Калуга проездом

В Туле слез — так надумал в Калугу заехать: я жил там до войны.

Ждать поезда на Вязьму мне долго не пришлось. Прибыл поезд сибирский, но, как мне сказал железнодорожник, самый, что ни на

 

есть «местный». Вагоны были классные, но видавшие виды: окна в них заделаны фанерой с маленькими стеклышками посредине, отчего внутри темновато. Пассажиров немного. Как в предвоенное время, я неторопливо вошел в вагон и без толкотни прошел внутрь.

Женский голос окликнул меня по имени-отчеству. От неожиданности я вздрогнул. Оглянулся. Ну и, конечно, расцвел улыбкой. Неподалеку сидела Мария Михайловна — моя добрая знакомая с предвоенных лет. Она указывала мне на свободное место рядом с ней.

Мы разговорились. В сущности, говорила Мария Михайловна. В то время в Калуге «красным губернатором» был какой-то большевик Витоль (латыш). По словам моей спутницы, он правил так, как будто его не было.

Пока мы доехали до Алексина, я узнал все калужские новости: кто что делает, кто с кем в дружбе, кто — в ссоре и из-за чего, кто с кем флиртует, у кого роман кончился, — словом, выходило, что «все живут так, как жили раньше». Только вот с продуктами нехорошо. В магазинах — пусто, на базаре «безумные цены».

— Ну, а теперь вы расскажите о ваших делах, — шепотком сказала Мария Михайловна и приготовилась слушать, даже придвинулась поближе ко мне.

— Какие у меня, Мария Михайловна, дела? Вот воевал, теперь езжу ищу работы.

— Знаю, знаю, дорогой мой. Я все знаю! — перебила меня Мария Михайловна. — Вы были на Дону, в Добровольческой армии. Оттуда вас сюда прислал генерал Корнилов. Вы связались с Александром Александровичем Кологривовым? Он создал сильную антиболь-шевицкую организацию. Это всякий калужанин знает. К нему почти вся молодежь записалась. И офицеры тоже есть. Ничего не боятся и в городском саду распевают «старорежимные» песни: «Взвейтесь, соколы, орлами», «Ревела буря», «Бородино». Или маршируют по Пушкинской. Мы теперь все время живем в страхе: вот-вот начнется стрельба, пальба из пушек и наша молодежь пойдет штурмом брать губернаторский дом и дворянское собрание. Вот по этим секретным делам вы, наверное, и ездите: были в Туле, теперь в Калугу катите — ведь правда? Верно, привезли распоряжения с Дона?

— Нет, дорогая Мария Михайловна! — решительно замотал я головой. — Путь у меня не в Калугу, а в Петроград. Может быть, какую-нибудь работенку там получу. Нужно же где-то приткнуться и зарабатывать, — глядя на свои руки, сказал я со вздохом.

Мария Михайловна сочувственно на меня посмотрела и вдруг ожила, даже радостно взяла меня за руку.

— Поезжайте-ка вы лучше в Москву. Там скорее устроитесь. Вот я вам помогу; как хорошо, что мы встретились. Там знаменитый Анд-рюша Толстой занимает у большевиков какой-то крупный пост. Знаете, он большая шельма, ведь чуть ли не с начала войны околачивался в наших запасных батальонах. Все ехал на фронт, несколько раз уст

 

раивали ему проводы, а он и не думал уезжать — торчал в Калуге да за соломенными вдовами ухаживал. Конечно, в мартовские дни ходил с большим красным бантом на груди, но избегал встречаться со знакомыми. Ну, а вот когда у нас стал формироваться Корниловский ударный батальон, Андрюшка первый появился на Никитской улице в красной форме корниловских молодцов. Вы не видели этой формы? Страшная она! На фуражке череп. На рукаве — вот не помню на каком: правом или левом — череп и две кости крестом. Погоны черно-красные, тоже с черепами... Словом, тихий ужас охватывал. Таких ударников у нас было не много — несколько человек. Гуляли они по Никитской. Все им низко кланялись, спасителями России считали. Только злобная солдатня отворачивалась от них, а бывало, и поругивали. А корниловцы — не задирались. Когда началось выступление Корнилова — все мы вздохнули с облегчением. А солдаты с красными плакатами вышли и во все горло орали: «Да здравствует Керенский!» Корниловцев я тогда не видела. Говорили, что они уехали в свои полки. Но оказалось — неправда. После корниловского провала я Андрюшку видела посеревшего, растерянного, в потертом костюмчике. Затем исчез. А недавно я была в Москве. Зашла к знакомым, и, представьте, Андрюшка там. Опять герой, у большевиков устроился. На прямом проводе Царицынского фронта с Главным штабом сидит. Все знает, всем распоряжается. Увидите его, скажите, что от меня пришли. Он что-нибудь для вас сделает.

— А как же мне его найти? — полюбопытствовал я.

— Очень просто: идите туда, где штаб Московского военного округа был. Вы, конечно, там бывали? Спросите у дежурного товарища Толстого.

Поезд стал убавлять скорость. Вагон закачало на стрелках. За окнами во все стороны побежали пути — Калуга!

Мария Михайловна завозилась с вещами. Я стал ей помогать. Проводил до выхода из вагона, простился и вернулся на свое место. В окно понаблюдал за ней и, когда она ушла в вокзал, тоже покинул вагон.

Приткнулся я у своих родственников и решил этот приезд посвятить личным делам. Зашел к почтовому чиновнику, моему соклассни-ку по городскому училищу. За чаем мы разговорились о местной жизни. Я рассказал о встрече со словоохотливой Марией Михайловной. Мы много смеялись такой ее осведомленности.

— Ай, подведут эти говоруны Александра Александровича, — с тревогой закончил разговор хозяин. — Не только дамы, но и серьезные люди говорят, что он ведет какую-то политическую работу. Хочешь, я подготовлю почву для твоей встречи с ним?

Я, конечно, охотно согласился.

На другой день у подполковника Тюкова (псевдоним) я встретился с А.А. Кологривовым, присяжным поверенным. Разговор был «осведомительный». Продолжался недолго. О делах мы почти не говорили, а

 

просто распознавали друг друга. Когда при расставании я рассказал Александру Александровичу о встрече с Марией Михайловной и ее рассказе о здешних делах и что он стоит во главе подпольной молодежной организации, мой собеседник развел руками:

— Видно, шила в мешке не утаишь. Конечно, такие дамские разговоры очень неприятны, но они меня беспокоят мало. Гораздо хуже то, что большевики создают какое-то специальное учреждение для самой крутой борьбы с нами, их противниками. Вероятно, придется быть осторожнее и реже встречаться с воинственно настроенной молодежью и господами офицерами, а то теперь дверь у меня не закрывается. Кажется, нужно всякую подпольную работу прекратить. Мы условились в следующий мой приезд встретиться. Я пробыл в Калуге несколько дней и уехал в Москву.