Новые знакомства

Года через полтора стали расселять наше первое общежитие. Дядя Миша помог мне устроиться в лучшее общежитие ИТР в центре города на Советской улице. Это было весной 1958 года. Там была квартирная система. Комната на двух человек. Все бытовые условия. Батареи горячие. На улице зимой 40—50-градусные морозы, а в помещении благодать. Осенью прибыла большая группа москвичей, молодых специалистов, выпускников Горного, Архитектурного, Автодорожного, Геологического, Бауманского и многих других институтов. Все красивые, молодые и веселые. Общежитие заполнялось, и не только москвичами. Выпускники институтов и техникумов из разных городов СССР тоже стали прибывать и селиться в нашем общежитии. Первый этаж был отдан под женское общежитие, а так как мужчин было намного больше, им были отданы верхние этажи, но для соблюдения нравственности на площадке между женской и мужской «половинами» восседала грозная комендантша — Анна Федоровна. В этот период я вдруг получила из Москвы открытку от Ривы Борисовны, в которой она сообщала, что в Норильский драматический театр едет работать актриса Театра им. Ленинского комсомола — Надежда Владимировна Надеждина, жена артиста Михаила Пуговкина, с которым она только что развелась, и просила меня ее встретить. Надежда Владимировна произвела на

меня неизгладимое впечатление — красивая, статная тридцатисемилетняя женщина, энергичная и веселая. Одной из причин ее приезда был развод, отсутствие жилья, мизерная театральная зарплата и надежда на лучшее будущее и хороший оклад. Норильский драматический театр в ее лице получил талантливую актрису, которая сразу же стала играть все центральные роли репертуара. Она была одинока, театр выдал ей комнату, в которую она водрузила привезенную из Москвы радиолу.

Надежда Владимировна часто приглашала меня к себе с моими новоприобретенными друзьями — приехавшими из Москвы молодыми специалистами Толей Андреевым, архитектором, и Бежаном Енукидзе, выпускником МАДИ. Своей статью и неотразимой внешностью они сразили ее наповал, — я их как-то познакомила на улице. Но у меня был ветер в голове, я обещала и не приходила, так ни разу и не побывала у нее. А ведь ей, наверно, было тоскливо среди новых людей. Дядя Лева был безусловно прав, называя меня толстокожей — какое противное слово. Года через полтора-два, встретив Надежду Владимировну на улице, я увидела другого человека. Она сияла, глаза ее сверкали бриллиантами. Оказывается, она выходит замуж за артиста, тоже исполнителя центральных ролей в театре, и они уезжают. Мгновенно обескровили театр.

— Вот, приехала без гроша в кармане, — сказала она радостно, — а увожу миллион.

Намек на спектакль «Миллион за улыбку», где они с будущим мужем играли главные роли. И уехали. Он оставил жену-юриста на съедение норильским холодам. Вот так — кому хорошо, а кому тоска.

Одни приезжали, другие, пожив некоторое время, уезжали, но таких было мало, и отъезды их случались в силу обстоятельств, — так, Леша Богуславский, выпускник Московского горного института, просто вынужден был уехать. Его подопечный, электрик, работавший на высоте, получил смертельный удар током и свалился, мертвый, прямо ему на голову. Друзьями мы остались на всю жизнь. Сейчас Леша с семьей живет в Америке.

Слово сейчас — это когда мне и моим норильским, тех времен, друзьям уже к семидесяти, а кое-кому и чуть-чуть больше. И как

удар-предупреждение, что мы смертны, уход навсегда Жени Щербакова, как говорят англичане, к «большинству». К этой мысли всем нам трудно привыкнуть.

Интересно мы все устроены. Живя весело и дружно в Норильске, мы тем не менее, словно чеховские сестры, рвались в Москву; приехав и пожив в Москве, мои друзья решили, что пора и на лоно природы. Володя Ташевский окопался в деревне под Угличем; даже пережив там пожар, не рвется в Москву. Толя Андреев, построив столичный Зоопарк, ушел на пенсию и, «жив курилка», в 65 лет стал водить машину, чтобы ездить на ней на свою любимую матушку-Волгу, где тоже осел на летний период, купив прекрасный дом — с видом на реку и другие местные красоты. Бежан Енукидзе тоже дышит летним воздухом на даче. Ира Козырева — в далеком Владикавказе. Нина Григорович в деревне под Ростовом Великим радуется природе и живет в окружении многочисленных кошек. Кому что.

С моим приездом в Норильск жизнь провела незримую черту — жизнь до Норильска и после. После была лучше и интереснее, вначале тем, что было где жить. В свои 22 года я получила спальное место в общежитии, это уже для меня было неслыханным счастьем после долгих московских скитаний. Новые знакомства вселяли в душу только радужные надежды. В этом возрасте все легко преодолевается — и сорокаградусные вьюжные морозы, и нескончаемые зимние дни-ночи, когда тоскуешь по солнцу, и наступившие долгожданные краткие летние денечки, когда солнце ни на минуту не заходит за горизонт; и чтобы ночью оно не докучало своей яркостью и не мешало спать, завешивали окна суконными одеялами, имитируя сумерки. В нескончаемые зимние трескучие морозы с ветрами вдруг образовывался оазис: ветер стихал и в кромешной темноте вспыхивало во всю видимую широту и высоту необъятного заполярного неба волшебной красоты северное сияние, расцвеченное всеми цветами радуги. Захваченная необыкновенным зрелищем, забываешь о сорокаградусном морозе и любуешься, задрав голову, сказочной феерией, пока не заболит шея.

... И тогда повеет ветер странный

и прольется с неба страшный свет.

Это Млечный Путь расцвел нежданно

Садом ослепительных планет...

На этом я думаю закончить первую половину моих воспоминаний о жизни, прожитой мной неважно, но тем не менее прожитой.