ЖИЗНЬ НАЛАЖИВАЕТСЯ
Но были и люди как люди: Павел Михайлович уговорил меня задержаться до приезда начальника строительства Ивана Ивановича Наймушина.
В Братске я встретил товарищей, близких мне по ссылке — Чумаченко Николая Ивановича и Тамару Васильевну. Они пригласили меня погостить у них, в старом Братске, где успели обустроиться по приезде из Ермаково.
По возвращении из командировки И. И. Наймушин буквально в две минуты ознакомился со мной и дал указание оформить инженером по специальное л. Не будь Наймушина, не работать бы мне на строительстве Братской ГЭС.
Мало того, с его разрешения меня назначили начальником участка УГЭ, энергетиком левого берега первоочередной базы сооружения ГЭС. Работу я знал досконально, оказанное доверие окрылило меня, энергии хватало, и я трудился с удовольствием, «выкладываясь на всю катушку».
Не раз попрекали Ивана Ивановича за «притупление классовой бдительности» и «якшание с врагами народа». Столь гремучие формулировки в дежурных выступлениях архибдительных бездельников на собраниях и в письмах, адресованных в обком и Москву, разумеется, не радовали Ивана Ивановича, но для Наймушина важнее всего было дело, и он стоически защищал меня и часто подбадривал в работе.
Я знал, что за мной следят, но меня это не сильно печалило. Пусть, думал я, следят и убеждаются, что я не «вредитель» и не «диверсант».
Алкаши и лодыри все строчили на меня подлые анонимки, всякую муть-клевету. Не забуду, как на партийном собрании один шкурник «со стажем» потребовал моего удаления со стройки. Закрытое собрание проходило в палатке-конторе, и собравшиеся вокруг рабочие участка слышали кляузную «речугу», а когда утром следующего дня в Зеленый городок приехал Наймушин, ему все рассказали. Он и смеялся, и ругался.
О. русском характере, о душевности Ивана Ивановича Наймушина, Павла Михайловича Глебова, Недлена Николаевича Кузьмичева, Владимира Михайловича Янига, Василия Григорьевича Напалкова и многих других настоящих людей Братска можно, необходимо особо написать очень важную, настоящую книгу жизни, но, к сожалению, не обладаю таким талантом.
* * *
Жизнь налаживалась.
После реабилитации по вызову в Братск приехали Авангард Цирюльников с женой. А вскоре прибыл прекрасный столяр иркутянин Алексей Крамынин, которому пришлось, освободившись в 1952 году без права на выезд, пробыть на Колыме до 1954 года. Позже на стройку приехал Д. Ф. Дубров. Все были рады жить и работать вместе и нашли свое место в Братске.
Летом 1957 года работники КГБ А. И. Семиусов и А. Г. Донской вручили мне долгожданный ответ из ЦК КПСС на письмо, отправленное после XX съезда партии, и поздравили с полной реабилитацией.
Решение Военной коллегии Верховного Совета СССР гласило об отмене приговора от 7 декабря 1937 года и постановления Особого Совещания о ссылке «ввиду отсутствия состава преступления».
Справедливость восторжествовала, но как ни велика радость, 20 лет вычеркнуто из жизни в пору молодости и зрелости, и это факт печальный.
Иной раз эти двадцать лет кажутся бесконечным ужасным сном. Словно не наяву были следствия, изнуряющие этапы, глумления маньяков и вертухаев. Но невозможно вытравить клеймо «бывшего» отверженного, и неотступно мучают вопросы: за что, за какие грехи, зачем и по воле каких извергов человечества?
И хотя многое быльем поросло, вспоминая эти потерянные годы, не верится, что я выбрался из змеино-колючей паутины ада.
Время, действительно, самый лучший лекарь: оно сглаживает самые глубокие, даже инфарктные рубцы в людских сердцах. Говорят: все хорошо, что хорошо кончается, но рубцы израненной души не исчезают, болят и будут, видимо, болеть до конца дней.