Бурное собрание в Ростове-на-Дону

 

В 1936 году Театр под управлением Л. С. Вивьена был приглашен на гастроли в Баку и в Ростов.

9 сентября на сцене местного театра шел очередной спектакль.

Как всегда зал был полон. Артисты по нескольку раз выходили на поклон. А на душе у них было скверно. Очень скверно.

Со сцены они прямехонько попадали в руки сотрудников НКВД, которые, не дожидаясь окончания спектакля, допрашивали каждого за кулисами, откуда появилась контрреволюцонная литература в театре, почему не сообщили в соответствующие органы и т. д.

Гастроли подходили к концу. Вивьена не было. За него оставался Борис Павлович Петровых, второй режиссер. И два заместителя директора: по художественной части — Василий Меркурьев, по хозяйственной — Николай Липчук.

Артисты завидовали тем, кто уже уехал домой. Отвечали на вопросы невнятно, сбивчиво. Некоторые попытались отшутиться, но прикусили язык.

Случилась беда — это понимали все. Как-никак, шел З6-й год. Позади — убийство Кирова и сталинский тезис об обострении классовой борьбы. Только что, в августе, состоялся суд над Каменевым и Зиновьевым и их расстрел. Буквально несколько дней назад

 

газеты опубликовали статью Пятакова: «Врагов надо уничтожать, как падаль, заражающую чистый бодрый воздух советской страны». Пятаков вскоре будет арестован и уничтожен сам.

В тюрьмах и лагерях тысячи людей. И грозовая тень 37-го уже нависла тучей...

Актеры — народ легкомысленный, но чуткий к тому, что витает в воздухе. После спектакля никто из них не ушел из театра. На следующий день было назначено общее собрание.

В Государственном архиве литературы и искусства Санкт-Петербурга сохранился протокол этого собрания^*. Редчайшая находка. Все подобные бумаги изымались НКВД.

Конечно, протокол — это не стенографический отчет. Он конспективен. Но все равно передает и содержание выступлений, и настроение собравшихся.

«10 сентября 1936 года. Начато в 10 часов. Окончено в 18 часов 30 минут».

Собрание шло восемь с половиной часов! Жизнь каждого висела на волоске. Сотрудники НКВД нашли в буфете театра во время вчерашнего вечернего спектакля книги Зиновьева и Каменева — «врагов народа».

Я ничего не меняю в протоколе, это документ времени. Комментарии заключены мною в скобки.

 

«Присутствуют: работники Ленинградского театра под управлением Вивьена, театра АРС (вероятно, того самого, в чьем помещении проходили гастроли ленинградцев), работники театрального буфета, а также представители местного управления летними зрелищными мероприятиями. Всего 70 человек.

В Президиуме — инструктор Андреевского райкома ВКП (б) Ростова-на-Дону Звездин и член Президиума Азово-Черноморского крайкома Союза РАБИС (Союза работников искусств) Гаврилов.

После доклада Звездина «О факте вскрытия контрреволюционной литературы в помещении театра АРС» начались прения.

Прения.

ЛИПЧУК (зам. директора театра Вивьена): 18 августа ко мне и Вивьену подошел Петровых и сказал, что он увидел в реквизите книгу Каменева и предложил ее уничтожить. Ершову было поручено сжечь все книги к/р. Он сказал, что исполнил. Я считал, что не надо проверять пепел.

ПОЖАРНИК МИЩЕНКО: Откуда попали книги?

ЛИПЧУК: Из Ленинграда.

ЕРШОВ (актер, зав. постановочной частью театра п/у Вивьена): Я поручил это зав. рекви-

 

зитом Румянцеву. А он выбросил в уборную. Книги эти взяты из Клуба железнодорожников, Тамбовская, 63.

РУМЯНЦЕВ: Ершов, действительно, сказал: сжечь. А я по своей глупости выбросил. (Позже он прибавит: Выбрасывать было жаль. Обложки хорошие. Хорошо смотрелись на сцене. Да и жечь я боялся, так как театр деревянный.)

ПОЖАРНИК: А что вы жгли вчера?

РУМЯНЦЕВ: Все старые книги в реквизите.

ЗВЕЗДИН: Как книги оказались в буфете?

БУФЕТЧИК: Я отпускаю потребителю товар. Меня часто просят завернуть пирожное или пирожки в бумагу. А бумаги нет. Вот я и...

ЗВЕЗДИН: А вам известно, что нельзя заворачивать товар в печатные или исписанные листы?

БУФЕТЧИК: Другой бумаги у меня нет.

ЗВЕЗДИН: Сколько времени вы заворачивали продукты в эту бумагу?

БУФЕТЧИК: В течение этого вечера. Остаток взял агент НКВД.

