, а людей, неспособных на подобные махинации, они рассматривали как своих жертв. Ведь у каждой науки есть свои караси и щуки. Для упомянутых выше семи ученых ИМГРЭ я был просто карасем, которого они решили проглотить.

На основании замечаний, сделанных по второстепенным вопросам и ничего не сказав о главном содержании, они сделали вывод, что вся книга — плохая, неверно обрисовывающая положение в науке о редких элементах и в горно-металлургической промышленности и что в этой книге разглашены государственные тайны. Они совершенно не обратили внимание на то, что инструкции по подсчету запасов, против которых я выступал, толкают горняков на хищничество в использовании недр, что я борюсь с этим злом. Их устраивало существующее положение.

Следователь не позволил мне сделать записи об этой «рецензии» . Я здесь пишу о ней по памяти.

Я долго не мог понять — почему рецензенты, не являясь отъявленными негодяями и будучи средними по моральным качествам людьми, т. е. обыкновенными советскими гражданами, написали донос на меня Я их нигде не критиковал и знал лишь поверхностно. Лишь спустя много лет, я понял— в чем тут дело.

Во-первых, таков средний уровень советских людей, которым с детского возраста внушают, что они должны быть бдительными, что их окружают враги, что они должны следить за соседями и сообщать органам обо всем подозрительном. Люди боятся быть откровенными в разговорах, «каждый третий — шпион» — говорят им. Главными чертами психики советского человека являются страх, подозритель-

ность, доносительство и верноподданничество по отношению к власти. Поэтому в среде нашей интеллигенции постепенно исчезли журфиксы, на которых бы шли споры по общественным вопросам, обсуждались бы вопросы морали.

Юный пионер Павлик Морозов донес в КГБ »а своего отца, что тот помогал репрессированным «кулакам» и на односельчан, что они прячут хлеб. За это его убили, как предателя, а наша пропаганда сделала его героем. Писатель Твардовский, когда его мать с малолетними детьми (его братишкой и сестренками) была репрессирована и отправлена на лесоповал в северную тайгу, порвал с нею всякую связь и тем самым сохранил для благородной поэзии, за что и получил много наград. Философ Б. Кедров отрекся от своего репрессированного отца (старого ленинца), стал уважаемым академиком и получал награды. Видные писатели выступили в печати с клеветой на Солженицина, а знаменитые академики осудили своего коллегу—физика Сахарова. Обстановка в стране была такой, что средние по уровню морали советские люди, попав в сложные условия, поневоле становились подонками, если отказ от подлости и предательства грозил их благополучию. Надо быть героем, чтобы в таких условиях остаться честным, а мои рецензенты — не герои. Дирекция института — тем более не может быть геройской. Она, в силу службы, обязана сотрудничать с органами власти.

Во-вторых, а это может быть главное, рецензенты, много лет работавшие в институте, получавшие зарплату, научные командировки, имевшие специальные лаборатории, сами должны были написать такую книгу. А я ни рубля не получивший на эту работу, за свой счет проведший большое исследование, написал нужную книгу, — я один, а их — целый институт. Прочитав мое сочинение, они решили перехватить мой приоритет и самим написать такую работу, но для этого надо было уничтожить мою книгу и меня самого. И это им почти удалось. Тираж книги сгорел на костре, а я, к их неудовольствию, уцелел, хотя был на грани жизни и смерти. Спасли меня литовские и латышские врачи, тоже лагерники, а главное, случайно одному соузнику (чеченцу) удалось передать на волю мое заявление и оно попало не в ЦК, куда адресовано, а к Елене Дмитриевне Стасовой. Если бы не эти случайности, я бы не выдержал долгого срока заключения. Люди, более здоровые и сильные, как мой близкий лагерный друг Олекса Тихий, умерли в лагере.

Рецензенты и целый институт с ними в течение многих лет стали составлять свою книгу. Каждый из них имел много денег на работу, написал десяток-другой страниц, а получилось три тома. Они изданы в 1964-1966 гг. и были увенчаны государственной премией. Государство благодарило тех, кто защищал хищничество и геологии. В этих томах помещен обширный материал по редким элементам, но совершенно отсутствовали идеи методики подсчета запасов и ничего не говорилось о хищничестве в использовании элементов-примесей.

Возможно, кто-то из рецензентов, уже в эпоху перестройки, осознал аморальность своих действий, но факты остаются: рецензия была послана не мне, а в органы, а в своей трехтомной книге рецензенты не сослались на мою работу, хотя я уже был на свободе с осени 1961 г. и на меня можно было ссылаться.

Вернусь, однако, к хронологической последовательности своей борьбы с официальной наукой.