УСЛЫШАТЬ ГРИГА...

Работа рядовым врачом после должности начальника Санчасти всего строительства показалась легкой. Появилось много свободного времени, которое я использовал на общение с друзьями, на чтение. Библиотеки не было, книги можно было достать только с рук. Владельцы давали их другим не очень-то охотно, требовали взамен тоже что-нибудь почитать.

Я продолжал заниматься английским языком. Несколько книжек на английском мне прислала сестра и я сразу их прочитал. Потом услышал, что у одного из зеков есть Эдгар По на английском. Книга была старая, изданная в Америке, истрепанная, без переплета. Я получил эту книгу, пообещав в награду переплести ее. Эта книга познакомила меня с Вейсбремом, евреем из Дании, очень интересным, эрудированным (впоследствии мы дружили семьями в Инте, после реабилитации в 70-х годах он умер в Москве).

Итак, я принялся за ремонт книги, сшил ее. Края, обрезы книги были очень потрепаны. Обрезать же края мне не хотелось:

слишком маленькие оставались поля. Пришло в голову обжечь их концом раскаленной кочерги. Получилось удачно, все шероховатости исчезли. После старательной очистки края получились ровными, желтоватого цвета. Труднее оказалось найти картон для переплета. Наконец отыскал какую-то коробку на базе. Затем, для оклейки картонного переплета, я использовал старую бельевую ветошь, уже не белого, а грязно-серого цвета. Корешок книги и уголки переплета я сделал тоже матерчатыми— из старых байковых портянок. Получилось неплохо. Сшил книгу аккуратно, прочно, ровно обрезал. На матерчатой оклейке переплета я вырезал окошечко, куда подклеил хорошую бумагу с именем автора.

Как-то эта книга попала в руки моего друга, в прошлом руководителя одного из издательств в Ленинграде. Он долго рассматривал ее, потом сказал: «Какие молодцы эти американцы, как хорошо они сделали книгу под старую».

Для обмена у меня был толстый том сочинений Маяковского, который я как-то подобрал на улице при ликвидации одной библиотеки. Читал, прочитывал, обдумывал. И после напряженной работы в течение нескольких лет начальником Санчасти все равно оставалось время на то, чтобы думать...

Под окном моей избушки, стоявшей на косогоре, протекал ручей, который, весной и летом полный воды, бежал по каменистому дну и издавал такое музыкальное журчание, что я мог слушать его часами, чаще всего по ночам. Мне кажется, в итоге таких «прослушиваний» я лучше стал понимать музыку, особенно Грига. Журчание ручья было удивительно разнообразным. Такого музыкального ручья я никогда прежде не слышал, и мне не жаль было тратить на него ночное время отдыха.

Появившееся свободное время позволило мне больше общаться с людьми, среди которых встречалось много интересных. Вот молодой химик, ученый, работавший в Москве и посланный на год в военное ведомство для специализации по отравляющим веществам и испытаниям их на животных (лошадях). Через год его оттуда не отпустили. Он написал Ворошилову, и тот приказал отпустить. По дороге домой его арестовали и он получил пять лет лагеря «за разглашение военной тайны». Это Игорь Григорьевич Козорезов.

Другой химик, пожилой ученый, привязался ко мне, когда я его вылечил от застарелого плеврита. Я спросил, почему он так долго терпел, не лечился, он ответил, что врач, его лечивший (хороший, кстати, специалист), как-то сказал ему: «Если бы вы знали, как вы все мне надоели».

Был шахтер (не рядовой), который после лечения жал мне руку и говорил: «Знаете, за много лет я впервые встретил настоящего врача». Все это несколько согревало...

Часто тесный кружок собирался в нашей хибарке, где я жил тогда с писателем Гжицким. Было много интересных бесед, но мало о политике — ее обсуждение считалось бесполезным. Общим мнением было, что сажают не виноватых в чем-либо, а просто потенциальных врагов существующего кровавого режима: партийный актив, способный мыслить самостоятельно, критически, имеющий смелость высказывать свое мнение, и авторитетных, популярных, способных повести за собой людей. Считали, что большую роль тут играет чья-то иностранная разведка, устраивающая провокации и подбрасывающая, снабжающая фальшивками.

На встречах угощаться было нечем, но однажды крестьяне-рыбаки подарили мне свежепойманного лосося — семгу. Вареная, она ничего особенного собой не представляет, и я решил ее засолить. Рецепта засолки я не знал, и получилась рыба немножко с душком, но со вкусом настоящей семги. Все, кого я угощал, ее хвалили.

На свой день рождения (в мае) я надумал приготовить вино: сколько-то спирту, воды и растворенные в этой смеси конфеты-подушечки. Они растворились полностью. Начинка конфет придала вину фруктовый вкус. Когда я угостил этим напитком своих гостей — писателя Гжицкого и профессора Майфета, оба они в один голос заявили, что никогда в жизни такого вкусного вина не пили.