ЕВГРАФОВ (артист театра, член ВКП (б)): Я считал и считаю, что этот факт — крупнейшее событие антисоветского характера. Это распространение контрреволюционных цитат. Я не говорю, что в нашем театре контрреволюционная организация. Кто ее знает... Пусть этим займутся соответствующие органы... (Вот здесь, конечно, у всех перехватило дыхание. И каждый почувствовал: надо спасаться.) Я первым увидел книгу еще в Баку у Усаковского. Я пошел к Меркурьеву... Он

 

сказал: это реквизит. Это трудно изъять. Я виноват в том, что не добился, не взял за горло.

ЗВЕЗДИН: Почему вы не довели до органов НКВД?

ЕВГРАФОВ: Это моя ошибка.

ЗВЕЗДИН: Просто ошибка?

ЕВГРАФОВ: Грубая политическая ошибка. (Как видно, у члена ВКП (б) задрожали поджилки, и он поторопился «искупить».) Некоторые хвастались, что год тому назад об этом знали...

ЗВЕЗДИН: Кто хвастался? (Чувствуете, это уже не вопрос, а допрос.)

ЕВГРАФОВ: Максимов.

МАКСИМОВ (артист театра, комсомолец): Я не хвастался, я говорил, что около года тому назад уничтожил историю партии Зиновьева.

КОВАЛЕНКО (осветитель сцены): Двойная зараза выходит: политическая и санитарная... (Не попытка ли увести от опасной темы? Но выступающий ею не воспользовался.)

МАКСИМОВ: Я считаю, что выполнял свой долг комсомольца, когда рвал книгу. Я виноват, что не до конца довел. Все мы виноваты в халатности. Мы притупили бдительность. Например, до нас не доводили, какие книги Ярославского годны для проработки, а какие нет. И в чем вред этих книг. Никто нам не говорил из преподавателей. (Возможно, Максимов был студент-стажер, такие были в труппе. В резолюции собрания будут перечислены все комсомольцы: Максимов, Гуревич, Третьяков, Жуков, Маркевич и Ольга Лебзак — и сказано, что о них «следует сообщить» в райком партии и комсомола.)

 

УЗИНГ (оркестр): Я утверждаю, что у нас нет сознательной контрреволюции.

ПЕТРОВЫХ (режиссер театра): Убежден, что нет умышленного распространения к/р литературы. Но факт притупления бдительности налицо. И разгильдяйства. Много говорим о бдительности, а сами оказались шляпами. Проморгали такое дело. Любой пионер нашей страны знает, что Троцкий, Зиновьев, Каменев - проклятые враги народа.

Мы все мечтаем, чтобы нас называли беспартийными большевиками. А сами оказались шляпами. Проморгали такое дело. Да, оказались беспартийными шляпами... (Думаю, при этом все облегченно вздохнули. Наступила некая разрядка, ибо "шляпы" — это не так уж плохо.)

СПАЙКОВ (директор ресторана «Красный мак»): Моя точка зрения: не место Алуеву торговать! Правила санитарии он грубо нарушил. Я не знаю, какое у него прошлое... Его принимал на работу Трест. Актеры - передовой народ. Действительно, шляпы сидят в буфете.

ГОЛУБЕВ (актер): Наш театр в помещение на Тамбовской переехал в октябре... (Значит, в октябре 35-го театр под управлением Вивьена получил сцену на Тамбовской, 63.) В январе я увидел на сцене книжку без титульного листа. Мы говорили об этом на политуроке. И я считал, что выполнил свой долг... (Это уже защитная реакция на происходящее. Каждый — сам за себя.)

ТРЕТЬЯКОВ (артист, комсомолец): Мы выступали на ночном собрании горячо и много... К прика-

 

зам мы относимся без уважения, по-мальчишески. Нам надо внимательно присмотреться друг к другу (!). Но в данном факте нельзя усматривать контрреволюцию. Это разгильдяйство.

ГАВРИЛОВ (Крайком Союза РАБИС): Театр должен был всколыхнуть вопрос. Мы самокритики на собрании не добились. (Представитель Крайкома пошел в наступление. Лучший вид самозащиты.) Что произошло? Вивьен по-свойски сказал: Коля, уничтожь... Липчук - Ершову, Ершов - Румянцеву. Политзанятия в театре не проводились.

Предлагаю исключить Липчука из Союза Рабис, Ершова снять с работы и исключить из Союза Рабис. И Румянцева тоже.

Архангельский нашел к/р литературу в уборной и принес буфетчику. Здесь уже уголовное дело. Снять с работы и привлечь к уголовной ответственности.

С буфетчиками пусть разберется трест.

БУФЕТЧИК (поняв, что крайним оказывается именно он!): Я умолял — дайте бумагу! Зав. кафе говорила: доставай сам. Я понятия не имел, что за бумага, в которую заворачивал пирожки.

КОЧЕРГИН (управляющий зрелищными мероприятиями): Товарищ Гаврилов правильно заострил вопрос. Основная вина на театре Вивьена, который привез нам эту заразу.

ЗВЕЗДИН: Не перестраховывайтесь! (Позиция инструктора райкома: враги рядом с нами, среди нас, а Ленинград сам разберется.)

КОЧЕРГИН (вмиг понял): Мы, конечно, тоже должны сделать выводы...

