18 марта, день расстрела
Это был выходной. В Ленинграде во всех театрах шли утренние спектакли.
В театре Радлова показывали пьесу «Баку» Никитина. Члена подпольного комитета Емельяна играл Николай Лапин, младший брат отца, ученик Радлова.[i] Братья были очень привязаны друг к другу.
И хотя разница между ними была всего в пять лет, дядя Коля испытывал к Василию сыновние чувства. Их отец умер рано, когда Коле было 13, Васе 18 лет.
Не согласен, не согласен,
Не согласен жить без Васи!
— смеясь твердил Николай.
[i] Николай Лапин (1906 - 1942). Ученик Радлова, работал в радловском театре. Умер от голода в блокаду.
...18 марта сразу в двух театрах шла пьеса братьев Тур и Шейнина «Очная ставка». Роль следователя Ларцева в театре имени Пушкина играл Николай Симонов, в Ленкоме Юрий Толубеев, товарищи отца по институту.
Ларцев — лицо не вымышленное, образ писался с одного крупного чекиста Федора Ларцева. И приходился он моему мужу родным дядей. Такой парадокс. На семь пар чистых и семь нечистых нас не развести...
Бывало, что по обе стороны тюремного глазка оказывались жертвы Системы.
...18 марта на улицах Москвы и Питера шло ликование по поводу возвращения завоевателей Северного Полюса. В театре Иосифа Сталина смена декораций и освещения: только что чернили бухаринцев, теперь — в лучах славы папанинцы, среди них Петр Ширшов. Он выступает с пламенной речью перед ленинградцами:
«Не трудно работать когда знаешь, что о тебе заботится сам товарищ Сталин!»
Ширшов станет основателем Института океанографии АН СССР, а его жену, киноактрису Гаркушу-Ширшову арестуют без предъявления ордера на арест, и она умрет в Магадане в 1948 году.
Поистине театр Иосифа Сталина — уникальное явление!
...Я не знаю, как расстреливали людей в 1938 году. И где. В подвалах ли Серого дома пулей в затылок. Или вывозили в Левашово.
Первый раз я была в Левашове 18 марта 1990 года. Стоял туман. И зеленый забор, к которому я жалась, был жутковат своей бесконечностью. За ним — кладбище. Здесь погребено 46771 человек. Наконец-то
дверь. Закрыта наглухо. Висит объявление: «Мемориальное кладбище будет открыто в 1990 году».
...Через три месяца солнечным июньским днем я шла по той же дороге. Цепочка людей тянулась к кладбищу. Рассказывали друг другу одно и то же: «Нам сказали десять лет без права переписки — и все».
Говорили, что расстреливали по 40 человек и бросали в ров. Эти рвы до сих пор приметны...
Может быть, расстрелы в 1938 году в Левашове проходили так же, как и в 1921-м в Бернгардовке? И здесь будет к месту отрывок из документального рассказа Ореста Высотского «Гибель Николая Гумилева».*
«...Чуть посветлело окно, резче проступили черные прутья решеток, когда в тюремном коридоре послышались шаги многих кованых сапог, приглушенные голоса, где-то щелкнул дверной замок, раздался громкий, надрывный крик, сразу смолкший - то ли закрыли дверь, то ли кричавшему заткнули рот. В камере сразу проснулись, молча прислушиваясь к происходящему за дверью.
* Орест Высотский. Гибель поэта. Кодры. Молдова литературная. — Кишинев, 1991 — № 9.
— Давай все на выход, поживей?
В тюремном дворе, мокром от шедшего ночью дождя, тарахтели два грузовика, и в сыром воздухе стоял удушливый запах бензинной гари. В кузове первой машины уже сидели на корточках арестанты, во вторую полезли только что подошедшие. Было раннее сырое утро, над крышами низко висели лохматые тучи.
— Николай Степанович, куда нас везут? Неужели?.. — тихо спросил князь Туманов.
— Не знаю Константин Давыдович, не знаю. Все может быть, — так же тихо ответил Гумилев.
Дорога вошла в ельник с одинокими соснами. Передняя машина остановилась в сотне шагов, из нее начали выпрыгивать люди. Из задней конвоиры тоже приказали вылезать. Дождь перестал, на дороге были лужи.
Возле передней машины началась какая-то суета, несколько конвоиров пошли туда, издали донесся пронзительный крик, точно кричал подстреленный заяц.
Когда вторая группа со связанными руками, скользя по грязной дороге, подошла к передней машине, там было уже все кончено. Возле большой, вывороченной с корнем сосны желтела свежей глиной большая яма. От нее к стоявшим толпой людям подошел человек в кожаной куртке, засовывая наган в кобуру, вынул бумагу, и с заметным латышским акцентом начал читать постановление Петроградской Чрезвычайной Ко-
миссии от 24 августа 1921 года о раскрытии в Петрограде контрреволюционного заговора.
Николай Степанович стоял со связанными руками за спиной, чувствуя противную тошноту, подступающую к горлу, струйки холодного пота, текущие по спине. И все окружающее казалось странным, страшным сном, от которого он вот-вот проснется.
...И вдруг сердце замерло от восторга, как замирает у ступившего на край стены, где только воздух. — «Вот оно — искупление, Господи..!» — мелькнула мысль, почти неосознанная — и Гумилев, высоко вскинув голову, пошел к яме...
У русского народа издавна особенно трогательна любовь к мученикам, погибшим не в бою, не в борьбе с врагами, а именно безвинно. Не случайно первыми русскими святыми стали преподобные Борис и Глеб, зарезанные по приказу Святополка Окаянного. Склонность к жертвенности, готовность идти на заклание — это самая большая активность, самый высокий героизм. Точно в яркой вспышке молнии, появляется в ней сила духа. Это есть, по словам профессора Льва Николаевича Гумилева — пассионарность».
Склонность к жертвенности? Не знаю, не знаю.
...Сколько человек было расстреляно 18 марта 1938 года? Сорок? Среди них и шестеро работников театра железнодорожного транспорта: Вольдемар Мишель, Владимир Погодицкий, Сергей Патрикеев, Иван Анухин, Роберт Томашевский и Василий Лапин.