«ПЕРЕСМОТРУ НЕ ПОДЛЕЖИТ»

Вообще термин «политические заключенные» был не в ходу. Официально считалось, что их очень мало, и что содержатся они только в политизоляторах. Мы же, находящиеся в лагерях, являемся просто «контрреволюционерами», «врагами на-

рода». Среда нас, лагерников, было много наивных, считающих, что наше заключение является просто судебной ошибкой и что мы своим поведением должны доказать, что мы не враги. Как-то ко мне в корпус положили больного средних лет с сердечной слабостью, настолько выраженной, что я не разрешил ему самому мыться в ванной. В легких прослушивались хрипы, которые я расценил как застойные и потому дал сердечное. Он убеждал, что он не враг и как честный человек должен был доказать это своей работой хоть через силу и что и впредь будет выполнять все, что от него потребуется. Но сил ему не хватило. Когда я проверил его состояние через полчаса, хрипов было больше. Я решил, что это воспаление легких, дал другое лекарство. И лекарства ему «помогли». Еще через полчаса стало ясно, что у него не воспаление, а отек легких, и через три часа он умер. Честный труд никем не был замечен, а привел честного человека к смерти.

Пожалуй, все считали свой приговор ошибочным, просили о пересмотре дела в Особом совещании. Писал и я. Четыре раза (ежегодно) я получал ответ: «Пересмотру не подлежит». На пятый ответили: «Ваше заявление передано на рассмотрение в Особое совещание». Но тут началась война, и такие, как я, были задержаны до конца войны. За хорошую работу меня освободили «досрочно» в 1944 году по директиве № 182, т. е. без права выезда с территории лагеря и с правом начальника лагеря водворить меня обратно в зону без санкции прокурора. В 1946 году я был освобожден окончательно, с получением паспорта, но без права жительства в столичных и областных городах. До этого, однако, было еще десять лет, а пока в Сангородке Чибью я только начинал свой лагерный путь.