 

ПЕТРЕНКО (актриса театра Вивьена): Я обвиняю коллектив в политической безграмотности. Комсомольцев — в потере классовой бдительности.

ЛИПЧУК (зам. директора театра): Мы виноваты, в том числе и я. И мы себя осудили. Но выступать так, как Гаврилов, безответственно. Мы знаем цену таким выступлениям.

ГАВРИЛОВ: Кто это - мы?

ЛИПЧУК: Я! (Ленинградцы явно приободрились, почувствовав поддержку председателя собрания.)

МАЙСКИЙ: (директор театра АРС, в поддержку своего прямого начальника Гаврилова): Вы уезжаете, оставляя плохой след. Мало хорошо играть на сцене, надо иметь бдительность во всем.

МЕРКУРЬЕВ (зам. директора театра п/у Вивьена по художественной части): Все тут навалились на Липчука и обошли мою фамилию. Мне в голову не приходило, что у нас осталась такая литература после того, как была уничтожена книжка в Баку, о чем говорил Евграфов. Никто, конечно, не читал этих книг. Архипов повырывал первые страницы.

Я хочу вступиться за Липчука. Он не бюрократ. Это чуткий человек, который всегда заботится о товарищах. (После этого выступления артисты опять воспряли духом.)

ТАСКИН: Четыре часа я слушаю, как оплевывают наш театр. Да это просто несчастный случай.

ЗВЕЗДИН: Не заплевываем и не дадим заплевывать. Мы высоко ценим искусство. Вы читали передовую «Правды» за 7 сентября?.. («Мы», т. е. партия. Звездин, работник райкома партии, говорит от

 

ее имени. И еще раз дает понять, что с Ленинградом ссориться не хочет.

...Газета «Правда» 7 сентября напечатала Указ об установлении звания «Народный артист СССР» и сообщила о присвоении этого высокого звания 13 актерам и режиссерам.

А передовая газеты, «Выдающиеся мастера советской сцены», гласила, что вся история мирового театрального искусства есть история тяжких унижений, безысходных мук и страданий актера.

«Только Великая пролетарская революция освободила работника театра и возвела его на невиданную дотоле высоту».

Первыми в списке награжденных — мхатовцы: Станиславский, Немирович-Данченко, Качалов, Москвин. Среди тринадцати и Екатерина Павловна Корчагина-Александровская, артистка Ленинградского театра Акдрамы. Я еще вернусь к этому имени.

Актеры театра после этой реплики Звездина окончательно приободрились.)

ЕРШОВ: Я признаю свою вину. Но товарищ Гаврилов перегнул, говоря, что меня надо гнать из членов Рабиса. Помогите мне лучше исправить вину.

РУМЯНЦЕВ: Впредь я тоже буду умнее...

АРХАНГЕЛЬСКИЙ: Здесь говорят, что я книги нашел в уборной, а я их принес из душевой.

ЕКАТЕРИНИНСКИЙ (ученик Вивьена, в будущем - актер Академтеатра им. Пушкина): Мы не позволим обвинить в бюрократизме Липчука. Легко приклеить ярлык. Это исключительный работник. Мы все его любим и уважаем. Мы виноваты. Но театр

 

еще никогда не уезжал с гастролей вот так. Вместо грамот, благодарностей — выговоры. Сегодня в нашем театре улыбки не встретишь.

ПЕТРЕНКО: И политзанятия у нас бывали, а каких нам присылали докладчиков?! Стыдно слушать!

ПЕТРОВЫХ: Я возмущен выступлением председателя Крайрабиса Гаврилова. Это безответственное выступление, мы не дадим себя закопать! Мы докажем, что мы актеры советского театра.

ГАВРИЛОВ: Обращаю внимание, что выступление Петровых было встречено аплодисментами. А выступление было нервное, может быть, Петровых больной? Он до сих пор на меня злыми глазами смотрит.

ЗВЕЗДИН: Паше собрание чуть было не соскользнуло на ссору между Ростовом и Ленинградом. Это плохо. Притупление бдительности, конечно, есть...

(Свое длинное заключительное слово Звездин закончил тем, что заклеймил позором Троцкого, Зиновьева и Каменева, заклятых врагов народа.)

Предложение об исключении из Союза Рабис Липчука, Ершова и Румянцева было единогласно отклонено, им объявили «суровое общественное осуждение за притупление классовой бдительности».

Было принято решение о снятии с работы зав. постановочной частью Ершова и зав. реквизитом Румянцева.

Также было решено написать в Ленинград на Тамбовскую, 63 письмо о том, что у них на чердаке валяется контрреволюционная литература.

 

И — самая грозная по своим последствиям строка резолюции: «Передать данный материал в органы НКВД». (Впрочем, этого было уже не избежать.)

В Ленинградский областной комитет Союза Рабис пошло письмо о том, что 9 сентября 1936 года сотрудниками НКВД была обнаружена в театральном буфете контрреволюционная литература. Это произошло во время гастролей в Ростове-на-Дону Ленинградского театра под управлением Вивьена.